Жигалово. Часть 2. Война

 
   Родная Нюре деревня Жигалово была оккупирована гитлеровскими войсками с самого начала войны, в июле 1941 года и была освобождена в сентябре 1943 года. Два с лишним года жители терпели на своей земле гитлеровцев. И как могли, рискуя собственной жизнью, помогали партизанам продовольствием и всякими житейскими надобностями. Мужчины, не успевшие уйти на фронт или к партизанам, в смоленские леса, были расстреляны или заживо сожжены. Женщины и дети прятались в домах, стараясь не попадаться фрицам на глаза. Два года слёз, страха, смертей и горя выпало на долю отдельно взятой маленькой деревеньки. Соседние деревни и сёла полыхали, сжигаемые фашистами вместе с жителями.
После разгрома основных сил советского Западного фронта в Белостокском и Минском направлениях немецкие войска придвинулись к рубежу рек Западная Двина и Днепр и изготовились к новому наступлению на Московском направлении. Здесь занимали позиции войска советского Западного фронта под командованием маршала С.К.Тимошенко. В попытке остановить продвижение немецких войск на центральном участке советско-германского фронта 6 июля 1941 года советское командование предприняло наступление на Лепельском направлении. Однако, наступление захлебнулось, советские войска понесли большие потери и отступили в район между Оршей и Витебском.
Уже 8 июля части немецкого 39-го мотокорпуса 3-й танковой группы Гота форсировали Западную Двину и 9 июля заняли город Витебск. Советские войска Западного фронта не успели занять оборонительные позиции. В районе Смоленска во втором эшелоне Западного фронта заканчивала сосредоточение 16-я армия генерал-лейтенанта М.Ф. Лукина.
Тогда, 11 июля 1941 года, немецкий 39-й мотокорпус, сломив сопротивление не успевшей сосредоточиться 19-й армии в районе Витебска, начал наступление на Демидов, Духовщину и Смоленск. 13 июля он достиг Демидова и Велижа, занял Духовщину, вступил в бой за Ярцево и 15 июля прорвался к шоссе Смоленск—Москва.
В ходе операции «Барбаросса» 3-я танковая группа Гота, наряду со 2-й танковой группой Гудериана, была основной ударной силой группы армий «Центр». Группа Гота наступала через Белоруссию в направлении Москвы.
Командующий немецкой 3-й танковой группой Вермахта в составе группы армий «Центр», генерал-полковник Герман Гот был человеком долга, офицерской чести и всячески поддерживал теорию чистокровности арийской расы. Среди коллег слыл авторитетным и безжалостным офицером. Военную карьеру он начал еще в 1904 году, окончив кадетский корпус. Подчинённые дали ему прозвище «Папа Гот». Он был уверен, что сопротивление армии противника уже сломлено и в душе уже праздновал победу:
- Эти русские совершенно не умеют воевать! Фюрер прав, нас ждёт «Блицкриг»! - любил повторять Гот.
Под впечатлением крупного успеха группы армии «Центр» Гитлер в одной из своих бесед 4 июля ещё раз затронул этот вопрос:
- Я уже давно пытаюсь поставить себя на место противника. Практически он уже проиграл войну. Очень хорошо, что нам в самом начале удалось уничтожить русские бронетанковые войска и авиацию. Русские не смогут восполнить эти потери… - но он совершенно не знал русских, и позже всем стало понятно, как же подвела Гитлера его самоуверенность.
В этот день Гот сделал очередную запись в своём дневнике, как всегда аккуратным и ровным почерком:
«15 июля стало ясно, что выход 39-го танкового корпуса к автостраде восточнее Смоленска привел к большому успеху. Перемешанные между собой войска нескольких дивизий противника стягивались к Смоленску и севернее его. Начиная с 15 июля в этот район стали отходить и те части противника, которые 14 июля под Оршей контратаковали войска северного крыла 2-й танковой группы. 15 июля воздушная разведка донесла, что участок автострады Орша—Смоленск забит транспортом, который четырьмя—пятью колоннами
двигается по направлению к Смоленску. Здесь ожидалось большое скопление противника, так как 7-я танковая дивизия упорно удерживала автостраду северо-восточнее Смоленска и в течение 16 и 17 июля отражала все попытки противника прорваться в северо-восточном направлении…»
 
   После поражения Германии 8 мая 1945 года Гот был взят в плен американскими войсками. В октябре 1948 года приговорён Нюрнбергским трибуналом к 15 годам заключения, как и многие, совершившие страшные преступления против народов, против человечества. Преступления, которым нет прощения. Преступления, тяжесть которых нельзя искупить.
Герман Гот был отпущен на свободу в апреле 1954 года. Умер он в 1971 году. Перед своей смертью Гот написал мемуары под названием «Танковые операции». В заключении к своей книге Герман Гот писал:
«Историк, который попытается объяснить, почему кампания 1941 года не достигла своей цели, несмотря на все одержанные с подавляющим преимуществом военные победы, приведет в числе прочих три следующие причины: во-первых, недооценка политической и военной силы сопротивления России; во-вторых, расхождение политико-стратегических целей, поставленных Гитлером, с оперативными целями военного командования и, в-третьих, как результат этого расхождения, вмешательство Гитлера в проведение операций, нарушившее столь необходимое доверие между военным и политическим руководством. Будущий историк придет к заключению, что если учитывать военную обстановку, то нападение на Россию было политической ошибкой и что поэтому все военные усилия с самого начала были обречены на провал».
Но всё это было позже, а пока, война только набирала свои обороты, уничтожая всё на своём пути, уродуя людские судьбы и души, нанося непоправимый урон огромному и сильному Советскому государству.
   В окрестностях Жигалово в этот день было особенно не спокойно. Не умолкая гремели взрывы, слышались лязг техники и автоматные очереди. Утром, 18 июля, в деревню вошли солдаты немецкой армии. Они сразу обосновались в домах, что были по добротнее, принялись резать живность и готовить еду. Паника жителей деревни стала лютой ненавистью, когда к вечеру этого же дня всех жителей деревни согнали на площадь перед школой. В толпе плакали разновозрастные испуганные дети. Женщины пытались их успокоить и прикрыть собой так, чтобы малышей было как можно меньше видно. Толпу солдаты сразу разделили на две части: мужчины в одной стороне, женщины в другой. Мужчин было двадцать человек, включая древнего старичка и трёх мальчишек подростков. Среди них был и председатель, Иван Серафимович, который успокаивал мальчишек, что-то говоря им спокойным уверенным голосом.
 
   Степанида стояла в толпе и мысли безжалостно сверлили голову: «Только бы никто не заметил, что я тут одна и нет Петьки с Милкой». Но никто не обращал на неё никакого внимания, все были охвачены страхом и паникой.
Раздался звук подъезжающего автомобиля. У школьного крыльца остановился чёрный Opel Blitz и из него вышел сухопарый, небольшого роста немец, одетый в форму офицера. К нему подбежали несколько солдат, он торопливо отдал им какие-то распоряжения, махнул в сторону толпы кожаными перчатками, в костлявой руке, спешно сел в машину и уехал. Это был Генрих Гот, как и многие истинные арийцы, ненавидящий всё, что олицетворяло славян. Он спокойно и уверенно отдавал приказы о расстрелах и сожжениях мирных жителей, оправдывая свои действия справедливой борьбой за чистоту крови и уничтожения второсортных народов.
В этот момент из школы вышел другой офицер, постоял на крыльце, внимательным взглядом окинул толпу испуганных женщин, что-то скомандовал солдатам и медленным шагом пошёл по направлению к женщинам. Когда раздалась автоматная очередь и толпа утихла, офицер заговорил на ломаном русском:
- Ви все будеть умирать! Ви все есть помогать партизанен! – затем непонятно ругнулся, ещё раз вгляделся в перепуганные женские лица, схватил орущего мальчишку, лет пяти, под мышку и медленно пошёл по направлению стоящей под прицелами автоматов группе мужчин. Мать кричащего и брыкающегося мальчика бежала следом за немцем и пыталась высвободить ребёнка из его цепких рук, но офицер отшвырнул её резким взмахом руки, затем повернулся и пнул сапогом упавшую в дорожную пыль рыдающую мать.
 
   Женщины завопили и ринулись помогать упавшей, но тут же были отстранены тычками в грудь холодными черными дулами автоматов. А тем временем мужчин и мальчишек начали заводить, а некоторых и грубо затаскивать в здание школы. Мальца, отнятого у матери, солдаты тоже запихнули в школу и закрыли дверь. Из здания раздавались стук, крики и детский плачь. Толпа женщин выла и голосила так, что разрывались небеса от этого душераздирающего крика матерей и жён, отчаявшихся помочь сыновьям и мужьям.
Солдаты спешно заколотили окна и дверь, обложили деревянный домик соломой и подожгли…
Долго ещё сдерживали толпу воющих женщин солдаты, периодически посылая в воздух автоматную очередь. Изба сгорела дотла, а каждая женщина из толпы тысячу раз умерла и воскресла за это время. Умерла от горя потери близких, а воскресла для непременной и лютой ненависти и мести этим дьяволам, которые убили мужей и деток.
Фашисты, сделав своё черное дело, покинули страшный погост, а женщины ещё долго стояли в тишине.
 
   Не плакали малышки, которых фашисты оставили матерям. В деревне остались только девочки и женщины. Мужчины и мальчики сгорели заживо.
Ночью женщины вновь тайком пришли на пепелище, где каждая набрала немного пепла, чтобы похоронить погибших. Поливая горькими слезами пепел, бесшумно плача, женщины в своих дворах совершали обряд погребения и отпевали погибших сыночков и мужей.
- Господи! – молча молилась каждая.
- Господи, прими невинно убиенных…
- За что, Господи? – простирали женщины свои руки к небу.
После этой страшной расправы Степанида не позволяла детям даже ночью выходить из подвала. Кормила их там же, целовала в бледные худые личики, укладывала спать и забирала керосинку, чтобы дети не решили ночью её зажечь.
 
   Однажды, ранним утром немцы ворвались в дом Степаниды и начали с шумом всё вокруг крушить и переворачивать, шарить по комнатам, поднимать половики, открывать сундуки и шкафы. Степанида молча стояла возле стола, где замешивала тесто на хлебные лепёшки. Под ногами она чувствовала кольцо крышки погреба, где были спрятаны дети.
Она не смогла удержаться на ногах и грузно упала, когда один из солдат выдернул из-под её ног коврик, обнажив большое кованое кольцо крышки. Солдаты, о чём-то весело говорили на своём языке и пока остальные шарили в вещах, этот солдат отпихнул сапогом упавшую Степаниду и схватился за кольцо. Стешино сердце бешено колотилось и выскакивало из груди, солдат ещё раз посмотрел на неё и резко поднял крышку погреба, его встретила полная темнота и он начал вглядываться в темноту пространства. Степаниде хотелось напасть на него, бить до смерти, чтобы не дать ему возможность ни попасть в погреб, ни увидеть детей. Из темноты не доносилось ни одного звука и время как будто остановилось.
Солдат наклонялся всё ниже и конечно увидел детей, испугано прижимавшихся друг к другу. Он внимательно посмотрел на Степаниду, смотрел ей прямо в широко распахнутые глаза, как будто что-то хотел в них прочитать или пытался что-то сказать.
«Не погуби! Только не выдай их, пожалуйста!», взглядом говорила женщина смотревшему на неё солдату. После некоторой паузы немец резко закрыл крышку погреба, встал, манерно отряхнул колени и на вопрос солдат, махнул рукой и отрицательно покачал головой. Солдаты, чертыхаясь и ворча, потянулись к выходу. Когда они закрыли за собой дверь, Степанида рухнула всем телом на плотно закрытую крышку погреба и разразилась такими горькими рыданиями, что дети тоже начали громко плакать.
 
- Спасибо, Господи! – рыдала Степанида. Она была благодарна этому немцу за то, что он не выдал спрятанных детей.
«Почему он так поступил? - думала она и не могла найти ответ на свой вопрос. Видя недавнюю жестокость этих людей, она не могла поверить в то, что среди них есть те, кто может так поступить. Откуда ей было знать, что у этого солдата ещё до войны погибла жена и трое малолетних детей, их подожгли в собственном доме бандиты. Это была месть за то, что он решил оставить банду и жить честной жизнью ради семьи и детей. Он хотел быть хорошим отцом и мужем, не хотел никого убивать, воровать и обманывать. Когда началась война, он отправился на неё, что бы как можно скорее погибнуть, ведь жить ему было не для чего и не для кого. Но таково было его наказание, что не брали его ни пули, ни снаряды. У каждого своя судьба, каждый несёт свой крест и расплачивается за совершённые поступки, вот он и расплачивался.
Ещё один вопрос мучил Степаниду, который она снова и снова задавала себе: «Кто предал? Кто догадался, что она прячет детей?», но ответить на него она не смогла. Кого было подозревать? В деревне остались только женщины. «Кто же из них? Кто?»
 
   Не смотря на два долгих года оккупации, деревня Жигалово избежала участи стертых с лица земли деревень. 
Но жители её в полной мере познали все тяготы страшной войны. Десятки скорбных похоронок в годы войны было доставлено только в эту небольшую деревеньку. А сколько их было, таких деревень и сёл, сколько пролито горьких слёз…

   Степанида никогда не ждала почтальона и радовалась, когда Анфиска проходила мимо её калитки, но однажды она получила скорбные прямоугольники официальных конвертов. Первая горькая весть пришла в декабре 1942 года о гибели мужа. Её Степан пал смертью храбрых в районе места Большое Заречье под Велижем.
«Почти дома…», подумала она тогда. И тихо, беззвучно зарыдала… «Нет больше моего Стёпушки…»
Горько плача, она присела у стола, невидящим взглядом уставилась в снежную даль окна и замелькали, понеслись в памяти моменты жизни с её любимым мужем. Особенно вспомнился ей вечер их первого случайного свидания, когда сама судьба подтолкнула их друг к другу и связала крепкими узами навсегда.
В ту пору Степан встречался с первой деревенской красавицей Анфисой, да-да, теперь она почтальон. Тогда Анфиска была рослой и дородной барышней с густой и длинной русой косой. Все деревенские женихи друг перед другом лезли вон из кожи, пытаясь добиться её расположения. Они частенько устраивали потасовки, выясняя отношения, но Анфиса отказала всем и, наконец, выбрала Степана.
 
   Его счастью и гордости не было предела, хотя именно из-за этого счастья его частенько награждали тумаками деревенские «казановы». Но Степан тоже был не промах и разукрашивал синяками и ссадинами тела и лица назойливых ухажёров. Через какое-то время ему это изрядно надоело и радость от выбора Анфисы начала улетучиваться, тем более, что она не пресекала ухаживания, а всячески подогревала ревнивых парней своим поведением.
В один из вечеров, когда молодёжь собралась на посиделки в одном из деревенских домов и произошла наивная и романтичная история Степана и Степаниды. Стеша, как девушка серьёзная, приходила на такие вечеринки крайне редко, но сегодня был особый случай – она дошила новое нарядное платье и непременно хотела покрасоваться в нём перед подружками. Тем более голубой цвет, как нельзя лучше подходил ей, а вышивка, украшавшая платье была сделана ею безупречно. Как не похвастаться?
Когда Стеша вошла в дом, гуляние было в разгаре, но девушки сразу кинулись ей навстречу, они любили эту своенравную, строгую и умную девчонку. Любили с ней шушукаться, откровенничать и получать дельные и нужные советы. А если Стеша, после долгих уговоров, бралась сшить по просьбе платьице или кофточку – это было счастье для подружки. Такой наряд знатный получался, все завидовали.
 
   Парни тоже сразу обратили на неё внимание и стали приглашать танцевать, Стеша была в хорошем настроении и танцевала со всеми, кто приглашал. А когда кавалеры после окончания танца предлагали проводить домой, она каждому отвечала, что её уже провожают. Беда заключалась в том, что провожатого у Стеши не было, а в деревне такой обман не приветствовался.
Окинув взглядом большую комнату, заполненную шумной молодёжью, Степанида остановила свой взгляд на сидевшем у окна с газеткой в руках Степане, она всегда считала его самым серьёзным и порядочным молодым человеком. Он делал вид, что с интересом что-то читает, а сам наблюдал за Анфисой и периодически качал головой, выказывая тем самым своё раздражение. Но Анфиске было всё равно, что он там делает Степан, она от души веселилась и упивалась всеобщим вниманием.
- Степа, здравствуй – присев рядом сказала Стеша.
- Здравствуй! – улыбнулся ей Степан и откинул газету в сторону. – Чего не танцуешь?
- Натанцевалась уже – смущённо ответила Стеша.
- Может, потанцуешь со мной? – робко спросил Стёпа.
- С тобой? Ну, давай потанцуем – улыбнулась Стеша и зарозовела жарким румянцем.
Они танцевали, казалось, нет вокруг шумной и весёлой толпы, нет толкающихся и танцующих рядом парочек, а вокруг только музыка и они вдвоём. Она ловила себя на мысли, что ей так сейчас хорошо и спокойно, она в надёжных и сильных руках, которые способны уберечь её от всех бед и несчастий. Он видел её глубокие и умные глаза и понимал, вот на что надо обращать внимание, на внутреннее содержание, а не на яркую шелестящую обёртку.
Они условились, что Степан проводит Анфису и вернётся за ней. И он не заставил себя долго ждать, буквально тут же появился на пороге комнаты. «Как же быстро ты вернулся…», подумала про себя Стеша, увидев запыхавшегося Степана.
Они спешно покинули дом, и пошли по дорожке, ведущей к улице, где жила Степанида. Сначала они шли молча, смущаясь и даже не касаясь друг друга. Но плохо протоптанная снежная тропинка постепенно сужалась, заставляя их прижиматься всё ближе и ближе. В конце пути они уже весело разговаривали, Стёпа рассказывал какие-то истории, а Стеша заливалась весёлым, звонким смехом. На душе пели трели сказочные птицы, сердце бешено колотилось от ощущения счастья, а предательские щёки краснели от смущения.
«Как хорошо, что сейчас темно…», думала Стеша, трогая свои горячие раскрасневшиеся щёки прохладными ладошками.
«Как хорошо, что она подошла ко мне…», думал Степан, «Я сам никогда бы не решился…»
Уже через пару месяцев в дом родителей Степаниды пришли сваты, а этот вечер стал началом их чистой и искренней любви.
 
   В комнате было уже совсем темно, когда Степанида очнулась от воспоминаний. Она машинально встала, зажгла лампу, надела мужнин тулуп, обулась в стоящие у двери валенки и шагнула в морозный, свежий вечер, жадно глотая всей грудью будоражащий холодный воздух. Она подняла усталый взгляд к тёмному небу, усыпанному серебром звёзд, тихо заплакала и присела на скамейку, заботливо сделанную её мужем.
- Как же так, Стёпушка? Как же так?- спрашивала она у кого-то неведанного и незримого.
 
   Ещё в январе сорок второго года, наши войска подошли к Велижу и длительное время под командованием маршала А. И. Ерёменко вели с врагом тяжелые бои. И уже 20 сентября сорок третьего года, в результате начавшегося широкого наступления, фашисты были окончательно вышвырнуты из старинного города на Западной Двине. В боях за велижскую землю погибли более пятидесяти тысяч воинов 4-й Ударной Армии, покоящихся теперь в семидесяти братских захоронениях. Среди этих павших смертью храбрых воинов, лежавших в многострадальной, пропитанной кровью земле, был теперь и её Степан.

   Шли месяцы, Степанида ждала весточки от старшего сына, но Ваня написал только несколько писем. Одно из них она получила одновременно с официальным скорбным конвертом, которого так боялись все женщины:
«Ваш сын, красноармеец Кузнецов Иван Степанович пропал без вести во время боевых действий в районе деревни Малые стайки, Городокского района, Витебской области 25 декабря 1943 года…», сообщал документ.

Городокская наступательная операция войск 1-го Прибалтийского фронта началась 13 декабря 1943 года и продолжалась вплоть до 31 декабря. Операция проводилась с целью ликвидации Городокского выступа, образовавшегося на завершающем этапе Невельской операции. Планировалось встречными ударами 11-й гвардейской и 4-й Ударной армий в направлении станции Бычиха разгромить городокскую группировку противника, овладеть городом Городок и наступать на Витебск.
Письмо сына было датировано 25 декабря 1943 года:
«Здравствуйте, мама!
Времени нет написать вам большое письмо, готовимся к наступлению. Спешу сообщить, что я жив и здоров. Как все наши? Скучаю очень. Есть ли письма от бати? Жив ли? Всё, надо идти.
Простите, мама.
Ваш Ванька. 25 декабря 1943».
 
   Совинформбюро в этот день сообщило знакомым голосом Левитана: «В течение 25 декабря на ВИТЕБСКОМ направлении наши войска продолжали успешно развивать наступление и с боями заняли более двухсот населённых
Пунктов, в том числе крупные населённые пункты: ГРЯДА, СЛОБОДКА, ФИЛИПЕНКИ, СТАЙКИ, СЛОБОДА, СТЫРИКИ, НОВКА, БУДИСЛОВО, ИЗАХОВО, КУРИНО, РЫБАКИ, ПЕНКЛОВИЧИ, МИШУТКИ, ЖЕБЕНТЯИ, КОСОВО и железнодорожную станцию ЗАЛУЧЬЕ. Нашими войсками перерезана шоссейная дорога ВИТЕБСК — ПОЛОЦК.
Юго-западнее ЖЛОБИНА наши войска отбили все атаки пехоты и танков противника и нанесли ему большие потери в живой силе и технике».
 
- Сыночек мой дорогой! - прошептала Степанида. Она не могла ни плакать, ни кричать, её сердце билось огромным камнем в груди и, казалось, вырвется наружу от сумасшедшей боли, разорвав всё её тело. По щеке скатилась крупная горячая слеза, а из груди вырвался звук, похожий на последний рык смертельно раненой тигрицы. «Ничего, думала она – это ещё не похоронка, ещё есть надежда. – Ванюша, сыночек мой…»
 
Женщины теряли своих мужей и детей. Кто погибал в боях на проклятой войне, кто от голода, болезней и фашистских расправ в самой деревне.
 
   За это время Городок несколько раз переходил из рук в руки и лишь 24 декабря был окончательно очищен от фашистов. После потери Городка противник в ночь на 25 декабря начал отводить свои 3-ю, 4-ю авиаполевые дивизии и 6-й армейский корпус на ранее подготовленный рубеж, охватывающий Витебск.
 
   Дочка её, Райка, ещё в самом начале войны ушла в партизаны, в отряде занималась подрывным делом. Не было от неё никаких вестей, только слышала Степанида, как периодически в округе гремели взрывы, она знала – «Райка моя воюет, жива, слава богу!»

   И Райка воевала, неистово мстила фрицам за все их злодеяния на родной и прекрасной земле. В отряде её прозвали «Пантера» за схожий облик и крутой нрав. Раиса была худенькой девушкой небольшого роста, черноволосой, с серьёзными умными глазами, очень проворная и гибкая. Густую и длинную косу пришлось обрезать, мешала. Это случилось на одном из заданий, которое, чуть было, не стоило ей жизни.

   В этот день Рая была направлена в район железнодорожной станции для подрыва участка железной дороги, по которой фашисты активно переправляли боевую технику. Она ходила на такие задания одна, чтобы не привлекать внимание и делать всё тихо. Рая пробиралась в любые места бесшумно, как кошка и пролезала в такие маленькие отверстия, что удивляла всех.

   Она придумала свою собственную систему подрыва, которая всегда срабатывала безупречно. И в этот раз всё шло, как обычно. Уже собираясь уходить с места закладки взрывчатки Рая поняла, что её коса намертво запуталась в торчащую из земли проволоку. Рая попыталась выпутаться, но у неё ничего не получалось, в сумочки были клещи, но они не смогли перекусить толстую проволоку, из режущих предметов был только нож, которым Раиса и перерезала свою густую красивую косу.

   Пока резала, слышала, как быстро приближается состав, который должен взлететь на воздух, а коса всё не отрезалась. И вот, когда она уже почти успела смириться с тем, что сейчас взорвётся вместе с летящим на неё составом, перерезала последнюю растрепавшуюся прядь волос и скатилась по насыпи. Казалось, в ту же секунду прогремел взрыв, сопровождаемый лязгом метала, шумом сошедших с рельсов и летящих прямо на неё вагонов. Раю нашли в лесу, без сознания с множеством ран, ссадин и переломов. Всё лицо было в крови, а на голове зияли проплешины от вырванных с кожей волос. Она ползком перемещалась прочь от насыпи, пока не потеряла сознание.

   В отряде был хороший врач, который быстро и без особых потерь поставил девушку на ноги. Остатки волос пришлось сбрить совсем. Но молодость тем и прекрасна, что организм быстро восстанавливается, раны заживали быстро, а волосы стали постепенно отрастать.

   Теперь Райка была совершенный мальчишка - подросток. Да и лет ей было совсем ещё немного. Но опыт в подрывном деле, который она приобрела в отряде, был колоссальный. Двигалась всё так же незаметно, тихо и плавно, как кошка, несмотря на ещё не совсем залеченные серьёзные раны и переломы. Она снова рвалась на задания и командир уступал её упорству.

   Во всех операциях, в которых участвовала, отличалась аккуратностью и четкостью в выполнении поставленных командиром задач, чем заслужила уважение и авторитет в отряде, несмотря на юный возраст и смешной ребячий вид. В душе Рая всё равно оставалась девушкой, ранимой и беззащитной. Стоя перед маленьким потемневшим зеркальцем, она разглядывала свое поцарапанное лицо и со вздохом проводила рукой по бритой голове, вздыхала и убирала зеркало подальше.

   Сколько раз Раисе хотелось хотя бы украдкой вернуться в родной дом, обнять маму. А если не обнять, то хотя бы заглянуть в окошко и увидеть всю свою любимую семью за одним большим столом. Вот они сидят все, прямо перед глазами: папа, мама, Ванька, Милка, Петька, Нюра и дядя Серёжа с тётей Машей…

- Что, спите ещё черти? - прервал её мысли с шумом вошедший в землянку высокий худощавый мужчина. Это был командир партизанского отряда, где вела свою подрывную деятельность Раиса Кузнецова.
В полумраке поблескивали языки пламени, отапливающей землянку буржуйки. Шумно кипел чайник.
Несколько мужчин сидели за столом с кортами и документами, кто-то спал, привалившись к стене.
Рая резко вскочила на голос командира, сильно ударившись головой о верхний ярус нар. Из глаз хлынули крупные слёзы. Толи от прерванных воспоминаний, то ли от боли она зарыдала, как маленький обиженный ребёнок. Командир по-отечески обнял её и начал успокаивать:

- Ну, что ты так горько плачешь? До свадьбы заживёт! – похлопывая по тощенькой спинке девушку, говорил, улыбаясь, командир.

- Больно… - всхлипывала Рая.

- Ничего, ты же сильная, наша героиня, пантера ты наша! Вон, какую боль пережила, а это что? Ерунда!

Потом помолчал и спросил серьезным голосом:

Завтра на задание надо идти, сможешь? Туда никто не пролезет, кроме тебя.

- Конечно никто! Вон, вы все какие здоровые! – шутила Рая, вытирая солёные слёзы.

Мужчины громко засмеялись и склонились над картой. Началась подготовка к заданию, которое возлагалось на плечи маленькой хрупкой девушки, а от его исхода возможность прохождения группы наших войск в район Смоленска.

   В назначенный день и время Рая отправилась на исходную позицию. Ребята из отряда подстраховывали её.
Рая должна была заминировать старый тоннель, над которым лежала дорога, по которой будет проезжать немецкая техника. А главное, по раздобытым секретным сведениям, по этой дороге проедут важные генералы на своих чёрных Opel Blitz.

Рая протиснулась в малюсенький лаз, ведущий в заброшенный тоннель. Внутри было темно и сыро, пахло чем-то затхлым. Она нащупала в сумке факел, ловким, привычным движением достала его и подожгла. Когда огляделась, поняла, что выбраться наружу ей будет гораздо труднее, чем попасть вовнутрь. Не смотря лёгкий вес и сильные руки, с её маленьким ростом придётся очень хорошо подтянуться или даже допрыгнуть, чтобы зацепиться за торчащий из стены штырь и добраться до входного отверстия в стене.
Рая огляделась вокруг в поисках чего-то, на что можно было бы встать, но ничего подходящего на глаза не попадалось. Времени на поиски импровизированной подставки не было, нужно было срочно приступать к закладке взрывчатки. «Потом придумаю что-нибудь», успокоила себя девушка и ловкими, доведёнными до автоматизма движениями начала выполнять свою главную работу. Когда всё было сделано, она посмотрела на часы, время улетело, как песок сквозь пальцы. У неё оставались считанные минуты, что бы выбраться из этого склепа.
Рая приладила догорающий факел между камней и начала делать подобие подставки из подручных средств. В ход шли любые плотные предметы, которые можно было поставить друг на друга. Контроль времени отмерил ещё несколько минут до взрыва и чтобы не отвлекаться на циферблат, она начала считать секунды вслух. Подтянуться было не сложно, важно было подпрыгнуть и зацепиться рукой за штырь. Между тем, факел упал и потух окончательно, она погрузилась в кромешную темноту, но продолжала считать секунды:

- Пятьдесят шесть, пятьдесят семь… - декламировала Рая.

И вдруг что-то мягкое коснулось её руки.

-Аааа, что это? Кто здесь? – испугалась девушка.

- Рая, не бойся это веревка, обвязывайся, быстрее – скомандовал голос сверху.

Она быстро схватилась свободной рукой за верёвку, приложив немало усилий, смогла себя обвязать за пояс.

- Тяни! - кричала она, а сама всё продолжала считать улетающие секунды.

Когда она смогла наконец-то добраться до края прохода и вдохнуть свежий ночной воздух, она почувствовала невероятное облегчение. «Неужели удалось?», спросила она у себя самой и улыбнулась, «Кажется да!». Она даже не видела лица её спасителя, они вместе тут же помчались в укрытие, расположенное неподалёку. И тут Рая отчетливо услышала одиночный выстрел, «Что это? Должен быть взрыв!», недоумевала она, но всё считала секунды и бежала к укрытию. И в этот же момент что-то резко толкнуло её в спину, она упала, в груди что-то сильно жгло, раздался долгожданный взрыв и всё затихло.

   В землянке было тихо. Несколько мужчин сидели за столом с картами и схемами, о чём-то негромко разговаривали между собой, уткнувшись в изображение на карте.

- Товарищ командир! Разрешите доложить? – закричал вбегающий в землянку боец и не дожидаясь ответа, выпалил – Товарищ командир, задание выполнено, мы их взорвали!

- Отлично! Все живы? – спросил командир.

Боец потупил взгляд и опустил голову.

- Ну! – крикнул, вставая командир – Кто?

- Пантера… Снайпер в спину, умерла сразу, не успела добежать до укрытия, – тихо произнес боец.

Командир со всей силы стукнул кулаком по столу, так, что подпрыгнуло всё, что на нём находилось.

-Пантера…  - повторил он.  – Как же вы допустили, защитники?

Боец начал что-то объяснять, но командир не стал ничего слушать.

-Иди уже… Зови всех, её похоронить надо, родным сообщить, если есть … Иди, я сказал! – крикнул командир, а сам сел и сдавил голову руками так, что пальцы стали белыми. Через мгновение он снова подскочил и снова стукнул, что есть силы, кулаком по столу.

- Не уберегли! Как мы могли?

- Николай – произнёс один из сидевших за столом мужчин – Это война, а на войне убивают.

   Ничего не зная о Раисе, Степанида надеялась, что девочка в безопасности, на сколько это возможно, что она жива и здорова. Но навязчивое предчувствие не давало ей покоя. Она гнала прочь дурные мысли и старалась отвлекаться заботами о Милке и Петьке, которые были сейчас с ней рядом. Степанида прятала их в погребе, с тех самых пор, когда в деревню пришли фашисты. Некоторых девушек и молодых женщин фашисты угнали на работы в Германию. И когда соседки спрашивали, где делись дети, Степанида отвечала, что разбежались кто куда.

- Какая же ты мать? – возмущались соседки. А Степанида прятала глаза и возвращалась к спрятанным детям.

Так и провели её дети в подполе два года жизни, лишь иногда глубокой ночью выходя из своего заточения. Степанида боялась, что над Милкой фашисты поиздеваются и убьют, очень красивая и заметная девочка. Или угонят в Германию, как многих её подружек. Петька, ещё совсем мальчишка с горячей головой, глупости наделает из-за своей злости на оккупантов. Вот и прятала детей в тёмном погребе, пытаясь уберечь от больших бед.

В очередной раз в переживаниях за детей, проплакав всю ночь, Степанида уснула только под утро. Проснулась она в этот день необычно поздно. В доме было прохладно и очень тихо. После того, как фашисты покинули деревню, жители, которых осталось совсем немного, по-прежнему запирали свои дома днём и ночью. Звенящая тишина заставила Степаниду заволноваться. «Что ещё сегодня случиться?», подумала она и отмахнулась от странной навязчивой мысли.

   Она вошла в светлую комнату, где стояла большая печка. «Пора топить, дети проснуться, а у нас так холодно», - продолжала мысленный диалог сама с собой постаревшая за годы бесконечного отчаяния женщина. Она затопила печку и стала собирать на стол завтрак.

- Эй, лежебоки, хватит спать! – громко сказала она.

- Я уже не сплю, тебя будить не хотела – отозвалась Милка и вышла к матери. Худенькое и высокое бледное существо. Теперь Милка мало походила на ту яркую, красивую девушку, которой была до войны. Два года в погребе отняли у неё здоровье и силы, зато сохранили жизнь.

- Мамочка, что это? – Мила протянула матери клочок исписанной бумаги, лежавший на столе.

Степанида взяла листочек и стала внимательно разглядывать. На нём крупным уверенным почерком было написано:

«Мама, я ушёл на фронт бить фашистов и мстить им за папку и Ваньку. Если не возьмут на фронт, пойду к Райке в партизаны. Ваш Петька.»

- Вот ведь сорванец! – запричитала Стеша, - Ну, явишься вояка, я тебе устрою!

- Мамочка, что же делать? Где теперь его искать? – волновалась за брата Мила.

- Ни чё, детка, не плачь. Навоюется, вернётся! Ишь ты, мститель народный! – успокаивала она плачущую Милу. «Ты-то куда, сыночек? – думала Степанида - Возвращайся, деточка!», и гладила по голове оставшуюся рядом дочь.

- Как там наша Нюра? – задумчиво сказала вслух Степанида, толи спросила у дочери, толи сама себе задавала очередной вопрос, терзая материнскую душу переживаниями о дорогих ей детях.

   Зимой 1943 года в Ленинграде стояли сильные морозы. Сергей работал на заводе. Сына и жену он успел отправить из Ленинграда ещё в первую волну эвакуации. Нюра была рядом и переживала вместе с ним все тяготы блокады. Сергей постоянно корил себя за то, что не уговорил дочь уехать из города, вернуться в Жигалово к

Степаниде, хотя, как знать, где сейчас безопасно. От жены с сыном тоже не было никаких вестей. «Где они сейчас? Живы ли?», часто думал Степан

   Блокада города началась 8 сентября 1941 года и продолжалась до 27 января 1944 года. Ад, который познали жители блокадного города, продолжался 872 дня. Военные потери составили 332 059 убитых, 24 324 небоевых потерь, 111 124 пропавших без вести. Гражданские потери составили 16 747 человек убитых при артобстрелах и бомбардировках, 632 253 жителей блокадного Ленинграда погибли от голода. Всего более миллиона человек погибли за дни блокады. За каждой цифрой – человеческая жизнь, человеческая судьба…

   Заканчивался 1943 год. Измученные холодом и голодом ленинградцы ждали наступления Нового года, но больше всего ждали снятия блокады и освобождения города из кольца плена.

«Совсем скоро Новый год» – думала Нюра, глядя в окно на полуразрушенный дом, стоящий на противоположной стороне улицы. Дом зиял тёмными глазницами выбитых окон и на его фоне падающие белые пушистые снежинки казались чем-то необыкновенно волшебным.

   Девочке не спалось, очень хотелось есть и было холодно. Буржуйка почти остыла, разжигать её не было смысла, скоро на смену. «Ещё немного посмотрю на снежинки и пойду. В госпитале тепло. Как там папа? Второй день с завода не приходит…» - мысли девочки прервал зазвонивший старенький будильник.

– Так и не уснула… - буркнула Нюра и начала собираться на смену.

Она работала санинтруктором в госпитале на Васильевском острове. Форма ей была к лицу, только на лице совсем не осталось красивых румяных щёчек, которые всегда краснели, когда Нюра стеснялась или смущалась. Только теперь для неё было главным делом помогать раненым и краснеть было некогда.

«Как там сейчас в Жигалово? Как же я за ними скучаю. Вот закончится война, обязательно туда поедем!» - думала девочка по дороге в госпиталь, пряча озябшие руки в карманы шинели и периодически потирая открытые уши холодными ладошками. Шапка грела только макушку, а мороз пронизывал насквозь.

   В темноте пустых улиц гулко раздавались торопливые шаги худенькой девочки. Сколько ещё шагов отделяло её от мечты приехать в родную деревню, она не знала, но была уверена, что это обязательно когда-нибудь будет. «Война скоро закончится, все будут живы и все будут вместе. Обязательно!» - думала Аня и эти мысли грели её даже в самые промозглые морозы.

   Конец войны был на удивление тихим в Жигалово. Уже давно не были слышны взрывы и Степанида начала переживать за Раису.

- Может фашистов гонят, аж до самой Германии, - успокаивала её Милка, - Не грусти мамочка, скоро все живые вернутся. Ванька обязательно найдётся и Райка тоже. Петька вон, недельку побегал, вояка и вернулся оборвыш голодный.

- Конечно, доченька, вернуться… – соглашалась с ней Степанида.

Но ни в 1945, ни в 1950 Иван и Раиса не вернулись в отчий дом, Степанида не получила похоронок и потому зыбкая надежда на возвращение детей осталась в её материнском сердце.

   Пётр в 1950 году уже жил в Ленинграде. Поехал искать там Нюру, да так там и остался. Нюра куда-то пропала и сведений о ней Петя так и не смог найти.
Сергей, говорили, уехал искать семью и след его потерялся. В их квартире давно жили чужие люди. Одним словом, война - есть война.
Пётр остался учиться в Ленинграде, получил профессию и работал на заводе токарем. Ему нравилось обрабатывать на станке податливый метал, придавая деталям нужную форму. Он чувствовал себя скульптором, смело отсекая всё ненужное и доводя чёткие формы до совершенства.
Мила уехала учиться на швею в Смоленск, вышла замуж и осталась жить в этом красивом уютном городе. Одного за другим родила троих мальчишек и в 1962 году уже была начальником цеха на фабрике. Они всей семьёй часто приезжали в Жигалово. Особенно летом, когда деревня благоухала густыми и спелыми яблочными садами. Мила любила свою родную деревню, казалось, не было этих страшных лет оккупации, жизнь текла снова размеренно и мирно.

   Но всё же что-то изменилось, не оправилась деревня от потерь, так и не восстановились многие дома и семьи, разрушенные жестокой войной. Вся деревенька теперь составляла едва ли десяток домишек, в которых проживали старики. Не было орущей и бегающей ватаги ребятни, не было бурной жизни, как в довоенное счастливое время.

В 1965 году Петя и Мила приехали в родную деревню, чтобы проститься с мамой. Степанида умерла в мае, когда буйным цветом распушилась цветными облаками душистая сирень, которая всегда ей напоминала о весне 1945 года. Напоминала о победе над самым страшным злом – фашизмом. Она часто сидела на скамеечке, возле дома, вдыхая ароматный воздух. Думала о своём Степане и щемило её истерзанное сердце о любимом человеке. Вспоминала об Иване и Раисе.
Ей всё казалось, вдруг распахнётся калитка, дети войдут во двор, взрослые, здоровые и живые.
Не дождалась. Только спасённые ею в погребе дети, да внуки проводили Степаниду в последний путь. Она прожила долгую и трудную жизнь. Как могла, исполнила свой материнский долг. Родила, вырастила, воспитала, спасла тех, кого смогла спасти.

   Сколько таких матерей, золотых драгоценных душ, спешащих на помощь и спасающих своих чад вопреки войнам, голоду, самой смерти остались в своих бревенчатых деревеньках.
Следом за Степанидой, одна за другой, умирали прожившие трудную жизнь старушки в бесконечном и трепетном ожидании своих детей, разлетевшихся по большой стране.
Дети выросли и стали врачами, инженерами, строителями, сталеварами и им уже не захотелось возвращаться в тесную колыбель своей маленькой деревеньки. Они получили путёвку в жизнь, а ведь жизнь такая большая.

   Уж сколько лет прошло со смерти Степаниды и её любимая деревня Жигалово, будучи колыбелью многим и многим, рождённым и жившим в ней в самое трудное военное время, умерла с последним своим жителем. Обветшали её сады и заросли колхозные пашни. Покинули её люди, а она погибла в тоске и одиночестве.

   Внукам Степаниды деревня уже не была так дорога. Они сохранили в сердце трепетное воспоминание о любимой бабушке, об ушедших родителях, а деревня…
Что деревня? Она была оставлена новым поколением вместе с тяжелыми воспоминаниями. Степанида много рассказывала внукам о войне, о своих погибших детях и соседях, о тяжелых временах в её жизни. Она хотела, что бы знали, что бы помнили, что бы жили и ценили каждый миг мирной жизни. Прожили свою жизнь достойно за тех, кто погиб, не дожил, не допел, не доиграл. За тех, кому не суждено было даже родиться. За тех, кто был сожжен, расстрелян, замучен безжалостными фашистами. Она хранила эту жестокую правду в памяти, ведь всё это и была её жизнь.

   Ушли старики и с их уходом исчезла ещё одна точка на карте. Погас ещё один огонёк на земле, как погасло последнее оконце деревни Жигалово.