Философия французского эмиссара

Екатерина Овчарова
Опубликовано в сборнике "XVIII век: литература как философия, философия как литература", М., 2010, С.258-266.

Латинское выражение "Sapere aude" ("Имей мужество пользоваться собственным умом"), которое Кант предпосылал всему Веку Просвещения, в полной мере применимо к герою данной статьи. Это полномочный французский эмиссар Клод Гюго (Claude Hugau) (1741-1820),французский политический деятель и путешественник, совершивший ряд длительных вояжей по Индии и Северной Америке для выполнения ответственных поручений французского правительства.
Это был человек, который, поднявшись при Старом режиме из самых низов, будучи изначально безродным нищим сиротой, сыном слуги и крестным сыном сапожника, каким-то образом сумел получить неплохое образование и не просто выжить среди серии катастроф, каковыми были революция 1789 г. и правление Наполеона, унесшие огромное количество видных деятелей – да и обычных людей тоже погибло немало, но существовать вполне успешно в течение всей своей долгой жизни, достаточно равномерно продвигаясь по служебной лестнице.
Клод Гюго мог бы оказать и значительное влияние на ход истории, изменив ситуацию в Индии XVIII века в соответствии с интересами Франции, если бы его деятельность пришлась на более подходящий момент времени – но он появился не в том месте и в ненадлежащий момент. Недаром К.А. Антонова, известный советский историк, специалист по истории Индии – и российский биограф Гюго, считала его не реализовавшимся Наполеоном. Хотя, возможно, последнее и является гиперболой, отразившей то грандиозное впечатление, которое производит личность Гюго при внимательном изучении текстов его рукописей, но, тем не менее, он сумел встать – если не у кормила власти, то рядом с ним – и не утратить свои достижения в весьма беспокойное время смены эпох. Отставка Гюго была никак не связана с политической ситуацией, а произошла по причине его  возраста и была достаточно почетной.
      
    Литературное наследство Клода Гюго представляет собой около шести объемистых рукописей, при жизни автора никогда не издававшихся – хотя они были практически готовы к печати. К.А. Антонова считала, что у него не было такой возможности в силу ограниченности финансовых средств. Представляется, однако, что Гюго и не собирался публиковать свои творения – по некоторым вопросам он позволял себе высказываться весьма вольно, особенно по поводу разных аспектов деятельности англичан в Индии (чего стоит одно только рассуждение о женах влиятельных английских чиновниках!), что вполне допустимо в рукописи, но, несомненно, потребовало бы дополнительной редакции в случае печати. Гюго ограничился «изданием» некоторых своих трудов в нескольких экземплярах, причем не ленился дополнить труд переписчика собственноручными исправлениями. Одна из индийских рукописей, озаглавленная «Nottes sur l‘Inde. D’apr;s un voyage fait pendant les ann;es 1769, 1771, et 1772. Par M. Hugo Capitain de Dragon. Ann;e MDCCLXXV», волей судеб оказалась  в Научной библиотеке Львовского университета и была издана на русском языке  в 1977 году под заголовком «Записки об Индии» ; на языке оригинала эта рукопись в свет не выходила, для публикации французы выбрали первую редакцию текста, более непосредственный дневник путешествия Гюго под заголовком  «Путешествие в Азию». Русский перевод «Nottes sur l‘Inde» был сделан К.А. Антоновой, предпославшей ему обстоятельную статью . Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», взявшая на себя труд выпустить книгу Гюго, не отнесла ее ни к одной из своих восточных серий, но оформила в духе серии «Путешествия по странам Востока»,  что вполне оправдано – небольшой по объему, но фундаментальный по своему характеру, труд Гюго представляет собой широкую панораму жизни Индии перед завоеванием ее англичанами, и дневник путешествия является одним из структурообразующих элементов текста. 

     Как уже упоминалось выше, отец Клода Гюго, Этьен Гюго, был слугой, крестный отец, тоже Клод Гюго, – сапожником, крестный сын, надо полагать, был назван в его честь. К.А. Антонова писала: «Где Клод Гюго-младший получил образование – неизвестно, но оно было по тем временам довольно хорошим. Как видно из рукописи, у него четкий деловой стиль, он читал Вольтера, к месту мог привести латинское изречение, хорошо разбирался в военном деле» . Оставшись в 15 лет без родителей, соответственно, и средств к существованию, Клод Гюго поступил в 1757 г., т.е. 16-ти лет от роду, на военную службу, за 10 лет сделал блестящую карьеру и в 1769 году обратил на себя внимание всесильного министра Шуазеля (находился у власти в 1758-1770 гг.), направившего его в Индию в составе немногочисленного отряда с миссией всемерно содействовать распространению там французского влияния и противостоять влиянию Англии.
Шуазель был одним из тех немногих членов французского правительства, кто понимал значение индийских колоний – и предпринимал шаги с тем, чтобы переломить соотношение сил в сторону Франции. Но он был чрезвычайно ограничен не только в финансовых средствах – государственные ресурсы поглощало содержание королевского двора, но и в возможностях предпринимать открытые политические демарши. Именно поэтому он смог выделить для выполнения миссии в Индии в распоряжение руководителя отряда лейтенанта Хюгеля лишь одного только Клода Гюго, правда, с  правом начальнику отряда набрать еще восемь человек.
     Шуазель направил в Индию Клода Гюго, как указывает К.А. Антонова, вместо тех 500 человек, которые были действительно необходимы для  достижения желаемой цели – французской гегемонии в Индии; возможность ее достижения, несмотря на явное превосходство англичан, еще существовала. Впрочем, выбор Шуазеля не был случайным – и не стал ошибочным.
    Это гиперболическое соотношение 1:500, вообще говоря, вызывает в памяти фантасмагорические экспедиции героев Александра Дюма-отца – скажем, знаменитый завтрак в бастионе Сен-Жерве в романе «Три мушкетерах» или миссию мушкетеров в Англии в романе «Двадцать лет спустя». Завтрак, как известно, удался, а спасению короля Англии помешало только то, что переписать уже завершившуюся историю было не во власти даже Александра Дюма. Также это оказалось невозможным и для Клода Гюго – его фантастическая энергия и невероятная обстоятельность не смогли переломить уже фактически завершавшийся процесс английской колонизации Индии.
       
    Сухой стиль Гюго в сочетании с непредвзятостью (часто доходящей до беспринципности) и умением видеть окружающий – и свой собственный внутренний – мир такими, какие они есть, отсутствием расовых предрассудков и рациональным, до мелочей, человеколюбием, постоянной настороженностью в отношении к англичанам и уважением перед разумными принципами их государственной политики, неуклонным, просто фанатичным преследованием целей, могущим служить интересам Франции и перманентной иронией по отношению к происходящему, дает возможность читателю увидеть удивительно четкую и емкую панораму Индии конца XVIII в. В рукописи представлен своего рода логистический анализ Индии в период завершения ее колонизации англичанами с точным кратким описанием существующих портов – и перечислением существующих возможностей для организации новых, указанием наличия и качества дорог, с данными по существующему торговому обороту в упоминаемых местностях, по особенностям менталитета и нравственности населения, настроениям и даже дружеским связям влиятельных лиц.
   
    Помимо подробного изучения ситуации, сложившейся в Индии к 1769 г., другим структурообразующим моментом в тексте записок является диахронический анализ деятельности влиятельного индийского правителя Хайдара Али, отца последнего независимого правителя Майсура, Типу Султана, и возможные выгоды Франции от сотрудничества с ним; Гюго писал об этом отнюдь не из академических соображений, думается, что свои рукописи он готовил для доклада в правительственных кругах.
     Историю жизни Хайдара Али – в рукописи он назван Айдер-Али-Камом, Гюго излагает в первой главе «Записок», здесь же дана достаточно исчерпывающая характеристика этого восточного деспота. Отец Айдер-Али-Кама служил королю Майсура и имел под началом 1500 солдат, которых и оставил в наследство своему сыну, единственными положительными качествами которого, по бесстрастному свидетельству Гюго, были лишь природный ум и предприимчивость; последние качества индийского правителя должны были весьма импонировать французскому эмиссару. Вообще же, Айдер-Али-Кам был чудовищно жесток, чрезвычайно коварен, даже просто подл – в начале своего правления он проделал тот же трюк с мнимой смертью и массовыми казнями, который описан Габриэлем Гарсиа Маркесом в «Осени патриарха», был беспринципен – несмотря на религиозные запреты, он давал большие суммы денег в рост и пил вино. Айдер отличался также крайним сластолюбием – временами он просто похищал тех женщин, которые его привлекали, даже если это были жены его европейских союзников, возвращая их без всяких извинений и благодарности; такой способ общения с прекрасным полом, бесстрастно замечает Гюго, позволял этому правителю ограничиваться небольшим по тем временам размером гарема в 60-80 женщин. Айдер-Али-Кам отличался и неблагодарностью по отношению к своим индийским союзникам –  весьма часто, как сетует Гюго, в ущерб самому себе. Впрочем, Гюго рисует своего героя не одними только черными красками – с долей добродушной иронии он отмечает любвеобильность индийского правителя, который был способен не только на насилие по отношению к женщинам, но и на продолжительные романтические увлечения, что порой мешало даже его военным предприятиям; к тому же, как уже было сказано выше, Гюго относился с явным восхищением к выдающимся организаторским способностям Айдер-Али-Кама.
     Гюго считает необходимым быть объективным в вопросе оценки свойств Айдер-Али-Кама, у которого была лишь одна несомненная добродетель – будучи умным и предприимчивым правителем, он являлся органическим противником Англии. И вывод, который предлагает Гюго своему гипотетическому адресату (рукопись написана в эпистолярной форме), весьма показателен: мы должны сотрудничать с этим человеком, мы должны заинтересовать его в нашей помощи с тем, чтобы он стал контролировать гораздо больше территории, чем в настоящее время, это поможет Франции надежно утвердиться в Индии.
    Личные качества Айдер-Али-Кама рассматриваются Гюго как – хотя  и достойные сожаления – некие личные особенности, не имеющие непосредственного отношения к миссии Гюго; в оценке Гюго явно присутствуют двойные стандарты – не будучи христианским правителем, Айдер-Али-Кам не должен рассматриваться с точки зрения европейской морали. Если мы обратимся к статье «Деспотизм» в Энциклопедии Дидро и д’Аламбера, то встретим там весьма схожее отношение к восточной тирании как к стихийному бедствию, которому не применимы христианские моральные оценки. Тем не менее, свойства Айдер-Али-Кама таковы, что Гюго несколько раз обращается к объяснению своей позиции относительно него, повторяя: у Айдера есть и важные положительные качества – что бы о нем ни говорили; этого человека боятся англичане, потому что он действительно внушает страх .
            
    Гюго нельзя отказать в наличии определенного литературного таланта, и, хотя эстетическое чувство у него и было полностью подчинено практической целесообразности – он не смог удержаться и, следуя обыкновению своей эпохи,  описал Айдер-Али-Кама в духе персонажей «Тысячи и одной ночи». В первой главе рукописи Гюго подробно описывает драгоценности Айдер-Али-Кама, экспозицию дольбара, то есть государственного совета, который проводил правитель 24 февраля 1771 года, со всеми подобающими атрибутами: бархатными подушками, роскошным персидским ковром, кроватью из сандалового дерева с серебряными и золотыми украшениями, серебряными светильниками, черными красавцами-рабами, подающими в нужный момент драгоценное блюдо с бетелем, известью, пряностями и богато украшенный гаргули (так Гюго называет кальян) .
    Следует отметить, что самые драматические, вполне достойные вестерна сцены, как, например, уход от погони или нападение тигра, зрелище разворачивающихся перед ним самых экзотических нравов и обычаев отнюдь не склоняли Гюго к созданию красочных сцен в своем повествовании. Например, описания разнообразнейших ландшафтов, окружавших Гюго во время его странствий по суше и на море, приводятся в тексте записок большей частью из каких-то практических соображений и сводятся к чему-то вроде нижеследующего: «…Лесистая местность простирается здесь на 36 лье, что сильно затрудняет ведение войны в этой стране» . Правда, он не мог не отметить редкую красоту храмов (Гюго называет их скопом «пагодами»), варварски разрушенных Айдер-Али-Камом  во время массовых репрессий: «Раньше там жило 10 тысяч канаратцев и брамов, и было больше сотни великолепных пагод, с большим искусством воздвигнутых для почитания несуществующих богов. Я видел руины редкой красоты» . Знаменательно добавление к этому эстетическому экскурсу: «На строительство в этой местности… ушло столько материалов, что из них можно было воздвигнуть несколько крепостей, не опасаясь при этом, что не хватит тесаного камня, кирпича, железа, свинца, мрамора и даже дерева» .
     Гюго всегда стремился обосновать свои эстетические предпочтения. Так, в конце своего пребывания в Индии Гюго побывал в городе другого властителя, вассала Айдер-Али-Кама, в довольно большом по тем временам городе Кананор. Его архитектура не понравилась Гюго, чему он нашел разумное объяснение: «Кананор — очень большой город с многочисленным населением, принадлежащим к разным сектам. Это резиденция правителя. Я не видел там красивых зданий. Дворец Али Раджи очень большой, но безвкусно построенный, как и почти все другие здания здесь. Они приземисты и так закрыты, что лучи солнца едва туда проникают. При их постройке архитекторами руководили азиатское сладострастие и ревность».
   
    Гюго явно позиционирует свою рукопись среди существующего контекста литературы путешествий XVIII в., чрезвычайно популярного жанра, служившего как для удовлетворения любопытства просвещенной публики, так и для философских и политических обобщений – рукопись стилизована под цикл писем некоему условному высокопоставленному лицу, как это и полагается настоящему путешествию; в конце писем для местного колорита добавлены не соответствующие действительности сообщения об отправке писем с кораблями разных стран, некоторым письмам предпосланы обращения к незримому собеседнику. Также в тексте присутствует изложение разного рода происшествий и приключений, случавшихся с автором по дороге; перед нами не просто отчет, а книга из разряда литературы путешествий. Многие пассажи указывают на достаточное хорошее литературное образование автора, присущее ему чувство юмора позволяет ему оценить происходящее с насмешливой отстраненностью.
   Гюго не скрывает своей идеологии, декларируя свой просвещенный патриотизм в эпиграфах, предпосланных первой и второй частям рукописи:
- К первой части: «Гражданин должен отдать дань своей родине, во имя нее высказывая свои патриотические взгляды».
- Ко второй части: «Для нас не существует иной заботы, кроме стремления приумножать славу нашего Отечества, приносить ему счастье и процветание».
    
    Собственно говоря, таков был дух эпохи Просвещения, что литературная  и философская традиция проникали в тексты, написанные по поводам совершенно частным. Сама структура описаний у Гюго несет определенную точку зрения, определенную философию, весьма индивидуальную, хотя, как справедливо отмечала К.А. Антонова и французский историк Глашан, в чем-то близкую взглядам Жан-Жака Руссо; это весьма примечательное сочетание крайнего прагматизма и естественного сентиментализма. Философский, иногда даже отчасти циничный  взгляд на вещи (позиция автора по необходимости маккиавеллистическая) пронизывает все повествование Гюго. Вполне в духе Жан-Жака Руссо высказывание о жителях города Кап. В духе иронической традиции своего времени Гюго относит к достоинствам жителей этого индийского города – как белых, так и черных – то, что они не увлекаются чтением романов и посещением театров. 
Интересно, что у Гюго отсутствует ощущение расстояния между европейцами и жителями Индии, представление о принципиальной разнице Востока и Запада. При описании самых диких обычаев и нравов Гюго соблюдает совершенную беспристрастность. Возникновение и широкое распространение среди образованных людей идеи об особом, целостном, проникнутым мистицизмом, восточном менталитете еще впереди. Истинный сын своего реалистического века, Клод Гюго нисколько не заражен тем почти инстинктивным представлением о восточной мудрости, которое будет так свойственно путешественникам-романтикам. Автор «Записок» не видит особой значимости в восточных религиях, относя их просто к разряду человеческих заблуждений, да, собственно, он даже и не интересуется различиями между восточными религиями.
   
     Во время своего длительного вояжа по Индии, включавшего Иль-де-Франс (о. Маврикий), с юга до Мыса Доброй Надежды Гюго занимался изучением географического расположения разнообразных местностей, их рельефом, полезными растениями, оборонительными сооружениями и их состоянием в текущий момент, производимыми и транзитными товарами, балансом политических сил, способом организации, состоянием и численностью армий, этническим составом населения, его обычаями и привычками, возможностью использования всего этого для достижения французской гегемонии в Индии – и примечательно, что вместе с изучением ландшафта, замерами фортов, расчетами возможного товарооборота и прочими объективными факторами Гюго большое внимание уделяет психологическому и даже социологическому анализу ситуации, объектом которого являлось как местное население, так и европейская администрация. Видимо, несколько лукавил Жомини , знаменитый стратег первой половины XIX в., объявляя за собой приоритет в признании крайней важности учета субъективного фактора при разработке плана компании: «война не является точной наукой, а полной страстей драмой; … моральные качества, таланты, дальновидность и способность исполнителей, сила характера лидеров и импульсивность, преданность и страсть масс имеют огромное на нее влияние» . Представитель старшего поколения, Клод Гюго, с которым Жомини должен был быть знаком – оба они находились в ближайшем окружении Наполеона Бонапарта, блестяще использовал все перечисленное при разработке своих компаний гораздо раньше.

     Из знаменитой четверки мушкетеров Гюго следует соотнести, вероятно, скорее всего, с д’Артаньяном. Его природный ум, крайний прагматизм в сочетании с бесшабашным авантюризмом, врожденное умение общаться с людьми – включавшее способность  оценивать окружающих во всем многообразии их качеств, умение выделять самое важное в данный момент, успевая при этом достаточно быстро изменять приоритеты по мере развития ситуации, а также своеобразное чувство юмора давали ему возможность не только успешно адаптироваться в самых разнообразных средах, но и создавать предпосылки для решения весьма масштабных задач.
Широкий кругозор и деятельная натура, как говорилось в начале статьи, позволили Клоду Гюго сделать весьма успешную карьеру. До маршала, правда,  Гюго не дошел, но в конце карьеры, которая продолжалась до 1810 г.,  его чин равнялся генеральскому. Лихие скачки и романтические увлечения, мимоходом упомянутые в тексте рукописи, лишний раз это подтверждают это его сходство с любимым героем Дюма. К сожалению, рядом с Клодом Гюго не было никого, кто бы мог сравняться с остальными мушкетерами. Был лишь некто г-н Хюгель, наделавший немало ошибок и проваливший все, что только было можно. Впрочем, и он скоро погиб. Гюго остался один, ему оставалось только искать оказии для возвращения во Францию. Миссия оказалась невыполнимой.