Распрягайте, хлопцы, коней. Часть 1. Мемуары

Наталия Тимченко
    Так как мои родители в моём появлении на свет сыграли не последнюю роль, то хочется немного прояснить ситуацию по этому вопросу. Для начала, надо бы рассказать, каким образом их угораздило встретиться в городе Сумгаите Азербайджанской ССР, когда папа учился в Казанском химико-технологическом, а мама в Ленинградском технологическом институте.
     Кстати, они уже были знакомы раньше, так как после четвёртого курса попали на летнюю преддипломную практику в город Воронеж. Уже там они потянулись друг к другу, но потом разъехались по своим городам продолжать учёбу, а могли бы и активнее действовать. Чуть не сгубили такую чудесную идею «моего появления на свет», а если бы одного из них отправили не в Сумгаит, а например, в Нижнекамск или Ефремов, там тоже строились нефтехимические предприятия. Об этом они подумали? Вот, тогда мне была бы крышка. К сожалению, проконтролировать эту ситуацию в то время я ещё никак не могла, и пришлось пустить всё на самотёк.

    Хочется немного рассказать о наших героях, которые, наконец, вступили в брак и произвели на свет такое «чудо», как я. Отец родился 15 октября 1927 года на хуторе Мокрый Лог Ростовской области. Он был четвертым ребенком в семье. Родной брат папы, Виктор, был на пять лет старше его. После Виктора родились две сестры, которых назвали Лида и Валя, и только потом появился на свет мой любимый папочка.

    Мою бабушку, мать моего отца, звали Анна Никитична Буркина. Она родилась в 1900 году в семье донских  казаков. Характер у неё был очень решительный, а нрав крутой. Когда в семье было уже четверо детей, дед решил немного погулять на стороне. Однажды, когда ей всё это надоело и слова уже не действовали на любимого мужа, она взяла ружьё и стала ожидать его в сенях. Когда он пришел, она подняла ружьё и выстрелила в потолок, намекнув при этом, в кого будет следующий выстрел. После этого дед стал вести себя очень тихо и осмотрительно, понимая, что с такой женой, настоящей донской казачкой, шутки плохи. Теперь я понимаю, в кого я такая своенравная уродилась, в родную бабушку.

    Когда папе исполнилось десять лет, вся семья переехала на Дальний Восток, в город Советская Гавань, Хабаровского края. Спрашивается, зачем они туда потащились с таким выводком? Так как я, естественно, читала Шолохова «Тихий Дон», могу предположить, что на Дону в то время было очень неспокойно. Думаю, что они еле унесли оттуда ноги.

    Есть и другой вариант ответа, почему они туда поехали: осваивать новые земли, уж очень хороша природа Тихоокеанского побережья Дальнего Востока. Место, где они поселились, было необыкновенно красивым. Дом построили на берегу бухты «Лососина». Дедушка, Василий Иванович Кравцов, 1893 года рождения по профессии был плотником и построил дом своими руками.

    Из окон дома, а особенно с крыльца, открывалась изумительная панорама: внизу плескался океан, напротив, через пролив, виднелись две сопки «Лысая» и «Кекурная». Местами они были покрыты серым камнем, а кое-где росли высокие ели. Среди таёжного царства на склонах сопок шумели горные речки, скатываясь по валунам или срываясь вниз водопадами. В проливе, из воды возвышались скалы, похожие на экзотических сказочных животных.

    Чтобы спуститься от дома вниз, к воде, надо было пройти по крутой тропинке, вдоль которой цвёл багульник, весь усыпанный небольшими розовыми цветочками, которые распространяли душистый аромат по всей округе. У багульника есть ещё одно название – розмарин. В дикой природе он встречается в виде плантаций. Дед, выходя на крыльцо, и видя всю эту красоту, смотрел на сопки и пел во всё горло чистым сочным голосом:

    Распрягайте, хлопцы, коней,
    Та лягайте спочивать,
    А я пиду в сад зелёный,
    В сад криниченьку копать.

    Семья отца была необыкновенно музыкальной, все дети и отец, Василий Иванович, очень хорошо пели, у всех был абсолютный слух. Дед был обычный крестьянин, который обучился плотницкому мастерству, но безумно любил музыку и знал очень много классических произведений, которые слушал по радиоприёмнику и быстро их заучивал.

    Все дети были музыкально одарённые, но особенно сыновья Виктор и Владимир имели удивительные способности к музыке. Когда Виктор стал постарше, он мог взять какой угодно музыкальный инструмент и сыграть на слух любую мелодию. Он неплохо играл на пианино и аккордеоне, не имея музыкального образования.

    А Владимир, мой папа, играть не умел, но у него был великолепный чистый голос от природы. Он очень любил оперную музыку. У нас дома были целые наборы пластинок нескольких опер, «Русалку» Даргомыжского папа знал почти всю наизусть. Мы с удовольствием не только слушали его, но и подпевали, так как некоторые арии тоже хорошо знали. А как тут их не выучишь, когда он целыми днями ходит по квартире в семейных трусах и орет: «Какой я мельник, я ворон?» или, с загадочным выражением лица, вдруг пропоёт: «А денежки на дне реки зарыты, их рыбка одноглазка стережёт», При этом ещё что-нибудь этакое станцует. Очень любил оперу «Риголетто» и тоже знал несколько арий. Голос у него был красивый, сочный и ласкал слух.

       *****

    Сказать, что папа был подвижный ребенок – это ничего не сказать. Дедушка так его и называл: «Шельмец». Из-за своей верченности он всё время откуда-нибудь падал, тонул или что-нибудь ломал. Когда ему было пять лет, и они еще жили в Ростовской области, ему телегой переехало ногу. Никто не заметил, что все косточки были переломаны. С виду нога нисколько не изменилась. Он похромал, похромал, боль успокоилась и все об этом забыли.

    Летом дети бегали босиком, а зимой в валенках, а вот когда он пошел в школу, и надо было покупать ботинки, тут и заметили, что ножки разные и ни одна пара обуви не подходит, а та ножка, что повреждена была, она ещё чуть-чуть короче и поменьше другой. Делать нечего, подобрали пару размером чуть больше, и пришлось ходить в такой обуви.

    И так он ходил очень долго, не в очень удобной обуви, до некоторого момента, пока не появилась возможность заказывать специальную обувь. Насколько я помню папу, он всегда ходил в ортопедической обуви: один ботинок нормальный, а другой повыше и короче в ступне.

    Папа прожил жизнь свою так, что никто ни разу не почувствовал, что живет рядом с инвалидом. Ведь ходить в такой обуви всю жизнь, наверное, не очень-то комфортно. Ни разу он не пожаловался, только постоянно следил за тем, что пора заказывать новую пару обуви.