Весь Мир расположен удобно для зрителей – со всех сторон обзор прекрасный, да и акустика продумана не хуже.
Зрители, правда, внимательно это представление смотреть не хотят, устают напрягаться. Главная шутка театрального действа состоит в том, что местные зрители – мужчины, женщины – все! – и сами тут актеры, но не догадываются об этом. Хотя им и говорили. Давно, в самом начале семнадцатого века. Но мужчины и женщины и тогда были невнимательны.
Очень многие зрители, они же актёры, иногда забывают свой собственный текст и ошибаются в мизансценах, жестах и мимике. Зато они почему-то наизусть знают чужие роли: помнят, как должны звучать чужие диалоги, исправляют неправильность чужих эмоций...
Тех, кто всегда хорошо знает свою роль, мало, и им приходится постараться, чтоб абсурдность не восторжествовала в пьесе. И всё равно Театр выглядит немного странно. На первый взгляд. Хотя… почему на первый? и на все остальные взгляды тоже.
Взгляд первый
В детстве я никогда не хотела быть принцессой, всегда – служанкой. После школы мы с моей подружкой играли у меня дома – надевали ситцевые халаты моей мамы, подвязывали их, чтоб по полу не волочились, и распределяли роли. Подружка всегда быстро говорила: «Чурики я принцесса! Кто первый сказал, тот и принцесса!»
Она должна была думать, что роль служанки мне просто досталась. Так я хотела.
Иногда она жалела меня – ну хочешь, я побуду служанкой? «Нет-нет! – говорила я. – Нечестно будет. Ты ж первая выбрала принцессу…»
Принцессы все как одна казались мне дурочками. А служанки были очень разными – шустрыми или ленивыми, аккуратными или грязнулями, простыми или сложными… но ни одной дурочки среди них не было. Служанка всегда подсказывала принцессе, как ей причесаться, какое платье надеть, какое пирожное съесть и в каком экипаже поехать на бал – на паре гнедых или четвёрке вороных… Служанка знала такие слова как «испанский стиль», «парча» и «квадрига», но никогда их не употребляла, не хотела обижать менее начитанную принцессу. Принцесса же, наоборот, очень даже любила показать свою власть над служанкой и обзывала её по-всякому, не стеснялась.
Я её, кстати, встретила полвека спустя. Очень долгое время, по её рассказам, она была несчастной женщиной – её окружали проблемы, болезни и предательства. Сказала, что несчастья привели её к духовным практикам. И эти практики помогли ей забыть всё плохое, и теперь она помнит только хорошее. В том числе, как мы с ней играли в принцессу. А до практик всё было очень плохо, прямо сил нет.
– А меня обманули жулики, – сказала я, поддерживая разговор о несчастьях. Не буду же я ей рассказывать о настоящих бедах, решила я, расскажу что-нибудь лёгкое, подходящее для принцесс. – Во второй раз, причём, обманули...
Одни и те же жулики, прямо стыдно… Служанки не имеют права быть обманутыми, сама понимаю, но, видно, бывают исключения. Мои настоящие беды на время ослабили иммунитет восхитительно разумной служанки, вот как я это понимаю теперь... вот такое объяснение.
Жулики сначала заставили меня заплатить за то, что просто пришли ко мне и просто посмотрели на мои счётчики воды – поверка называется! – это заняло у них чуть больше минуты, но стоило мне полторы тысячи рублей… И ещё мне пришлось стирать мой бедный банный коврик – испачкали его грязными ботинками своими.
А потом они, жулики эти, снова явились в мой дом, убедительно меня испугав. Что счётчики мои, мол, уже ни к чёрту не годятся… и снова жулики содрали с меня деньги, теперь пять тысяч, поставив свои, новые и абсолютно во всех отношениях правильные… чёрт бы их подрал, счётчики эти.
«Идите в своё жилуправление, – сказали жулики, – там знают, что нужно дальше делать, ага…»
– Да-а… противная история какая-то, – сказала, помню, принцесса. – Мелкая какая-то история. Давай я тебе лучше расскажу, как мой второй муж мне изменял, мерзавец…
Да пусть рассказывает.
В жилуправлении, помню, я путано объясняла про новые счётчики – четырежды, с каждым разом добавляя детали. Меня, скучая, слушал дядька в ватнике. Под ватником была приличная белая рубашка, и это не всё. У дядьки были длинные вьющиеся волосы и высокий лоб с залысиной, и аккуратные усы с бородкой. И когда я выдохлась, дядька вдруг сказал: «Как же мне надоели идиоты…»
А я сказала – с вызовом, конечно: «Что это вы имеете в виду? Кто тут идиоты?! Я к вам с простым вопросом пришла, зарегистрируйте эти чёртовы счётчики, или что там ещё нужно сделать?!»
Ну, а дядька в грубой, громкой и пафосной форме объяснил про легковерных идиотов вроде меня – про толпу, без преувеличения, идиотов, которые ему надоели хуже горькой редьки, и про счётчики эти липовые, и про жуликов…
И я пропищала, сдувшись: «Почему вы так со мной разговариваете?.. разве вы имеете право?..» – и всплыли все мои истинные беды, и незащищённость моя, и разочарования… и потекли слёзы. Стыдно вспоминать.
«Да жалко мне вас, придурков, и пять тыщ рублей ваших жалко! – гремел дядька в азарте, но вдруг заметил, что я сдулась и разнюнилась.
И сам начал сдуваться: – Ладно, ладно… не надо тут рыдать».
И я вдруг, представив себя на арене идиотов, принцесс и прочих, сказала ему: «А знаете, что Я делаю, когда мне кого-то жалко? Показать?..»
И, собравшись, я подошла к нему плавно, и он встал со своего стула обшарпанного, потому что я всё-таки леди, хоть и в соплях от своего горя и разочарований… и он сделал шаг вперёд, ко мне… и я обняла его нежно и тепло, и погладила его голову и плечи, и приголубила его… будто мне и правда его жалко… – нет! не жалко! будто я принимаю все его печали как свои!
И он понял. И он, конечно, совершенно обалдел.
«Давайте ваши бумажки, – тихонько сказал он через пару минут, показавшихся ему вечностью, – дурочка вы этакая… со счётчиками своими…»
«Больно, когда обижают, – сказала я, всё ещё обнимая его. – Слова ранят, что б вы знали. Слова ранят – иногда больше жуликов! Всегда больнее жуликов…»
«Если бы острое слово оставляло следы, мы бы все ходили перепачканные…» – вдруг услышала я.
«Ты-то что тут делаешь, Вильям, в жилуправлении этом?.. со страстями своими?!» – подумала я, а Шекспир только улыбнулся призрачно.
– Я и правда ничего плохого больше не помню, не хочу помнить… – путано рассказывала тем временем пожилая принцесса. – Никогда не знала, как себя должна вести женщина, чтоб было правильно. Зато точно знаю, что должен мужчина. Глупо, правда?
Если бы я могла вести себя как хочу, то мне пришлось бы научиться драться.
В смысле, уметь врезать… чтоб больно. Ты понимаешь меня?
Сложно как-то, ваше высочество, подумала я...
Но понимаю.
Мне положено понимать.