Через неделю Феня снова позвонила.
- Здравствуй, Соня, - пронзительный голос оглушил, и она отвела телефон от уха, - Яшенька, иди сюда, в телефоне тетя Соня, помнишь? – донеслось мычание, - Она добрая. Ну, иди к папе, пусть он тебе мультики включит. Знаешь, Соня, бог отцу простит, если ты нам поможешь.
- Что простит?
- Он не был пьяницей, хуже, он был гулякой. Уходил – приходил, когда хотел. Каково жене одной, непонятно, придет муж домой или нет. А ведь она его любила. Тосковала мама и умерла рано. Он и тебе изменял, старый кобель, где-то напился, у бабы, конечно, где еще, и бог покарал его. Бог все видит и за блуд наказывает. Страдалица ты моя, поможешь нам, бог поможет твоим детям.
Она отключилась, а Софья еще долго слышала звон в ушах. «Что же я не возразила, почему не защитила его? – упрекнула она себя. Но понимала, бесполезно: легенда о неверном отце и святой матери устоялась, и нет причин ее менять, ведь тогда придется пересматривать отношение к отцу. Феня на это не пойдет. С какой стати? Но сказать ей надо было. Теперь мучайся, что не высказалась. Как можно было! Как же вы сумели заткнуть мои уста! Поверила клеветникам, значит, предала. И это страшно! Предавший раз…
Он, конечно, не ангел, как любой нормальный мужчина, ценил женскую красоту. И она была свидетельницей его увлечения, одного-единственного, уверена - платонического. Случайно узнала. Она вышла из академического отпуска и готовилась к зимней сессии. Маленьких Машу и Мишу оставила у родителей и поехала в публичную библиотеку.
Она поднималась по ступеням в гуманитарный зал на втором этаже и вдруг на лестничной площадке увидела Якова, и это было так неожиданно, что решила – галлюцинация от хронического недосыпа. Он с интересом рассматривал какое-то объявление на стене, обернулся на ее «здрасьте» и, смутившись, погладил свою лысину, - гнал волну, как смеялся сам, нужно время подумать.
- Вы что тут делаете? – спросила она.
- А вы?
- Готовлюсь к сессии.
- Похвально. Не буду вам мешать.
Он уже справился со смущением и поскакал на длинных ногах по ступеням вниз. Софья подумала, прыгает как кузнечик, несолидно в его возрасте.
Заказанные книги принесли быстро, она выбрала последний стол, спиной к входу, включила настольную лампу из толстого зеленого стекла, и погрузилась в чтение. Якова с букетом красных роз заметила, когда он стоял у кафедры. На месте пожилой сотрудницы, выдавшей Софье книги, оказалась молодая привлекательная женщина и с готовностью приняла букет. Ткнулась лицом в бутоны, шумно вдохнула запах и закатила глаза, демонстрируя удовольствие, с цветами вышла из зала и вернулась с трехлитровой банкой. У кафедры скопилась очередь, в основном мужчины ученого вида. Все они с нескрываемым интересом наблюдали за ней. У нее было лицо ярко выраженной монголоидной расы, чуть подкрашенное, и европейская фигура почти идеальных пропорций. Туго обтягивающий костюм не скрывал ни изгибов, ни выпуклостей.
Мужской баритон из очереди успокаивающе повторял: «Ничего, Оксаночка, не торопитесь, мы подождем». Да-да, подождем - одобряла очередь.
Яков, видимо почувствовал взгляд Софьи, повернулся в ее сторону, но она опустила голову, - решила не отвлекаться, сосредоточилась на тексте, но не удалось, что-то мешало, какие-то посторонние звуки. Она прислушалась: отчетливо донесся ритмичный скрип стула, - за столом наискось сидел, ногами не доставая до пола, седой, в морщинах гном. Фигура неподвижна, только рука, засунутая в карман брюк, ритмично двигалась. От зала и библиотекарей его скрывали две стопки книг на столе. Он смотрел на Софьину грудь.
Завтра экзамен, скрип мешал готовиться. Да и вообще, с какой стати такое терпеть. Она не выдержала, подошла к Оксане, попыталась объяснить, но слова не подбирались.
- Я вас поняла. Вы сидите там? - Оксана близоруко прищурилась, вытянула руку в правильном направлении, поиграла пальцами с безупречным маникюром, поднялась на носках, но голову гнома надежно скрывали стопки книг, – Не вижу, кто там. К нам много ненормальных ходит. Мы их всех знаем. Обычно в это время приходит Потапов - онанист – она покрутила кольцо на среднем пальце правой руки, вздохнула и стала перебирать формуляры. - Еще два эксгибициониста, но сегодня их нет. Кто-то новенький.
- Ничего нельзя сделать?
- А вы пересядьте. Мы замучилась книги им таскать. Заказывают помногу, – пожаловалась она.
Яков занял место рядом с кафедрой. Софья увидела, что он склонился над обнаженным портретом Галы художника Сальвадора Дали. Гибкое тело, узкое лицо с длинным носом и острым взглядом, легкость и приподнятость позы, взмах рук как крыльев, - Гала напоминала птицу.
Его хищный профиль завис над иллюстрацией. «Так какие же женщины ему нравятся?» - подумала Софья, глядя на Оксану. Та смотрела в противоположную сторону, но почувствовала ее взгляд, повернулась и ободряюще улыбнулась.
Софья заспешила на свое место и чуть не столкнулась с гномом: он с трудом тащил сдавать стопку книг.
Не отвлекаться! - приказала она себе, но все равно поглядывала в сторону Якова. Просидела до закрытия.
Уже на выходе из библиотеки он догнал ее и предложил проводить до остановки. На остановке кроме них, никого не было, и света не было тоже. Ни фонарей, ни освещенных окон в доме напротив. И она была рада, что не одна.
- Вот, старый дурак, увлекся, что поделаешь, - сказал он, пристально всматриваясь в ее лицо.
- Дураком был бы, если бы не увлекался, - засмеялась она.
- Старухе моей не объяснить.
Она села в троллейбус, он остался ждать Оксану.
После случая с гномом в публичку не тянуло. Театр абсурда: учить педагогику и одновременно быть сексуальным объектом полового извращенца. Пришлось заниматься в университетском читальном зале, но там всегда шумно, у нее болела голова. Позвонила Якову, договорились встретиться в театре.
Выбор пятницы был неудачным, в публичке выходной, неудивительно, что Оксана именно сегодня оказалась у Якова. Она сидела в кресле, верхнего света не было, только настольная лампа, ее стройные ножки освещались во всей красе, юбка едва прикрывала трусы.
Софья увидела ее ноги напоказ, сердце остановилось и часто-часто забилось: точно в такой позе в этом кресле сидела Нина.
Яков не заметил ее состояния, Оксана, вытянув руку, демонстрировала ему кольцо с бриллиантом и безупречный маникюр.
Он заворожено наблюдал за игрой цвета и света на тонких пальцах, забыв, что в женщинах ценит естественную красоту. Он так часто повторял, что она помнила.
«Чистый бриллиант», - похвасталась Оксана, с удовольствием посматривая на собственные коленки совершенной формы, - ей в себе нравилось все. Яков попытался дотянуться до полки, где стояла банка с кофейными зернами, но мешали протянутые Оксанины ноги. Она их не убирала и с интересом наблюдала, дотянется он до банки, не коснувшись их, или нет. Дотянулся.
Он готовил кофе на электроплите и слушал рассказ о том, как она приехала из Челябинска с дипломом библиотекаря, никого в городе не знает. Ужас! Ее узкие глаза ужаса не выражали, а пристально изучали обстановку.
- Пьем шампанское! – прервал ее речь Яков и достал бутылку из-под стола.
Софья на голодный желудок быстро опьянела, круглое плоское лицо удалялось и приближалось, нависая румяным блином. В какой-то момент лицо вытянулось, принимая форму сердечка, глаза увеличились, и она стала походить на Нину, только улыбка не ее. Губки пышные, вкусные, как говорила мама, белые зубки в улыбке, но взгляд холодный. Кожа светлая и волосы светлые, крашеные, наверное. Сестра никогда блондинкой не была.
Оксана завела бабский разговор о своем бабском коллективе. Софью поразило, что Яков не морщился, а даже слушал с интересом и даже поддерживал разговор.
- Как там, Дина Сергеевна, все мучается запорами? Профессиональная болезнь библиотекарей.
- Намекаете, что мне надо менять профессию? – кокетливо повела плечом и качнула ножкой Оксана.
- Куда вы денетесь от Достоевского.
- Я? – она приложила ладони к груди, - Достоевский? Никогда не любила ни Чехова, ни Достоевского, в школе, а потом в институте достали так… Я люблю картинки в журналах смотреть, особенно «Бурду»
Он смеялся: девице не надо быть умной, она ему нравилась такая как есть.
- Вы такой стильный, ни на кого не похожи. Расскажите о себе. Ну, дядь Яш, - она погладила его руку.
- Да, расскажите, - подхватила Софья. Опьянение от кофе прошло, ей тоже было интересно, но почему-то раньше стеснялась его об этом спрашивать.
- Ну, дядь Яш, скажите, в кого вы такой большой, может, вашим предком был Петр Первый?
Он засмеялся:
- Вам, женщинам, только дай волю, воображение у вас богатое. Вы моего дядю Борю не видели, мы с ним одного роста. Когда он вернулся из лагеря, не путать с пионерским, стал сутулиться, и я казался выше, чем и гордился. Дураком был.
- От тюрьмы и от сумы не зарекайся, - Оксана дернула плечами как от испуга, – Его в тюрьме пытали?
- Отнюдь. Все очень забавно, там дядя чувствовал себя комфортно, тут же встрял в дискуссию, одну, другую, с ним сидели профессора – гуманитарии, литераторы. Так и протрындел о литературе, философии и истории. Выпустили после смерти Сталина, вернулся в Москву, мне шестнадцать, учусь в фазанке на электрика. Посмотрел на провисшую проводку в квартире, на меня, технаря не увидел, посоветовал в художники податься, чтобы не раздражать своим ростом: художникам позволено в нашей стране ни на кого не походить. Даже если все опять накроется, и все зашагают строем, художникам разрешено будет время от времени резвиться на лужайке. Что с них взять, юродивых. Отправил меня сюда к Маре.
Он поднялся, с трудом выпрямился, да, не молод, подошел к плите, склонился над кофеваркой, отстранился, пауза затянулась, тряхнул головой, отгоняя кого-то невидимого:
- Извините, задумался. Забавная история: у меня есть знакомый, марксист - борец за чистоту идеи, не так давно вышел. Получил трешку за то, что обозвал знатного коммуниста политической проституткой. Пришел сюда, выпили, закусили, вспомнили Сталина, он ярый сталинист, тост за вождя всех народов я не поддержал, он стал злиться, почему посадили его, а не меня. Так расстраивался, я боялся, Кондратий хватит, пришлось импровизировать, что меня тоже посадили в пятидесятом. Я тогда в школу не ходил, - Яков весело засмеялся и помолодел.
- А что? Могли, за колоски, - улыбнулась Оксана.
Софья подумала, что ее круглое лицо с румяными щечками и без улыбки выглядит веселым, если в ее глаза не всматриваться. И еще подумала, что девица не так глупа, как хочет казаться.
- В Москве я родился и даже дорос до великовозрастного балбеса в окружении женщин: мамы и незамужних теток. Здесь мне понравилось, особенно центр. Понравилось, что сохранились кварталы купеческих домов. Простор и старина, значит, народ незлобивый, не рушит чем ни попадя. Дядя так и не женился, тосковал очень, любовь у него была, китаянка.
Голос его дрогнул.
Софья уже была знакома с Марой и знала, что у нее с Борисом была долгая любовь. Вот значит как? Он морочил голову старушке? Морочил всю жизнь. Как же так? Хотела спросить Якова, но кофе перестал действовать возбуждающе, и она погружалась в дрему. Фразы доходили отрывками, она не следила за разговором, пока не услышала:
- Да, ладно вам, дядь Яша, хоронить поэзию, с ней все будет нормально. Вот где нормального парня найти - проблема, - манерно растягивала гласные Оксана.
- Какая страна, такие мужчины, - он охотно подхватил тему, - но ведь вы, женщины, их такими воспитали.
Он отделил себя от остальных мужчин. Потому что не такой, как все?
Лицо сестры то возникало сквозь толщу воды, то двоилось: китайский лик, напоминавший маску, сменялся до боли родным славянским нежным личиком.
Шампанское не пошло впрок, весь следующий день мучила мигрень, анальгина дома не оказалось, денег тоже и прочее и прочее. Она переживала вчерашний вечер так, будто Яков предал ее.
Наверное, он что-то почувствовал, потому что сам ей позвонил: договорился с Оксаной, чтобы она приносила для нее нужные книги из читального зала для нее.
Оксана приносила заказанные книги в мастерскую, Яков при ней был рассеян, и Софья долго не задерживалась.
Запомнился тот холодный день накануне Восьмого марта, но не тем, что Николай загулял, ничего нового, детей забрали ее родители, а другим. Она поехала в театр к Якову, зная, что он один. Кивнул ей и стал готовить кофе, а ее прорвало: надоело, муж и свекровь, вечно недовольные, не хотят, чтобы она училась, надоело все, кому нужна учеба, если без образования больше зарабатывают. Дуся вообще считает, что бабе грамота не нужна. Хорошо знают ее обязанности матери и жены, но забывают о своих. Николай не зарабатывает, Дуся считает, что у нее лучший в мире сын.
Они пили кофе, Яков молчал, а Софья все жаловалась. Остановилась, только когда он взял ее руку в свои теплые ладони.
- Помните, много будет в жизни соблазнителей и посягателей на вашу свободу, но ваш выбор – главное.
Он отпустил ее руку и встал приготовить еще кофе.
Вдруг кто-то нервно постучал в дверь. «Открыто! – крикнул Яков. Через высокий порог тяжело перешагнула худая высокая женщина, с некрасивым, посиневшим от холода лицом. На ней была легкая, не по погоде куртка, на голове вязаная шапка. Она порылась в глубоком кармане пальто, вытащила пачку фотографий и швырнула на стол. Софья от неожиданности отшатнулась, но успела заметить Оксану с обнаженной грудью.
- Вот чем ты здесь занимаешься, козел вонючий! С женой не спишь, на молоденьких потянуло! Сколько ты им платишь? Гроши домой приносишь! Это разве зарплата! Ты эту фотографировал голой? – женщина взяла фотографию и стала сравнивать с Софьей. – Сколько их у тебя?
Софья встала, но не решилась пройти мимо разъяренной женщины.
- Не уходите, - тихо попросил Яков.
Он легко поднял женское, костистое тело, перед лицом Софьи мелькнули ботинки мужского размера, - и вынес ее за порог. Некоторое время доносились женские вопли, громкие, тише, совсем тихие, как мяуканье кошки за стенкой.
Яков вернулся.
- Что это было? – спросила Софья.
- Моя благоверная. Не ведает, что творит, глупое создание, - произнес он обыденно, вот опять, и ничего с этим не поделать.
Они пили кофе и молчали. Что тут скажешь.
* * *
Оксана вышла замуж и ушла из библиотеки, - муж умел зарабатывать. Софья через несколько лет встретила ее на улице и удивилась резкой перемене: волосы стали темными, она растолстела, - сытая, довольная жизнью женщина сильной рукой катила перед собой коляску с младенцем, в другой руке держала годовалого ребенка.
- Никак не могу похудеть, муж любит покушать, и я с ним за компанию. Но я ему такая нравлюсь, - улыбалась она.
- Главное, чтобы мужу нравилось.
- Зачем ей понадобились дети? Зачем ей было беременеть? – недоумевал Яков.
- Как? – возмутилась Софья.
- От былой красоты ничего не осталось.
- Красоты? Вам нравилась ее внешность? Просто, она была молодая. Вот и все.
- Красота, как любое совершенство, редко встречается. Красивая женщина должна быть ответственна за свою красоту, – видимо, что-то отразилось на ее лице, он помолчал и продолжил: - Во втором классе к нам пришла девочка, родители переехали из Сибири, я в нее влюбился. Первая любовь не забывается. Оксана на нее похожа.
- Китаянка? Как у дяди?
- Нет, бурятка.
Он достал из-под стола початую бутылку портвейна.
- Не хотите присоединиться?