Феня позвонила и предложила собраться у нее на девятый день.
- Если не хочешь к нам, встретимся на кладбище, - предложила она и добавила: - Я буду одна, муж работает.
Софья согласилась.
Автобус довез до ворот кладбища. Площадь пестрела яркими красками искусственных цветов, забор был густо увешан венками на любой вкус. В таком многоцветье невозможно кого-то отыскать, - подумала она и увидела Феню. В длинной черной юбке, черном кроличьем полушубке и намотанном на голову черном платке она стояла неподвижно, как чугунный памятник. Окинула осуждающим взглядом Софью в светлом пальто и красном берете, и поджала губы. Софья приветливо поздоровалась, будто ничего не заметила, и Феня сразу вырвалась вперед. В ботинках мужского размера мелкими шагами, чтобы не запутаться в подоле, быстро передвигаясь, она на ходу расстегивала и застегивала свой кроличий полушубок, поправляла сползающий платок, одергивала юбку. Какая-то непродуманность в одежде, да еще обрывки фраз, перескакивание с темы на тему, иногда Софья перебивала ее, и когда замолкала, Феня забывала, о чем только что говорила.
У могилы, поправляя ленты на венках, она начала жаловаться, что живет в тесноте. Две комнаты, а их пять человек: трое детей и она с мужем. Младший Яшенька, особый ребенок, уже скоро пойдет в школу, ему нужна отдельная комната. Но где ее взять?
Софья устала слушать и обрадовалась, когда та заторопилась домой. При расставании пригласила Софью в гости: «Посмотришь, как мы живем». Дружба с ней и ее семейством не входила в Софьины планы, и она облегченно вздохнула, когда они расстались.
В воскресенье Феня позвонила и радостно сообщила, что гуляет с младшим сыном, недалеко от ее дома. Не пригласить в гости Софья не могла.
Первым вошел мальчик: робко, бочком, оглядываясь на маму и держась за ее руку. Софья ужаснулась маленькому, старчески сморщенному личику.
Он долго расстегивал пуговицы пуховика, потом, склонившись, снял ботинки и оказался в толстых носках, а мама приговаривала:
- Сам, давай сам, как ты умеешь.
Маленький, худенький, такой жалкий, такой беспомощный, протянул Софье ручку, она обняла его и прижала к груди.
Он заулыбался, обнажились бледные десны и мелкие желтые зубы, и стал натужно издавать звуки, Софья услышала: з-з-з- я-я-я-шш, - шея от напряжения покраснела, вены надулись и посинели.
- Здоровается и говорит, что его зовут Яша, - перевела мать. – Вы не беспокойтесь, мы ненадолго, только погреться.
На ней была уродливая мрачного коричневого цвета меховая шапка. Под кроличьим полушубком оказалась черная растянутая кофта на пуговицах. И все та же длинная юбка. Она сняла ботинки, и подол юбки коснулся пола. Подоткнув подол за пояс, стали видны неряшливо растянутые колготки, - уверенно направилась в комнату Якова. Догадалась ведь, хотя в этой квартире, на которую Яков обменял тоже двухкомнатную, в которой она выросла, - не была ни разу.
Она посадила сына на диван, а сама прошлась по квартире, с видом инспектора, заглянула в ванную комнату, Софье так и хотелось спросить: ищешь огнетушители на случай пожара? В школе перед проверками их доставали из кладовки, обтирали от пыли и развешивали согласно утвержденному плану. Завуч просила учителей запомнить места, инспектор по пожарной безопасности имел право спросить у кого угодно, у школьников тоже. Накануне всех оставляли после уроков заучивать: пост один на лестничной площадке между первым и вторым этажами, пост два – между вторым и третьим. Пост три – лестница, ведущая на чердак.
Феня ходила по квартире, а Софья осталась с мальчиком. Он сидел, сгорбившись, - напрашивалось сравнение с воробышком.
Наконец, Феня вернулась.
- А где наша мебель? Из красного дерева, бабушки прислали из Москвы – свадебный подарок.
- Только буфет, кровати и все остальное много занимали.
Феня кивнула в знак согласия. У Софьи отлегло от сердца, могла и скандал закатить.
Когда Софья пришла к Якову впервые, еще даже не невеста, и даже не предчувствовала, что в этот вечер он сделает ей предложение, - поразилась столу в прихожей, на котором стояло овальное мутно-пожелтевшее от времени зеркало в раме из резного дерева. Почти черная в сумеречной прихожей рама представляла собой переплетенные грозди и листья винограда. Она не сразу узнала в густом тумане собственное отражение с загадочно мерцающими глазами. Как на старинной фотографии.
Зеркало была прикреплено к столешнице, тоже из темного дерева, ножки изогнуты в стиле модерн. «Красное дерево, - пояснил Яков, - прислали тетушки, - свадебный подарок. Моя старуха все старалась избавиться от мебели, ей бы пластмассу, была бы счастлива, но я не дал».
Первое время они спали на кровати с резными спинками, тоже из виноградных гроздей. Но спать неудобно, матрац от старости был в середине продавлен почти до пола, чтобы выбраться из кровати, она долго раскачивалась, и, наконец, резким движением выпрыгивала на ковер с орнаментом из виноградных лоз. На стене висел гобелен с вытканными элегантными борзыми – подарок Мары. «Как в псарне», - смеялся Яков. Когда переклеивали обои, ковер свернули, засунули за диван, потом он куда-то делся.
Еще был старинный стол – бюро, еще фигурные этажерки, и все те же виноградные грозди, из впадин приходилось долго выметать кисточками пыль. Да и отражение в мутном зеркале со временем ее стало раздражать, раму и столик продали антиквару и купили настенное зеркало. Антиквару перекочевала кровать, потом этажерки. Стол – бюро отвезли Фене при переезде. Остался буфет, в нем было столько ящиков и полок, что кроме посуды хранилась вся мелочь, включая нитки с иголками, фотоальбомы и даже старинный утюг с самоваром.
Феня прошлась вдоль полок с книгами, остановилась у стола и открыла папку с рисунками. Софья пожалела, что не догадалась ее убрать.
- Папины рисунки? – Софья кивнула. - Медведь в лесу. Якуша, смотри, медведь, дедушка нарисовал.
Мальчик подошел, боязливо взял рисунок и замычал:
- Мууу, мууу.
- Нет, это не коровка, это медведь, он, знаешь, как говорит, - она растерялась и повернулась к Софье, - что-то я забыла, рычит, мычит…
- Зимой спит, а летом издает трубные звуки, так, кажется.
Софья украдкой рассматривала ее лицо: широкая переносица, крупный нос, как у Якова. Губы, взятые в скобки, придавали ей тоскливое выражение. Но если их прикрыть бородой, как у Якова, дочь представится зеркальным отражением отца.
- Отдайте мне папины рисунки, внукам на память.
- Берите, - согласилась Софья, стала суетливо открывать ящики стола, перебирать бумаги и откладывать рисунки.
Старческое личико ребенка не менялось, но, видимо, по каким-то признакам, известным только матери, его поведение могло измениться. Феня успокаивающе гладила его по голове, плечам, наблюдая, как Софья откладывала рисунки, и, когда накопилась приличная стопка, аккуратно завернула в газетную бумагу и сунула в плотный пакет с ручками.
Рассеянный взгляд ребенка сосредоточился на глобусе, он робко коснулся пальцем Антарктиды и залепетал.
- Папин? – спросила Феня, ткнув пальцем в напоминающую лоскутное одеяло Европу.
- Глобус мой, подарок отца,- ответила Софья.
Мальчик посмотрел вверх, за ее спину, она решила, что его привлек акварельный рисунок ее головы. Яков изобразил ее старше, чем она была, теперь изображение казалось моложе ее.
- Деда, - неожиданно четко произнес мальчик и показал на портрет Декарта в проеме между окном и стеллажом с книгами.
Портрет был наполовину закрыт шторой, только глаз и щека, как будто философ подглядывал.
Феня резко отдернула штору.
- Вроде похож, но чудно выглядит.
- Это Декарт, Рене Декарт, философ. Хотите, забирайте, - неожиданно для себя предложила Софья.
- Если философ, возьмем, мой муж любит читать умные книжки.
Софья торопливо, чтобы не передумать, сняла портрет, даже пыль не успела накопиться, Яков любил порядок, и с рамой прислонила к пакету с рисунками.
Феня огляделась, чем бы еще поживиться.
- Вы же одна живете, - вкрадчиво заговорила она, Софья кивнула. – Зачем вам две комнаты? Отдайте нам одну.
За этим и пришла, подумала Софья, надо было раньше догадаться и отказаться от встречи под любым предлогом. Феня смотрела в упор, мальчик начал кукситься.
- Я не готова пока эту тему обсуждать, но обещаю вернуться к ней, когда вступлю в наследство.
- Я не тороплю, - голос Фени был мягким, почти нежным. - Вы не волнуйтесь, мы с вами жить не будем. Продадим квартиру. Вы купите однокомнатную, а мы – комнату, старший сын женится скоро.
И она погладила руку Софьи, изображая ласковую улыбку. Да у нее все уже продумано.
- Однокомнатной мне достаточно, - пробормотала Софья, ей было неловко от этого поглаживания.
- Да, да, справедливо по отношению и к мамочке, и ко мне. Отец был гуляка, прости господи, что я говорю, - она широко, как на сцене, перекрестилась, – Мамочка из-за него так рано ушла из жизни, - она опять широко перекрестилась. – Яшенька, идем домой.
Софья наблюдала, как она высоко поднимала слабые ножки ребенка, с силой натягивала тесные ботинки, мальчик безропотно подчинялся. Быстро оделась и рывком одернула юбку.
- Скажи, Яша, тете до свидания, - взяла в руку пакет, под мышку портрет, мальчик вяло помахал ручкой, и они удалились.
Долго не могла уснуть и перебралась на диван Якова. Под утро снилось что-то липкое. Проснувшись, потрогала простыню, нет, ничего такого. Пальцы тоже не липкие. Почувствовала чей-то взгляд, пристально настороженный, с хрустальными отблесками. Нет, скорее, из простого стекла, желтый от ненависти, зрачок вытянулся как у черной кошки из фильма ужасов, и глаз нестерпимо заблистал рубиновым светом.
Что им, гадюкам, надо от меня? Что во мне не так, если они не отстают? – чуть не расплакалась она и проснулась. Было утро, и на фоне выгоревших обоев, там, где висел портрет, выделялся желтый прямоугольник. Зря отдала Декарта, погорячилась, совала все подряд, лишь бы они ушли, лишь бы больше не видеть слабоумного. А ведь похож на деда, карикатурно, но похож. Головка маленькая, недоразвитая, но нос большой и переносица широкая. На каждого умного найдется свой идиот, - мир устроен из противоречий, на этом он держится и не разлетается во все стороны.
Пусть живут всякие, только не надо им попадаться. Хищники нападают – такой закон природы, но пусть нападают на себе подобных. Пусть живут, но не надо им попадаться.
Так просто, но не получается, жалко мальчика – идиота, и Феню тоже жалко: отец был, а вроде, как и не было. Пусть хищница, но у нее материнский инстинкт, и она действует в интересах сына.
Но у меня тоже сын, - подумала она, - взрослый, умница и неустроенный.