Мы ужинали поздно, на закате солнца, когда спадала жара. В тени шатра из виноградника, не заметили как выплыл полнолицый месяц, смущенно улыбающийся ярким звездочкам, окружившим его плотным и радостным хороводом на бархатно-чорном небе.
Наш обеденный стол и часть двора освещал уличный фонарь. Глупые ночные бабочки-однодневки, слетевшиеся со всего сада, бились о толстое стекло плафона, пытаясь разбить его своими слабенькими припудренными крылышками, чтобы постичь глубину истины источника света.
Ужин давно закончился. Бабушка убрала посуду. Принесла из холодно-го погреба очередной графин вина. Он тут же покрылся испариной, и мелкие капли влаги, оставляя затейливые дорожки, скатились на стол.
Бабуля, как за глаза, я звал свою хозяйку Анну Андреевну, подражая ее внуку, постояла у притолоки двери, прислушиваясь к нашей тихой беседе, а может быть, думала о чем-то своем, отправилась отдыхать.
- Так, «приманка» у нас на столе, можно и подольше посидеть, - удовлетворенно заметил внук.
- Что значит «приманка»?
- А это, чтоб мы со двора не ушли! И она спала, за нас не беспокоясь, - расшифровал хозяин непонятливому гостю хитрость своей бабушки - Вино, которым она сейчас нас угощает, из той бутыли, что поставила осенью того года, когда меня призвали на флот, и закопала в саду, чтобы дед «по ошибке» не пе-репутал с молодым вином, еще кислым, и ему приходилось в стакан подсыпать по чайной ложке сахару. А он не любил вино с сахаром!
На столе стояла большая ваза фруктов. Все располагало к теплой, нето-ропливой и долгой беседе.
- Я смотрю, бабуля тебя откармливает как хряка на убой, хотя на тощего ты не похож – постоянно в спортивных штанах на резинке – флотский ремень поди маловат? А как на флоте кормят?
- Моряк без пуза, что баржа без груза! – продекламировал гордо чисто флотскую поговорку мой собеседник. – На флоте всегда кормили хорошо… А вот ты мне и подкинул тему для очередной байки…
Мы стояли на боевом дежурстве в Оманском заливе. Был полный штиль. Пора спокойной морской жизни. Вахты самые приятные – почти никакой работы. И матросы, коротая их, разговаривая между собой, вспоминали родные берега, развлекаясь иногда зрелищем блестящих на солнце летающих рыбок, нередко попадающих на палубу корабля.
… По громкоговорящей связи раздается приказ: «Подходит буксир с продовольствием! Все наверх! Вахте приготовиться к швартовке! Всей команде к выгрузке!»
Вахтенные матросы быстро, четко и легко «привязали» наш корабль с носа и кормы, перекинули трапы на «мамку-кормилицу», как называли эту «продовольственную» посудину. Буксир, приписанный в штат бригады, пред-назначенный для отбуксировки в ближайший док поврежденных кораблей, находился без «работы» по прямому своему назначению, и использовался для снабжения боевых кораблей продуктами из ближайших стран, которые снабжали моряков по договорам с нашим правительством.
Матросы, как муравьи, плотной цепочкой сновали с одного корабля на другой с коробками фруктов, овощей, кофе, чая, масла, тушенки и сгущенки, с мешками сахара и свежей картошки. Высыпали фрукты в большие ящики своего трюма и с этими же коробками бежали за сухой колбасой, наваленной кучей в трюме, где температура стояла минус 18-20 градусов.
Обвязав вокруг разгоряченного тела связку холодной колбасы, заправив ее концы в штаны на пояснице и накрыв колбасный пояс рубахой навыпуск, зябко вздрогнув, очередной матросик из боцманской команды, лукаво улыбаясь и передергивая кожей от холодных ручейков, скатывающихся ниже пояса, бе-жит по трапу на родной борт. Там его встречает «свой», незаметно освобождая от «пояса» и столь же незаметно уносит в шкерку…
Кормили моряков отлично. На столах были и шоколадные конфеты, и всевозможные субтропические фрукты, да такие, что в российских магазинах и не встретишь, не говоря уже о цитрусовых, яблоках, грушах и прочих сливах-вишнях.
В случае с колбасой - это было не воровство, а больше игра. Офицеры видели нашу «хитрость» и предвкушали удовольствие разоблачения после того, как отвалит буксир – на своем-то судне они разберутся…
…После отбоя никто не мог уснуть. В эти дивные южные ночи с мириадами мигающих звезд на абсолютно черном небе, ночи, когда вся команда, прихватив из кают тюфячки, подушки, одеяла, а иногда и бушлаты – под утро бывает холодно, - спит на верхней палубе, спасаясь от духоты кубриков; а вахтенные, собравшись в кучки, коротая время, рассказывают анекдоты, прикрывая ладонью рот от взрывного смеха, чтобы не привлечь внимание вахтенного офицера. Команда «заговорщиков» по одному собиралась на «конспиративной квартире» – шкерке.
Шкерка – это сокращенное моряками слово, обозначающее под шкиперную кладовую, расположенную на верхней палубе, где хранится судовой инвентарь. Там же, за большим рабочим столом ремонтируется такелаж. Полноправный хозяин этого цеха-кладовой – боцманская команда, а ключ - у старшего матроса.
Этой ночью стол рабочий напоминал свадебный. Не хватало лишь невесты. Вокруг на ящиках сидели счастливые матросы, человек пятнадцать, участвовавших в операции «сухая колбаса». Помещение благоухало ароматом во-сточного кофе. На столе стоял ряд открытых банок сгущенки, у каждого в руке по каральке колбасы и куску теплого белого хлеба – пекарь расстарался. Вчерашние мальчишки наслаждались «вкусной и здоровой пищей», праздновали, радуясь, как легко и ловко провернули операцию. Подходили опоздавшие дизе-листы, мотористы, подавая условный сигнал – стуком в дверь.
Очередной стук пароля. Смело открываем, на пороге – боцман! Он за-стал нас врасплох. Любитель «теплых» компаний, увидев всю свою команду в сборе, для порядка возмутился, и без приглашения сел за стол. Мы налили ему кофе.
Следующий стук… Не «наш» пароль… Но мы уже «за спиной» боцмана открываем дверь спокойно. Мичман! «это что у вас здесь за бедлам?!», но уви-дев боцмана, спокойно отхлебывающего из кружки кофе, присоединился к за-столью.
Раздался негромкий, но требовательный стук. Капитан или старпом?! Боцман с мичманом вскочили и спрятались за занавесками, прикрывающими стеллажи. Мы смахнули со стола шкурки от колбасы, коленями зажали банки со сгущенкой, открыли замок… Командир?! Все вскочили по стойке «смирно». Он спокойно осмотрел стол, убедился, что спиртным здесь не пахнет… «а это чьи ноги?», и отдернул занавеску – да тут собралась теплая компания! Ладно, садитесь, коли сегодня матросы офицеров угощают.
Мирную, теплую и задушевную беседу за общим столом с командиром прервал резкий, нетерпеливый стук в дверь…
… Старпом искал командира. Вахтенные матросы из дикой зависти, догадываясь, что происходит в нашей шкерке, выдали капитана. Офицерам не хотелось покидать нас и в то же время «светиться» перед скандальным старпомом. Переглянулись, и все трое, хихикая, как пацаны, заговорчески подмигивая нам, спрятались за занавесками. «Скажите, что меня нет», - прошептал кэп. Я приоткрыл двери, не отпуская ручки, да, это был старпом! На его вопрос ответил: «Командира здесь нет». Но это был не тот человек, чтобы поверить на слово. Ему было интересно, что делают в шкерке матросы среди ночи. Он резко распахнул дверь и увидел команду матросов, стоящих навытяжку, приветствуя старшего офицера. Тут он раскатил руладу своего стандартного ругательства, правда, далекого от боцманских импровизаций, и обиженным, почти плаксивым голосом произнес: «Старпом ходит голодный, не может уснуть от жары, а матросы сидят в холодке и кофе со сгущенкой пьют! Вы знаете, что вам будет, если командир узнает?!», - продолжал он, обходя стол и принюхиваясь…
- А что я еще могу узнать? – не выдержал командир, раздвигая шторы. - Он понял, что старпом зашел сюда надолго, и стоять за шторой не имело смыс-ла. Он вышел из укрытия и сел за стол. – Я и так все знаю. - Его примеру по-следовали боцман и мичман.
Старпом остолбенел… не зная, что сказать… Наконец опомнился и скороговоркой проговорил:
- Товарищ командир, вам радиограмма.
- Какая радиограмма? Я занят. Завтра расскажешь…
- Товарищ командир, разрешите присоединиться?
- Садись. Сегодня матросы угощают. Колбаса, правда, закончилась… Не обессудь… А кофе со сгущенкой, хлеб, сахар, масло – пожалуйста, - предлагает кэп на правах хлебосольного хозяина.
… Утром, на построении командир и словом не обмолвился о наших ночных бдениях, а старпом не удержался. Не называя фамилий и боцманской команды, он полунамеком дал понять, что есть в нашем экипаже товарищи, не уважающие старшего офицера.
Обиделся, что колбасы не досталось…