Надо же, еще десять минут тому назад солнышко проглядывало, а сейчас мелкий дождь заморосил. Отпевание только – только началось и нате вам, дождь. Перед монументом мемориала «Мясной бор» два редута, обитых красным сукном гробов. Гробов, в которые уложили поисковики всех солдат, которых удалось найти и поднять за год в этом районе.
-----
Странное ощущение на захоронении. Это чувство, появляется на раскопе в момент обнаружения солдата, не добора, а именно солдата, когда он, на твой зов откликается, до себя допуская. Ты бережно очищаешь останки от всего лишнего и не видишь кроме их ни чего и ни кого. Только ты и он, он и ты, и пока подъем не закончен, нет ни времени, ни усталости. Ничего нет, только мы.
И вот сейчас, также мелкая дрожь в нутрии и перед глазами только эти гробы.
Батюшка обходит строй гробов, качая кадилом, с расплывающимся дымком, и запахом лелея, но смотрю я только на гробы. Сколько уже раз на захоронении, сколько раз стоял перед этими последними солдатскими домиками в толпе присутствующих, а в памяти только они, гробы. Никого из тех, кто рядом был, нет в памяти, знаю, что они там были, но никого не видел, не помню. Отпевание заканчивается и, кажется, дождь стал совсем еле заметным, может и совпадение, а может…
Света, моя жена, мы в поиске всегда вместе, в этот раз, в первых рядах присутствующих, у самых гробов, а я сегодня оказался в замыкающем круге. Хотел к ней добраться, но неудобно как-то, в такой момент, через плотно стоящих людей, протискиваться. Да и какая разница, я тут, всё вижу, слышу.
Вот зачем мне Господь слух даровал? Зачем я в такой момент слышу, что за спиной говорят? Терпение испытывает? Смиренности учит? К внутренней дрожи, добавляется оскобина негодования. А за спиной:
- Ну что? заканчивается там? Может приглашать пора, а то в палатке застоялись, по машинам разбредутся не собрать.
- Да рано ещё, рано. Успеем вымокнуть. Идите «Омар Омарович» я рукой махну, когда приглашать.
Оборачиваюсь и вижу парочку, вероятно из областной администрации. В плащах, под зонтиками, о начальстве, томящемся в ожидании, пекутся. А вот действительно, почему на отпевании начальство не присутствует? Ладно бы иной веры были, еще бы понял, так нет, все православные. Хотя о чем это я? В палатке и салатик, и коньячок припасен, это вон поисковики все как один головные уборы сняли, дождь ли снег, какая разница, с мужиками настоящими прощаемся. А эти, и впрямь, пусть поодаль пасутся, ох как правильно у тебя Господи все устроено, правильно.
Хрен с ними, но щепотка соли на рану ноющую всё же брошена. Мы им, вроде как благодарны, должны быть, ведь в их руках и деньги и распоряжения, не подпиши бумажку и всё по-иному могло стать. А у меня, только вот от этого пренебрежения, язык спасибо не повернется вымолвить. Не от души это у вас господа руководители, не от чистого сердца. Мараете вы дело светлое и святое, грязью для глаз не видимой, но душу до слез обжигающей. Всем примерам пример для поисковиков не совершеннолетних, у гробов солдатских промокших.
Прошлый год ребята с вахты раньше вынуждены были уехать, соответственно на захоронение не попадали. Ничего не поделаешь, работа, кормится нужно жизнь такая, так перед уездом у останков в лагере, с полчаса молча, и присядут, и постоят, то вместе, то по одному. Мысленно извинения просят, что не получается должным образом до могилки лично проводить, а тут? На все уже готовое, да и не за свои личные, и привезли, и увезут. Отметиться прибыли? галочку поставить? фото отчет состряпать? Конечно, конечно каждый из вас господа на своём уровне руку к подготовке этого события приложил, а что поисковики две недели в болотах проработавшие – рук не приложили? Вон ветераны стоят, мокнут, войну пережили, страну восстановили – их участия нет в этом?
Батюшка у гробиков: - Во имя отца и сына и святого духа, крестится. Я тоже крестясь, еле слышно: - Простите их солдатики, простите и не обращайте на их внимания. В душах своих они добрые, любящие. Они сами не ведают, в толк ни как, не могут взять, что для вас мужики, мы живущие все едины, все без чинов и регалий, все равны. Иные там меры и статусы, другие. А для поисков, руку на сердце кладя, говорю:
- Нет здесь сегодня, для нас, вашего статуса выше - солдат в гробах лежащих. Шелуха мы все перед вами, шелуха и пыль.
-----
Нас четверо, один гробик несем, на плечи поставив. Ручеёк из гробов метров на сто пятьдесят растянулся. Под каждым четыре поисковика, по лицам не то капли дождя, не то слезы. Скорбная и тихая процессия. Тихая для поисковиков, из динамиков за оградой льется музыка, гудит толпа, по трассе с ревом проносятся машины, но для нас полная тишина. Мы снова наедине с ними, в последний путь провожаем.
- Это всё ребята, всё, что мы можем для вас сделать, не судите строго, что так поздно, всё что можем, что можем.
Мы, еще раз попав на места, где вас нашли, проверим раскоп, не пропустили ли чего. Будем часами долбить по клавиатурам компов, с надежной что-то отыскать, ну хоть что-то, ну хоть о ком-то. Будем, бережно перекладывая, хранить как самое дорогое ваши личные вещи, звездочки, бритвы, кружки, пуговки. Но на сегодня, это всё.
Сколько вас у меня на плече? Пять? Десять? Ощущения, что гроб пуст. Может, вы действительно сейчас нам помогаете, поддерживая его своими, не видимыми руками.
-----
Могила большая, экскаватором вырыта, широкий деревянный трап в низ. Спускаем гроб с плеч, и сразу ощущаю его вес, на плече на много легче было, нечто и впрямь помогаете? Аккуратно спускаемся и ставим гроб на гроб, вторым рядом, а будет и третий, много вас. Погладив крышку, разворачиваюсь и делаю шаг назад. Черт меня раздери, ощущаю легкость собственного тела, иду по трапу как на лифте, будь то, подталкивает кто-то меня:
- Иди, говоря, иди, здесь только для нас место, ты ещё сделать что-то можешь, иди.
-----
Выхожу бочком пропуская очередную четверку поисковиков с скорбной ношей и иду в хвост этого горестного ручейка. За последним вижу «черное облако». Одетые в черные плащи, в черных костюмах, под черными зонтами, стоящими близко друг к другу областное начальство с прислугой чем-то напоминают грозовую тучу. А периодические вспышки фотографов, вылавливающих скорбный кадр, создают иллюзию молний.
Ну как без вас? проскакивает в голове, горсть земли бросить первыми, это конечно вы заслужили. Глаза бы мои не видели этого. Деваться некуда, прижимаюсь к мраморной плите с восстановленными именами, туча с разговорами о дождливой погоде и медлительности процессии проплывает мимо. Спешат господа, дела, заботы, хлопоты о народе головы их одолевают.
Пристраиваюсь в хвост колонны вместе с подходящими поисковиками. Шесть шагов – остановка, снова шесть шагов и снова остановка. Паузы пока поисковики снесут гробик с солдатиками в яму и выйдут. Все молчат, каждый наедине с своими мыслями, воспоминаниями, думами – вахта закончена, теперь до следующей.
-----
Подойдя, опускаюсь на колено, зависаю на краю заполненной гробиками ямы. Рукой из под ног беру горсть земли, здесь она песчаная не то что на болоте, в голове мысль, здесь мужики посуше будет, и бросаю горсть на крышки ближних. Что-то хотел сказать, но уже и не помню. Молитву Батюшка на отпевании прочитал, а от себя:
- Спасибо мужики Вам. За всё спасибо, спите с миром, больше Вас ни кто уже не побеспокоит. Подымаюсь с колена, надо уступать место, за мной очередь в пятнистых костюмах. Отхожу, а в голове всё слова прощания кружатся и в нутрии подрагивание. Цепляет что то, ни как не расстанусь, на душе, какой то груз, то-ли вины, то-ли не доделанного. Наверно второе, много Вас ребята ещё по округе в сырости, ох как много. Остается только одно, терпеть и ждать следующей вахты.
-----
Встретил Свету, ищем наших, на душе несколько легче, но ещё подколачивает. В голове: - в рюкзаке фляжка, доберусь полегчает. Обойдя мемориал, попадаем на стоянку, там же торговые палатки, для сокращения расстояния решаем пройти за ними. После первой же перед нами вырастает здоровяк в штатском и с выставленной вперед рукой останавливает:
- Сюда нельзя, обойдите с другой стороны. Я оглядываю округу и понимаю, что мы невольно вышли прямо на шатер для начальства. Из груди взрывная волна ударяет в голову. Гляжу в упор, и стараясь успокоить гнев, мысленно говорю сам себе: - на работе он, ему приказали, он по-иному не может, а на деле извергаю:
- Простите, спасибо за подсказку, а то чуть было с свиным рылом в калашный ряд не затесались, простите. Разворачиваюсь, вижу, Светлана хихикает, и мне сразу легче, она на меня, взрывного, вообще как таблеточка успокоительная в таких ситуациях действует.
Возвращаемся, обходим с другой стороны. В голове ещё одна заноза. Всё чин по чину, под охраной, а вдруг кто позарится? Хотя и это правильно, к чему видеть это изобилие на столах, да за казенный счет, это для избранных, да и избирали вроде как сами, с другой стороны, много – мало, а стоят и яства и охрана. А сколько будет стоить тент укрыть от дождя скарб поисковых отрядов, чтоб он за время захоронения не промок окончательно? Человечка для присмотра, чтоб все смогли на захоронении побывать, а не за рюкзаками под дождем приглядывали, сколько? Душ организовать, хотя бы для девочек, для них гигиена не пустое слово, сколько? Вот бы командиры удивились. Для них всё это ежевахтный головняк. За детей в прямом смысле головой отвечают, поранился, простудился, грязного домой родителю привез, не каждый раз понимания верх берут.
Ну, ты размечтался, может вам, ещё и чай горячий, по вывозу из леса? И био-туалеты, что поодаль стоят отпереть для пользования? Ещё скажите транспортом обеспечить до железнодорожного вокзала, тут каких то, двадцать пять километров, вон вас местные подвозят, когда место есть, а то и на автобусах да попутках добираетесь не плохо. Да и подросткам, на долго запомнится, как по трассе с такой ношей шлепали. Чем не романтика?
-----
К рюкзакам попадаем в самую пору, стаканчики наполнены и раздаются вместе с пирожками, уже успели купить, это я за то, что у палатки с выпечкой очередь, не протолкнуться.
За солдатиков! За окончание вахты, вроде немного отпускает, дрожь отступает, а с оскобиной на душе, вроде уже свыклись.
Все на своих местах, солдатиков донесли, похоронили. Подростки за столом у торговой палатки, в баню их нынче не ведем, вчера в лесу, кое-как, но помылись. Плюсом, немного грошей сэкономили, чуток своих подкинули, вон с какой радостью шашлык лопают, хоть с четырех шампуров по паре кусочков на брата, но им в радость, и нам приятно, на хлеб нажимают, удовольствие растягивают. Начальство в своем шатре за свои результаты закусывают, ну а мы по давней уже традиции за кусточками, что неподалеку:
- Ну ребята, давайте за поисковиков, за встречу на летней вахте, раздает на одну треть наполненные стаканчики командир, - Ну, дрогнули.
Дрогнули, выдохнул, откусил от пирожка с картошкой, хорошо! Хорошо, а на душе грусть – жалко, что вахта закончилась, и спина уже вроде не ноет. Смотрю на всех присутствующих и всем нутром понимаю, как люблю я вас «черти» костровищем воняющие, тоскливо без вас будет мне, успокаивает, что до летней вахты совсем ничего. Больной, вахта только закончилась, а в голове уже следующая, как есть больной.
-----
Если честно, то не люблю я дальнейшие события. Сейчас бы как в сказке «Трах-тибидох» и дома оказаться, перешагнуть бы это, что каждый раз повторяется. Максимум через полчаса, на дорожку, как говорят, накатим, уже совсем с другими чувствами, прощальное рукопожатие с мужским обниманием и похлопыванием по плечу друга, но главное это тот взгляд глаза в глаза. Я с этими глазами друзей ещё часа два не расстанусь. В них всё, всё и сразу, не описать …. Они во мне до следующей встречи будут, как зов, как призыв, как поддержка. А дальше автобус, набитый под завязку, спасибо подвозят и денег не берут, по братски. Снова буду пялиться в окно, за которым будут мелькать эти военные, не отпускающие душу места. Мост через Волхов, просматривающийся чуть ли не посередине реки остров. А тебе вновь будут мерещится солдаты бегущие по льду под шквальным огнем, в сторону занятого врагом, крутого берега. Снова придавит душу увиденная из окна автобуса воронка у дороги. В очередной раз захочется крикнуть:
- Стоять, я здесь выйду, на часок, максимум два, но выйду, у меня всё при себе. С неведомой влагой на глазах проводишь её, взглядом из окна, трясущегося по российской ровной дороге автобуса, вон еще и еще одна, а ты проезжаешь мимо.
Больной и лекарства от этого нет. Вокзал, томительное ожидание поезда, с единственной мыслью - поскорей бы уж. Из всей вокзальной толчеи невольно выхватываешь каждого кто в пятнистой форме, напрягаешь зрение, не знакомый ли. Посадка, вагон и снова, как загипнотизированный, впиваешься глазами в проплывающие окрестности. Прощаешься.
-----
Больные, ну что тут сказать, в памяти всплывает паренек поисковик, у ларька рядом с вокзалом, в котором продают чебуреки, запах на всю округу, только слюни успевай глотать. Меня он тогда не видел, да мы все какое-то время по окончании вахты, ничего, и ни кого не видим, не вернулись еще.
Так вот он из всех карманов мелочь достал, считает, сколько наличными есть. Сосчитал, с грустью взглянул на ларек, и через пять секунд, махнув рукой, изрек:
- Да провались всё пропадом, один раз живём, все одно спать буду, Два чебурека мне, и протянул горсть мелочи в оконце ларька.
Говорил сам себе, но слышно было по всей округе. Вахта окончена, вокзал, впереди пятнадцать часов в вагоне, хорошо если плацкарт, а то и общий бывает, раз на раз не приходится, да ещё до дома, сколько то, но два горячих пирожка с мясом после трёх недель на болотах – стоят чтоб без чая в вагоне и мороженного на станции. Больные.
-----
Но не будет ни какого «Трах-тибидох», да я и сам не смогу, чтоб, не попрощавшись расстаться, пусть даже ненадолго, не смогу. Вот они рядом, надежные, простые и настоящие. Улыбки на лицах сегодня искусственные, в глазах грусть не прикрытая – вахте конец. Простые и настоящие, как и те, которых только что проводили в последний путь.
Гляжу на восток в небесную высь, и мне видится строй уходящих солдат, да – да, вон те мелкие расплывающиеся облачка вереницей. Я верю, что мы обязательно встретимся. Не здесь конечно, там, но обязательно встретимся, и обязательно выпьем - за всех простых и настоящих.