Где-то далеко, в глубоких и мрачных лесах Трансильвании, там, куда солнечный свет при всем своем желании не может пробиться через густые ветви великовозрастных деревьев, живёт он….
Мало кто верит в существование его вида. Порой он и сам задумывается, существует ли он, не является ли жизнь лишь глупой насмешкой, вызванной иллюзорными представлениями о мире у человека, в чьей голове возник его мрачный, одинокий образ. Такие мысли приходят к нему томными вечерами, которые он вынужден коротать за игрой на флейте в каменных подвалах разрушенного замка, которые он называет домом.
Так продолжается долгие часы, которые по прошествии складываются в дни. Раньше его жизнь была наполнена смыслом, эмоциями, азартом. Он вселял ужас жителям ближайшей деревни, был тем, кто скрывается во тьме и никогда не пренебрежет возможностью испить свежей человеческой крови. Но особый восторг у него вызывали случайно зашедшие в чащу леса путники. Он мог часами охотиться за ними, пугать, долго гнать по чаще, а потом неожиданно отставать, чтобы у них появлялась надежда окончания погони. Как только несчастные замедляли бег, он моментально настигал их и вонзал острые, словно кинжал, клыки в шеи. Хитрый вампир испивал странников до последней капли крови, а после задорно направлялся в свой тихий, уютный уголок.
Скольких людей он загубил…
Мужчины, женщины, дети: для него все были равны и одинаково желанны в качестве трапезы. Недолюбливал он только стариков, но и тех периодически убивал, чтобы они не чувствовали себя особенными.
Когда жители объявляли с ним войну и затачивали колья, он не выходил из гущи леса, довольствуясь случайной живностью. Таким он был в рассвете сил.
Но в последнее время что-то стало в нем меняться. Он стал сентиментальнее, грустнее. Сначала вампир выходил из дома всего пару раз в неделю, затаскивая людей в свои катакомбы десятками и питаясь по необходимости, но в последнее время он не покидает своего подземного жилища. Он решил перестать сеять панику и пить человеческую кровь, питаясь лишь крысиной или коровьей.
Вампир сам обрек себя на нескончаемую агонию и голод. Ему очень хотелось стать лучше. В первые пару дней вампиру удавалось сдержаться с достоинством, но то, что началось потом нельзя было назвать иначе, как адом. Он метался из стороны в сторону в маленьких комнатах, скреб каменную кладку длинными твердыми когтями. Крысы, часто забегающие в его холодный подвал, немедленно ловились и испивались. Но этого было мало, даже сотни крыс (сколько он и употреблял в день) ему не хватало. Иногда, сгорая от невыносимой тяге к человеческой крови, королю ночи хотелось взглянуть в свои глаза, чтобы как-то приободрить, но иронией судьбы он не отражался в зеркалах.
Так не могло продолжаться вечно. Вампир храбро держался четыре дня, но более и секунды не стерпел бы. Кровопийца снова решил выйти на охоту. И пускай опасно, пускай убьют, голодовка страшнее смерти. Бледный, как полотно, вампир приблизился к двери, ведущей наружу, но в шаге от выхода остановился и долго всматривался в проход. По щеке вселяющего ужас существа потекла скупая слеза. После своей праздной жизни и дальнейшего отречения он более не может пройти через дверь. Он слишком растолстел...