1987 год. Март.
…Как я ненавижу вторники!..
Тоня испуганно посмотрела на часы.
…Уже почти одиннадцать! С минуты на минуту явится мама!..
Дома полный бедлам. Всюду пеленки, распашонки. Книги, так и пылятся на полу. Сверху накиданы Мишкины вещи. А в ванную зайти страшно. Полным полнёхонька грязным замоченным бельем, которое руки не дошли постирать.
…Хорошо у кого машинка есть, а мне бы хоть доску стиральную где достать…
В холодильнике пусто. В кармане, тоже…
Хотя и ждала но, от звонка в дверь, вздрогнула и обреченно съежилась.
- Ох и холодно сегодня! – Мама недовольно раздевалась в маленькой прихожей, бережно передавая дочери в руки шапку, шубу, шарф…
Антонина сложила вещи на диван.
- А что, в шкаф нельзя повесить?
- Ты же знаешь, что там места нет.
Единственный в доме встроенный шкафчик находился в коридоре и был - битком.
- Ну, хоть чаем-то мать напоишь?..
- Ну. Напою…
- А, можно, без «ну»?
Тоня пожала плечами. Начиная злиться, поспешила уйти на кухню.
Мама проследовала в комнату, поглядеть на внука. Ребенок мирно сопел в кроватке.
Презрительно оглядев убожество комнаты, с недовольным видом, пошла к дочери.
Та выжимала из заварника остатки былой роскоши. Чайник закипал.
Оценив обстановку на кухне и что-то недовольно бурча себе под нос, направилась в ванную, мыть руки. Тоня, чутко прислушиваясь, замерла с чайником в руке.
- Ну, конечно… Как всегда… - Мама снова стояла на пороге кухни. - Он, вообще, хоть что-нибудь дома делает?
Дочь сделала вид, что не услышала. Молча налила в кружку на сто рядов перезаваренный, суррогат из маленького чайничка, долила кипятком:
- Сахара у нас нет.
- А печенье какое-нибудь?
Вопрос был риторическим. Елена Владимировна прекрасно сама знала ответ, но промолчать не смогла:
- Так я и знала. Принеси мне мою сумку из коридора.
Дочь повиновалась. Мама достала, купленное по дороге, земляничное печенье и начала с удовольствием откусывать, прихлебывая горячий напиток:
- Ты, давай-ка, собирайся, пока Лёшка спит. Съезди на работу к Наталье Владимировне. Она там достала талоны на колбасу и сахар… Я ей звонила, она тебя ждёт.
Мама ожидала увидеть радость на лице дочери, но, вместо этого, та, как-то странно задумалась.
Мысли вихрем проносились в голове у девушки.
Талоны, это – здорово! Колбасы, ой, как хочется. Да и сахара давно в доме нет. Но, как же ехать? В чём?! Единственные валенки прохудились, того и гляди порвутся. На сапоги денег нет. А на улице мороз. Да и стыда не оберёшься. Маме не пожалуешься, опять начнёт причитать. Что делать?
- Так ты едешь или нет?
- Да, сейчас соберусь.
Как Антонина ни старалась бережно ступать по острым лезвиям стылого льда, «пятки» у валенок, все-таки отвалились.
Наталья Владимировна всплеснула руками:
- Боже! Как же ты пришла?!
Девушка молча опустилась на стул. Хотелось просто расплакаться, потому что она страшно замерзла, потому что ей себя очень жалко и, потому, что надо возвращаться назад среди бела дня, а на улице люди, которые смотрят, смотрят…
- Давай-ка, чайку горячего попей. Вон, заиндевела вся.
Девушки из отдела, где работала Наталья Владимировна, уже налили ей кипяточка со свежей заваркой, и тащили, кто, чем богат: конфеты, пряники, печенье.
То ли от вида еды, то ли после мороза, закружилась голова. Тоня вцепилась руками в стул, в ожидании, когда заплясавшая перед глазами комната, встанет на место.
Девушки сочувственно поглядывали на неё.
«Ненавижу, когда жалеют!»
Тоня собралась. Комната встала на место.
Ей уже помогали раздеться. Стаскивали с окоченевших ног рваные валенки.
Наталья Владимировна сокрушенно глядела на Тонину обувку:
- Да… Чинить бессмысленно. Да, ты пей чай-то. Пей. Отогревайся.
Весь отдел ломал голову – что бы такое изобрести. Но, изобретения лучше новой обуви, не находилось.
В конце концов, воспользовались тем, что всегда было под рукой. На дно валенок проложили перфокарты – для жёсткости. Сверху насовали газет – для тепла. Отогрев, накормив, вручив, в качестве бонуса ещё и талоны на хозяйственное мыло, отправили домой.
Антонины не было долго. Алёшка плакал. Бабушка никак не могла его успокоить и проклинала последними словами свою непутёвую дочь.
Наконец раздался звук отпираемой двери.
- Слава богу, явилась! Тебя только за смертью посылать! Ребёнок уже изревелся весь! Конечно, куда тебе торопиться?! Бросила на мать, а сама шлындаешь!
Девушка молчала и, не сгибающимися пальцами рук, пыталась стянуть, с ничего не чувствовавших ног, обувку. Газеты повалились на пол. Мама сделала большие глаза:
- Это ещё что такое?
- У меня валенки порвались…
- Да? А где твой муж?! Ходишь, как оборванка, а он, знай себе гуляет! Сам обут, одет и жрёт где-то, наверняка! Морда-то сытая, довольная… А я тебе говорила! Так нет же. Мать тебе всегда враг номер один! Ты никогда меня не слушаешь! Такая перспективная девочка была! И стихи писала! И в литературной газете печатали! А теперь, что? Про институт можно забыть? Всё? Опустилась, совсем?
- Я же из-за тебя не поступила!
- Конечно! У тебя всегда кто-нибудь, да виноват!
- !!!
- На следующий год, кто не давал поступать?!!
- Я была беременна!
- А ты, теперь всегда будешь беременна! Он и не отпустит тебя никуда! Будешь рожать каждый год! Они же, все, любят детей! Станешь жирная и тупая, как тётя Нина! Она, вон троих родила! И, ты, давай! Пеленки, распашонки, посуда, готовка! Где он найдёт еще такую дуру, которая будет за ним стирать, убирать, ублажать?!! Будешь сидеть клушей, без образования! Я столько в тебя вложила, а ты – неблагодарная!!!
- А ты у нас прямо худая и умная?! И не будет мой ребёнок жить без отца!
- А тебе плохо было?! Я всё тебе отдала. Замуж больше не вышла, чтобы у тебя моральной травмы не было! Всё для Тонечки! А, ты?! Позарилась на мужичка? Отвоевала счастье свое? Вот и получай теперь! И, за что продалась? За то, что в штанах? Ты всегда была озабоченнной!
Сидевшая в сердце гнилой занозой, обида, подкатила к самому горлу.
Как Антошка мечтала в детстве, чтобы мама вышла замуж и пилила не её, а своего мужа.
Как ей, двенадцатилетней девчонке, мама, ни с того ни с сего, заявила: «Ты, что – беременна?!» - Сделав при этом такое испуганно-участливое лицо.
Словно кипятком с макушки до пят обварила. В жар бросило, потом – в холод. От обиды кровь застыла в жилах. Как Тоня напугалась от незнания. А, вдруг, правда?! А как же это?! И сама себя начала подозревать не знамо в чём… Больше года переживала, прислушивалась к себе, присматривалась…
- Забирай свои талоны! Мне от тебя ничего не надо! Каждую неделю у нас из-за тебя скандалы! Как придешь – так скандал! Что ты все время лезешь и лезешь?!!
- Ах, вот как?! Мать помочь хочет! Попомнишь еще мои слова – наплачешься!! И правильно, без талонов хорошо проживёте! На гулянки же хватает!
- Да подавись ты ими! - Дочь, как во сне, вытащила заветные бумажки, бросила на стол, отобрала у матери ревущего сына и, повернувшись к ней спиной, стала успокаивать ребенка.
Елена Владимировна ещё минут пять что-то громко доказывала. Потом со всей силы выкрикнула дочери в спину: «Будь ты проклята!!!»
Бабахнула входная дверь и в квартире установилась долгожданная тишина. Тоня выдохнула и разревелась.
Дневник.
3-е марта 1987 год.
Приходила мама. Как всегда испоганила всё настроение.
Убежать бы куда-нибудь, да некуда. Ни одной родной души… Есть, конечно, сын, да он маленький совсем. Что ему расскажешь?..
А Мишка сына любит! У Лёшки огромная семья! Он никогда не останется один. И я никогда не позволю себе так его обижать! Я буду хорошей мамой. Я буду ему другом! Муж, должен быть навсегда, а не так – неизвестно кто! Ещё и поучает меня!.. Я еще девочку хочу. И никогда дочка не услышит от меня страшных оскорбительных слов…
Озабоченная… Еще неизвестно кто…
Ближе к вечеру, Тоня, покормив и уложив сына, занялась-таки стиркой.
Стирать в наклон - занятие утомительное, после которого жутко болит спина. Но в то же время, чтобы не думать, сколько её, этой стирки накопилось – можно помечтать. Скоро, например, 8-ое марта! Как Мишка её поздравит?
Какой подарок она хотела бы получить? А, ведь, еще и за прошедший в конце февраля день рождения, на который не было денег, с него причитается. Ох, как много всего хочется!
Достирав, и, все еще, мечтая, Антонина вышла из ванной. Нос к носу столкнулась с вернувшимся с работы мужем. Он, бочком протискивался в двери, таща за собой что-то огромное.
…Подарок?.. Мне?!. Зарплату получил?..
В радостном предвкушении замерла, боясь даже вздохнуть.
Что-то рыжее, лохматое… Медведь! Огромный, почти в человеческий рост, плюшевый медведь!
…Зачем мне медведь? Да ещё такой большой?! Он же полквартиры займёт!..
Не заметив разочарования жены, гордый собой муж, поинтересовался:
- Ну. Как тебе?
- Большой, - затаптывая в горле внезапно появившийся комок, нейтрально отреагировала жена. Хотя все обидные слова, сказанные мамой, словно Иерихонская труба, снова загудели в голове. – Это кому?
- Светке Язвицкой! В воскресенье идем на день рождения, а заодно и с восьмым марта поздравим!
Это уже было невыносимо! Пусть, Светка - жена Стаса - лучшего друга и бывшего Мишкиного одноклассника. Пусть, Тоня к ним относится хорошо. Пусть, они ждут нас в гости. Пусть, Мишка любит пускать пыль в глаза!
Пусть! Но, не до такой же степени!! Это же половина его оклада на полставки!!! А дома – нечего жрать!!!
И с чего вдруг ТАКИЕ подарки?!
Конец мечтам. Такая безнадёга. И как-то уж, вообще, всё равно.
Она медленно, вдоль по стеночке, сползла на корточки. Невидящим взглядом уставилась в пузо рыжего медведя. Сказала тихо, но твёрдо:
- Я-ни-ку-да-не-пой-ду.
- Я обещал, что мы придём с Алёшкой. Не на один же час идти! Кто его кормить будет?! – Миша начал раздражаться.
- Я, никуда, не пойду.
- Ну, надо же! Что за дела, интересно узнать, у тебя завелись?!
- Дела?.. Дела?!! – Тоня, двумя руками, подхватила с полу дырявые валенки и с ненавистью сунула дырявыми пятками прямо в нос мужу. – Ясно тебе, какие у меня дела?! А, ты, конечно же, не знаешь про мои дела?!!
До пятницы девушка провалялась в страшной лихорадке. Что-то ела, что-то пила, как-то кормила сына. На кухне, в раковине, стояла гора грязной посуды. В ванной плавали и противно воняли не стираные пеленки.
Антонина призраком проходила по квартире и с ужасом отмечала про себя: «Я это никогда не разгребу…»
В субботу, с утра пораньше, её разбудил муж:
- Как ты? Лучше уже?
Тоня пожала плечами:
- Вроде, да.
- Давай, Лёшку корми, сейчас мама приедет, посидит.
- А мы, куда?
- На барахолку поедем. За сапогами. И, мне, ботинки надо купить.
Барахолка представляла собой жуткое зрелище. Как таковая, она была запрещена. Не было прилавков, не было ларьков. Могучей галдящей рекой, тянется толпа, которая не имеет прав здесь находиться. Только и увидишь ненароком, как из-под полы торчит красиво упакованная в целлофан импортная куртка, или костюм, или носок сапога. Только и услышишь: «Интересуетесь? А какой размер? Отойдёмте в стороночку – примерим…»
Антонине это столпотворение было на руку. Кто там разглядит её дырявые валенки. Голову вниз опустишь, даже своих ног не увидишь. Только знай, держи кошелек!
В полубредовом состоянии, она, крепко уцепившись за руку мужа, проследовала вместе с продавцом за какой-то сарайчик. Скинула холодные валенки. Натянула ледяные сапоги. Наклонилась застегнуть замок, и мягко повалилась в грязный сугроб…