***

Роберт Розенберг
Так, держи себя в руках. Ты молодец. Ты знаешь, что война не проиграна, тебе осталось совсем немного. Хорошо, теперь можешь взять это ружье в руки, заведи курок. Чего ты медлишь!? Не можешь? – Он вытер свой лоб платком, затем небрежно положил его на стол. Он взвел курок и навел дуло пистолета к виску, прижал его так, чтобы почувствовать боль.  Он продолжал смотреть на себя в зеркало, он хотел видеть себя. – Какой же я жалкий, – вторил он себе. Слёз на его глазах не было. Было холодное безразличие.  Сколько прошло с тех пор, как она бросила его? А сколько он терпел ради неё? Он понимал, что им никогда не быть рядом. Кто-то в другой комнате сильно орал и ныл: Кажется, он забыл ей в рот запихать вату потолще. – Заткнись, сволочь.. – орал он ей, но лукаво, ведь никакая она не сволочь: Он очень её любит. Но она не даёт ему сосредоточиться. Её визг и плач настолько пронизывает его ум и тело, что он сначала хочет бросить пистолет на пол, но потом осторожно ложит его на стол. Он ещё минуту смотрит на пистолет, потом опять вытирает лоб. "Что-то слишком много я потею" – думает он. И правда...

Он заходит в комнату, где находится его девушка. Бывшая. "Хех, бывшая." – для него нет такого понятия. Он с детства рос таким.  Только он может быть её обладателем, хозяйном, парнем. Также происходило и с вещью: либо она достается одному ему, либо больше никому. До этого момента он ни разу не делал подобного. Ревность? Если бы. Настоящая любовь. Такой бы никогда не показали в фильме. Разве в фильме покажут такое? Парень не хочет расставаться с девушкой. Он не пойдет хныкать домой, пить алкоголь литрами, а потом спать, а может – закончит самоубийством. Лучше умереть с ней – он так и думал. Он сделал правильный выбор. Скоро сделает, и ему этот план показался правильным. Он облизал высохшие губы и открыл дверь.

– Ты чего плачешь, тварь!? – крикнул он на неё, ударив по затылку.

В его глазах не было злобы. До сих пор он сохранял самообладание. Он смотрел на неё, как у неё текут слезы, как она умоляюще смотрит на него. Он связал её руки, ноги, наверняка, чтобы она не вышла и не убежала. Он не боялся полиции. С чего бы? Его отец полицейский, мать, пока ещё жила, была следователем. Ему ничего не будет. Он и не преступник. Он горелюбовник.   "А может..." – вдруг посетила его мысль. "А может, запихать её в машину, сесть за руль, и... Сбросить нас с горы?"  Он небрежно крикнул "Дрянь!" почесал затылок и подумал. У него никогда не было прав. Машины. Он боялся водить. Если предположить, что он сядет за машину отца, и попробует рулить, он не успеет доехать до ближайших гор – его могут остановить и проверить на права, а увидя связанную девушку, и вовсе завести на него дело.

Отец не обрадуется. 

Он вспоминает свои хорошие годы, ещё до неё. Хотя, до неё не было никаких хороших лет.

Артём учился прекрасно, подавал надежды. Отец им гордился, мать всячески хвалила. За год до окончания техникума мать умерла в авиокатастрофе. Артём сразу же понял – в мире больше не осталось родных людей. Отец видел в сыне только лучшего друга, а когда узнал, что сын не хочет становиться полицейским – и вовсе потерял к нему уважение. Поэтому, лишь мать Артёма была для него источником любви и свободы – да, это так, но когда её не стало, он кинул техникум, начал выпивать, курить, хотя до этого презирал курение. Странно, правда.. И всё же, Артем продолжал любить отца. Он боялся опозориться пред его глазами и потерять какое-никакое уважение.

Ему было 18 лет, когда он нашел свою первую работу. До глупости легкая работа, и она все равно ему не нравилась. Артёму ничего и никогда не нравилось. После смерти матери он стал каким-то замкнутым и потерянным. Разбитым? Нет, слишком громко. Он просто ненавидел людей и собственную жизнь. Работал в супермаркете, где выполнял поручения мастеров, они орали на него. А он просто стоял и раздавал наклейки, всякую барахолку, хит-продаж. Ужасная работа, легкая, никому не нужная. Он получал всего 100 евро в месяц и те пропивал за пару дней. У него никогда не было дома. Он жил в подсобке.  Когда же на работу явилась молодая и перспективная адьютантка Лариса, он сразу понял, что это его любовь. Она была настолько похожа на его мать, что не могла не влюбить его в себя...   И надо же, через год она нашла себе нового парня.

Максим. У него было всё: перспективная работа, возможность карьерного роста, собственная машина, хороший дом. У него не было родителей – они погибли ещё в его детстве.  С тех пор он делал всё, чтобы оправдать себя, создать себя. Дрянь.. "Создать себя" – что за глупость. Тем не менее, она настолько проявила ему сострадание, что он каждый день звал её к себе, посмотреть его трофеи по разным видам спорта.

Вдруг его мыслил прервал плач и ной.

"Так... хватит, сентиментальность это плохо. Обычно из-за неё мы попадаем в ловушку. Ловушку жизни" – процедил он вслух.

– И что же с тобой делать? – спросил он Ларису, присев на корточки рядом с ней, вертя в руках ключи.

Она боязливо смотрела ему в глаза.

Он понимал, что пути назад нет. Он понял, что и слышать ничего не хочет от неё. Даже разговаривать. Эти глаза дали ему понять, что она умоляет его пощадить её, что она ни в чем не виновата. Он запихал ком ваты поглубже ей в рот и ударил ещё раз по лбу ей.

– Я верил тебе.

Она мотнула головой. 

– Я любил тебя. Ты была для меня всем! – сказав это, он вновь ударил ей, теперь по носу.

Из правой ноздри потекла кровь. Он не сразу вытер. Кровь текла и текла. Вата преобразавалась в красный сгусток.

Он пошел назад на кухню, где лежало ружье. Теперь-то он начал дрожать. Схватив ружье, он вдруг..

Комья воспоминания...

Набережная.

Они сидели возле фонтана.

Она ела мороженное, которое он купил ей на последние деньги. Сам Артём вытащил из кармана пачку сигарет и затянулся предпоследней сигаретой.

– Правда, прекрасное утро? – спросил он, выдыхая дым.

Она ничего не ответила.

Смотрела на закат, кушала свое мороженное, отодвинулась немного от Артема.

– Я, кстати, – говорил Артём, сделав затяг, продолжил, – думаю окончить техникум.

Немного помолчав, она сказала:

– А деньги? На что нам жить? – спросила она.

– А тебя только деньги волнуют? – резко спросил он. Зря, подумал Артем, не так надо было начать.

– Нет. Я к тому, что на что нам жить, пока ты будешь учиться? Я одна не могу работать.

– Да, понимаю.. Не можешь.