Доколе, Господи, будешь скрываться непрестанно,
будет пылать ярость Твоя, как огонь?
Вспомни, какой мой век: на какую суету
сотворил Ты всех сынов человеческих?
Кто из людей жил — и не видел смерти,
избавил душу свою от руки преисподней?
Псалтирь, Псалом 88, стихи 47-49
Я не буду объяснять почему 110 лет тому назад В. И. Ленин назвал статью, приуроченную к 80-летию Л. Н. Толстого, «Лев Толстой как зеркало русской революции». Об этом можно узнать из само'й статьи, которая представлена в интернете. Я приведу только несколько вырванных из текста цитат, заменяя в них «(русскую) революцию» на «(украинскую) эволюцию» (эти слова напечатаны с увеличенными пробелами между буквами).
- «… наша э в о л ю ц и я — явление чрезвычайно сложное; среди массы её непосредственных совершителей и участников есть много социальных элементов, которые ... явно не понимали происходящего...»
- «… у к р а и н с к а я пресса, переполненная статьями, письмами и заметками ... всего меньше интересуется анализом ... характера у к р а и н с к о й э в о л ю ц и и и движущих сил её. Вся эта пресса ... есть грубое лицемерие продажных писак, которым вчера было велено травить ... , а сегодня — отыскивать ... патриотизм и постараться соблюсти приличия перед Европой.»
Полагаю, что этого достаточно для понимания моего замысла, и что мне можно уже переходить непосредственно к заявленной теме. Если кое-кто ещё что-то не уразумел, тот, уверен, несколько позже поймёт, что' я намеревался сказать, засев за эту статью. Естественно, если он (она) ознакомится с ней до конца, после чего перечитает приведенные выше, «адаптированные» для истолкования заголовка статьи, строки В. И. Ленина. Последнего сейчас редко упоминают, как бы искупая этим наше прежнее благоговение перед каждым, вышедшим из-под его пера словом. Цитирование высказанного или написанного им считается ныне дурным тоном, моветоном, как выразился бы знакомый с французским языком Ильич. Но аналитиком «вождь мирового пролетариата» был всё же выдающимся…
***
О просто Хмельнике вы можете прочитать в ВікіпедіЇ и в ВикипедиИ, о Хмельнике еврейском (на основе польских материалов, но написанных по-русски) — тут: https://sztetl.org.pl/template/gfx/dzialania/chmielnik.pdf . И очень хорошую подборку данных об этом бывшем штетле, а ныне - курорте республиканского значения представил в ЖЖ известный винницкий краевед, материалы которого отличаются всегда присущей им добротностью: http://posterrr.livejournal.com/190258.html .
В Хмельнике проживала семья моего прадеда (глубже - не знаю) с шестью детьми, семья деда, там родилась моя мать и её четыре сестры, а после Холокоста в этом местечке (http://berkovich-zametki.com/Nomer14/Vainer1.htm и http://www.ijc.ru/i_sovt95.html) почти никого из родни не осталось. И уже несколько десятилетий — совсем никого.
Мама (1908 г. рождения) уехала с младшим сыном в Иерусалим летом 1991 г. Я - около года до того - в ФРГ. Посему, когда я приобрёл свой первый компьютер (середина 90-х) и засел за описание нашей родословной (в основном - для шести моих двоюродных братьев и сестёр), я попросил маму осветить мне, в частности, некоторые периоды жизни моих прародителей, её детства и юности. Получил несколько писем, выбрал из них, на мой взгляд, важное, а остальное спрятал в собственный, так сказать, архив.
[ В этой статье рассказывается, в основном, о жизни и борьбе, имевших место столетие тому назад. Поэтому я посчитал необходимым привести достаточное количество иллюстраций, для чего прибегнул к поиску их среди моей родни. И обнаружилось немало нового для меня, что поможет, как мне представляется, и читателю легче перенестись в то время. Пришлось даже разбить статью на три части, чтобы уместить в коллажах минимум желаемого из имеющегося в наличии.
На фотографии 1 — моя мама - автор приведенных ниже воспоминаний. Снимок сделан в феврале 1943-го года. Мама ещё была военнослужащей. Работа в госпитале, гибель отца в августе 1942-го года заметно отразились на её лице. А я, не достигший пятилетнего возраста, понимал совсем немного.]
Почти девяностолетняя моя мама, надо признать, неплохо справилась с заданием. Представленные в коллаже страницы сейчас для меня — на вес золота, а тогда я их, бегло прочитав, отложил в архивную папку: какой-то Шепель — кому это интересно? И тут же забыл о нём. Но, как оказалось - не навсегда. И, работая над статьёй о С. Петлюре, вдруг вспомнил, что о гражданской войне на Украине у меня где-то что-то есть. Нашёл быстро. Читайте (не спеша).
«Я написала много лишнего, которое ты не используешь, так ты выбрось.
Если что не ясно, я попытаюсь исправить.
Вспомнила 2 эпизода гражданской войны. Были организованы банды, они врывались в местечки, убивали жителей, грабили — и в Хмельнике решили организовать самооборону.
Город разбили на участки, которые возглавляли самые опытные вояки. Назначали дежурных, которые должны были сигнализировать о наступающих бандитах. Одним участком, который вёл в село Мазуровку, руководил дедушка Меир [её отец, согласно документам — Мееръ Кадишъ — Н. К.] и довольно успешно.
Сумел договориться с атаманом Шепелем и погрома не было, не было и грабежей, за исключением одного случая.
[На фото 3 — мои бабушка и дедушка. Снимок сделан 10.07.1905, наверное, вскоре после свадьбы. Бабушка — Сура-Прива Элевна Кадиш, урождённая Гриншпун (1885-1951), была из Бердичева, дедушка - Меер Аронович Кадиш - коренной хмельничанин (1879-1948).]
Убили они казённого раввина (была такая должность). Пришли ночью, потребовали какие-то документы и когда он нагнулся, чтобы их найти, они топором отрубили ему голову.
Я была вхожа в их дом (дружила с дочкой) и эту смерть тяжело пережила, помню до сих пор.
Шепель занял в нашем доме 2 комнаты, вызвал из села свою сестру и устроил её в доме Хуны (брата Меира). Захотелось бандитам свежего хлеба, привезли муку и мама [моя бабушка — Н. К.] спекла им хлеб. Хлеб был очень удачный, но с синеватым оттенком. Домашние очень волновались, что их заподозрят, что они что-то добавили в муку, чтоб их отравить. Оказалось, что в мельнице, где мололи муку, поменяли камень — жернова. Камень был новый и давал оттенок муке. Всё окончилось благополучно.
Объяснила всё сестра Шепеля. Она к маме хорошо относилась.
Часто на ночь мы уходили к соседям (украинцам) ночевать, боялись нашествия бандитов. Папа (Меир) редко ночевал дома. Бывал на дежурстве.
В эту знаменитую ночь мама с 5 детьми тоже пошла к соседям и узнаёт, что к ним собираются бандиты пьянствовать. Положение аховое, где можно в крестьянской избе спрятаться? Нас всех погнали на печку. На печке была рассыпана рожь (её подсушивали), печка была горячая. Покрыли рожь рядном и мы улеглись (мама и пять детей). Боялись даже дышать. Внизу за столом ведь пьянствовали бандиты. С трудом дождались утра.»
[ На фото 4 — трое старших дочерей бабушки и дедушки, моя мама - в центре. Снимок 1912-го года: первой дочери - около 5, 5 лет, другие - погодки. Обращаю ваше внимание на то, что в начале прошлого века фотографирование было событием. Сделанных случайно фотоснимков почти не было. К фотографу ходили даже не ежегодно — намного реже. Этим объясняется, что на фотографиях все нарядно одеты, тщательно причёсанные, пр. Как теперь — вы знаете сами.]
С того времени прошло ровно сто лет. Никого из описанных лиц давно уже нет в живых. Но меня охватывает ужас от этих строк. И от того, что в них описано. И от того, что, чувствую, у меня разрываются мозги: я уже напрочь потерял ориентировки, мои мысли мечутся от одного полюса к другому. Стрелка ни в каком месте не замирает, продолжая колебаться…
Почему? И это постараюсь объяснить.
Но до этого — ещё отрывки из маминых воспоминаний [ фото 5 - 6 ]. Вот другое место, в котором снова описывается ситуация того времени. Мама пишет, в принципе, о том же самом, примечая, что забыла, или об этом сообщала в предыдущем письме (маме как раз исполнилось 89 лет). И всё же мне это сейчас важно для уверенности в том, что её воспоминания - не затуманенные временем представления, меняющиеся день ото дня, а всё-таки - картины, близкие к давней реальности.
А повторилась мама в ответ на присланную ей мною статью, о которой сейчас пойдёт речь. Дело в том, что первое её воспоминание о времени гражданской войны я получил до полёта в США (1997), а второе — после. В Сан-Франциско же я набрёл c помощью моего одноклассника - хмельничанина по происхождению - на статью о Хмельнике, напечатанную в газете «Yevreiski mir» от 28 марта 1997, №51 (253) эмигрантом из СССР Самуилом Гилем [ фото 2]. О последнем я знаю мало: тоже - бывший хмельничанин, в США публиковался в русско-язычных изданиях, написал книгу о Холокосте в Хмельнике. Последние лет десять в интернете ссылок на его новые работы не найти. Указанная газета же издаётся до сих пор в Бруклине - районе Нью-Йорка и представлена в интернете.
Могу ещё добавить, что спешил я в Сан-Франциско, так как умирала мать моего одноклассника, которую я знал с 1946-го года, а моя мать — где-то с 1920-го года, когда они оказались соседями. Немного не успел, самая давняя и самая близкая подруга моей матери умерла за несколько часов до моего прилёта. Но на похоронах, поминках я, представляя всю нашу семью, присутствовал. Я ещё замолвлю слово о начале этой дружбы, длиной в три четверти столетия, ниже. А пока — читаем статью С. Гиля.
«В годы гражданской войны в Хмельнике активно действовала еврейская самооборона, которой руководил сын Хмельникского раввина реб Исройла Шмилык или Самуил. Был он лучшим учеником у превосходного меламеда и учёного реб Ушера. В 1914 году Шмилык организовал сионистскую организацию «Цеирей Цион». Все хмельничане видели в нём своего будущего раввина. Но после того, как банда Шепеля 1 мая 1919 года устроила в местечке восьмидневный погром, Шмилык заявил отцу, что раввином не будет, а организует еврейскую самооборону. Вскоре он обратился за материальной помощью к евреям города и симпатизировавшим им семье русского врача Дмитрия Донского, чей сын, также Дмитрий, был членом ЦК партии эсеров, расстрелянным ЧК за участие в заговоре против Ленина. На собранные деньги были закуплены винтовки и пулемёты, и вскоре 1 200 членов еврейской самообороны, объединённые в семь рот, стали грозной силой для многочисленных банд Шепеля, Волынца, Соколовского, Маруси и других. После их неоднократных нападений на Хмельник, кончившихся тяжёлыми поражениями, Тютюник, деятель штаба Петлюры, решил общим ударом сломить сопротивление самообороны. Вдобавок к бандитам Тютюник мобилизовал всех мужчин девятнадцати соседних сёл. Он настолько был уверен в победе, что в ультиматуме на имя командира дружины самообороны указал точный срок своего наступления на местечко и угрожал полным уничтожением всех его жителей, если еврейские бойцы не сложат оружие. Замысел Тютюника состоял в том, чтобы нанести главный удар там, где его ждать не будут, - через небольшую дощатую кладку шириной 40 сантиметров, а не через центральный мост.
И здесь Шмилык показал себя прекрасным стратегом. Разгадав замысел Тютюника, он расположил в укрытии недалеко от кладки часть бойцов дружины, и когда бандитские группы начали переходить реку, на врага обрушился шквал огня. Разгром петлюровцев был полный. Особую храбрость показал Меир Мадьяр и его подразделение, состоявшее из братьев Хармац (владельцев мыловаренного завода) и их сыновей — всего 9 человек. 16-летний Шолом Гиль, заменив больного брата, не уступал им в отваге. Дружина не потеряла ни одного бойца, победа была сокрушительной и попыток войти в Хмельник не делала ни одна банда, вплоть до установления советской власти. Эти хмельничане спасли не только самих себя, но и евреев ближайших местечек (Старая Синява, Уланов), временно укрывшихся в Хмельнике.»
В статье есть ещё некоторые малоизвестные факты, но мы ограничимся периодом гражданской войны. И возвратимся к воспоминаниям моей матери.
«Мама [её — Н. К.] с 5 детьми возрастом от 12 до 5 лет пряталась в дом. погребе от обстрелов. Огород во дворе был огорожен от соседей высоким забором. Вдруг мы слышим, что шашками рубят огорожу и папин голос требует воды. Не знаю, для чего пулемёту при стрельбе была нужна вода? Но воду мама дала из запасов и спасла положение. Это я запомнила. Наступление бандитов было со стороны села Мазуровки и евреи их одолели, т. е. с нашей стороны был вроде заключён мир. Шепель (главарь банды) для себя и родных выбрал наших 2 дома для проживания. Нас они не трогали. Мама для них пекла хлеб.
В городке Хмельник было относительно тихо, убивали они только целеустремлённо. [Говоря по-иному, это был не погром - массовые спонтанные насильственные действия, а целенаправленные убийства и грабёж имущества выбранных бандитами лиц — Н. К.]. Был в Хмельнике казённый раввин (фамилия вроде Перельмутер), очень уважаемый человек. Бандиты ворвались к нему в квартиру, потребовали деньги, ценности. Он пошёл к буфету, нагнулся, чтобы взять шкатулку и они ему сразу отсекли голову. Я это запомнила со слов дочери (моей подруги).
У нашей соседки (укр.) Наталки тоже жили бандиты и они сказали ей, что ночью будет резня. Она пригласила нас спрятаться у неё (маму и пятеро детей) на печке, где сушилась рожь. Ночью они пришли пьяные, шумели, а мы дети дышать боялись, чтоб себя не выдать.
Вспомнила ещё, что папу схватили 2 бандита и сказали, что это он — Троцкий, они его узнали, так как его видели в Харькове, где он выступал. Папу спасли соседи (укр.), заверив их, что они ошиблись.
Из листка о погроме, что тебе подарили, ничего не извлекла. Никого не знала и не помню.
Решила написать, а если повторяюсь, выброси.» (18.06.1997).
Что обращает на себя внимание при сопоставлении воспоминаний двух хмельничан, написанных в один и тот же год и о тех же самых событиях далёкого прошлого. Правда, мама была очевидцем (хоть и в подростковом возрасте), С. Гиль - по моим представлениям - написал по рассказам членов его семьи. Я это сужу и по упоминанию им однофамильца (скорее всего, близкого родственника), и по советской лексике изложения. То есть, С. Гиль был моложе мамы, сам происходящего в годы Гражданской войны не видел, но зато - и это заметно - пользовался какими-то справочными материалами.
Обращаю ваше внимание, что в рассказе моей матери отсутствует слово «петлюровцы», а С. Гиль использует его лишь один раз, говоря о «бандитах» (это определение — практически единственное, часто повторяемое у обоих) под командованием Тютюника, обозначенного деятелем штаба Петлюры.
О нём и о Шепеле ещё пойдёт речь после того, как я завершу соотношение воспоминаний.
Начнём с «восьмидневного погрома», устроенного бандой Шепеля и начавшегося 1 мая 1919-го года. Полагаю, что как погром С. Гиль расценил временный захват бандой Шепеля Хмельника, «целеустремлённые» (по определению моей мамы) грабежи и убийства, а «восьмидневный» - по времени расквартирования шепелевцев в местечке. Банда постоянно перемещалась, грабя, убивая и скрываясь от противников.
К сообщению мамы: (Отец) «Сумел договориться с атаманом Шепелем и погрома не было, не было и грабежей, за исключением одного случая.» - относиться надо с оговорками. Она не могла знать, что это «сумел договориться» означает, скорее всего, «сумел откупиться», как мы не можем знать, чем именно «откупиться» (деньгами, золотом, продовольствием?). Шепель мог пойти на это, учитывая еврейские силы самообороны и желая обеспечить своим бойцам спокойный постой.
Ещё одна деталь: 2 мая — день рождения мамы. Конечно, было не до празднований, но совсем не отметить хоть чем-то этот день бабушка, какой она мне запомнилась, не могла. Был бы в этот день погром: не запечатлеться в памяти мамы сие столкновение радостного и трагического — вряд ли…
То же, что касается предупреждения бандитов о резне: была бы — запомнилась бы маме, потому что такое остаётся пожизненным рубцом в мозгу.
С другой стороны, Хмельник хотя и был по числу жителей невелик, но широко разбросан по берегам Южного Буга — и 11- летняя девочка, пересиживая в погребе обстрелы, не могла знать, что' творилось даже совсем рядом с их домом. Телефона не было, а ходить по улицам и сообщать о последних событиях - во время пребывания банды в местечке - мало кто решался.
Ещё один психологический нюанс. Мама, например, пишет, что сестра Шепеля к её маме «хорошо относилась». Напомню: Шепели насильно вселились, заставили их обслуживать, но не грабили и не убивали (?), «за исключением» случая с казённым раввином. Повторяю, можно допустить, что наличие самообороны сдерживало Шепеля в Хмельнике, но не в окру'ге: сужу по тому, что в Хмельнике находились евреи из других мест, ищущие спасения от бандитов.
Фактически все члены семьи моих дедушки и бабушки были заложниками банды Шепеля.
И тут надо вспомнить так называемый «Стокгольмский синдром» (кто заинтересуется этим поглубже — см. хотя бы тут: http://psyfactor.org/lib/pochebut2.htm), когда «заложники начинают симпатизировать захватчикам». Вспомните, как захваченные девушки-зрители в театре на Дубровке охотно фотографировались с чеченскими террористами, словно с героями. Как горячо обнимались, целовались, расставаясь с пиратами-захватчиками там и тут пленённые в океане где-нибудь у берегов Латинской Америки или Африки и через многие месяцы выкупленные правительствами их стран самонадеянные горе-яхтсменки и яхтсмены.
***
В воспоминаниях, которые я цитирую, мама также поведала мне о том, как до рокового 1917-го аранжировались еврейские свадьбы. Оставлю всё прочее без внимания, а остановлюсь только на покупках приданного, подарков перед свадьбой дедушкиной сестры, то есть, маминой тёти. И — на дальнейшем, характеризующим то время повальных грабежей.
«Готовились к свадьбе долго. Портниха шила наряды почти месяц не только невесте, но и родственникам. Ездили за нарядами в Варшаву. [Там купили и кровати молодожёнам — моим бабушке и дедушке (об этом рассказывала маме бабушка).] Купили тогда же енотовую шубу отцу, несколько шикарных платьев, шёлковый халат для мамы. Это всё, из того, что я запомнила, хранилось у нас.
После Окт. Рев. началось раскулачивание. Запомнила обыск. Маме пригрозили и она рассказала, где хранились деньги (сбережения). Они были закопаны в сарае. Шёлковым халатом из Варшавы покрыли лошадь, на которой приехали с обыском. Забрали бельё и т. п. Мы остались нищими.
Не знаю, как удалось сохранить шубу. Её продали и купили постельное бельё (вместо забранного) и многое другое.
Потом отец поступил на работу на железнодорожную станцию экспедитором и мы уже не нуждались.
У нас был в запасе мешок соли (мама заготовила для ванн, ими она лечила свою подагру). Соль очень ценилась и она раздавала её бедным. Кроме этого из запасов муки она пекла хлеб и тоже раздавала. Царил голод.»
Для чего я привёл сей отрывок из воспоминаний моей матери?
Первое: показать, что даже те, кто не считались богачами (в метрике матери написано «Отец — Яновский мещанин» (Янов находился в Литинском уезде, Подольской губернии; это - нынешний Іванів, село в Калиновском районе Винницкой области, железно-дорожная станция Холоновск; там решали, по словам мамы, «кто дворянин и кто мещанин»), мог себе позволить такие расходы.
[Мещанство — низший разряд городских обывателей. Мещане относились к податным сословиям, несли рекрутскую и податную повинность, могли подвергаться телесным наказаниям — ВикипедиЯ. Мещане были ограничены и в праве передвижения, а покупки аж в «заграничной» Варшаве объясняются тем, что целое столетие (1815-1915) этот город был столицей царства Польского, но во владении Российской империи.
Высшее сословие — купцы трёх - первой, второй и третьей - гильдий.
В Хмельнике мещан - евреев в 1897 г. было 2 073, а купцов-евреев ( все - низшей, 3-й гильдии) — 79. Таким купцам, по закону, разрешалось вести исключительно мелочную торговлю.
По первой всеобщей переписи 1897 г. в Хмельнике из 11 657 человек общего населения было 5 977 евреев (51,3%). Подробнее, если надо, статистика занятий еврейского населения дана тут: Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона (1908-1913) в 16-ти томах (https://ru.wikisource.org/wiki/ - см. там «Подольская губерния»).]
Мой прадед занимался закупкой сельскохозяйственной продукции (зерна, картофеля, кукурузы, лука, пр.) у помещиков, придавал ей товарный вид — и продавал далее. Был тем, что называлось ранее «заготовитель», а сейчас на новомодном, неизвестно каком языке — дистрибьютор. Был состоятельным человеком, построил даже синагогу, в которую ходил молиться, по словам матери, ежедневно. Я бывал в ней в 1946-1947-м году: по виду — маленький деревянный сельский клуб. Хмельничанам, возможно, будет интересно узнать, что эта синагога находилась на противоположной - от тогда единственной аптеки - стороне центральной улицы, несколько ниже в сторону моста.
«По классификации» моей мамы, её дед «богачом» не являлся. Богачами, в понимании хмельничан, были семьи Богомольных, Гершенгорных, прочие. У тех были большие собственные дома, фамильные драгоценности, пара лошадей с дрожками, красивые наряды, они появлялись на людях всегда добротно одетыми — так мне объясняла мама отличительные черты богачей.
Дед, судя по неплохо внешне выглядевшему свежевыбеленному дому, был тоже не из бедных.
Но обстановка внутри дома, для меня, в общем-то, жившего не в хоромах, а в коммуналке, всё же была удручающая. Конечно, я попал в этот дом после окончания не 1-й, а 2-й мировой войны, но ведь за этот период комнатушки и окна не уменьшились, проветривание помещений не ухудшилось, и так далее. Единственное: «лишних» денег при царизме, вероятно, у деда было больше. Свободное предпринимательство (предполагаю, в «фирме» его отца) приносило больший доход мещанину, чем служба на молокозаводе «свободному гражданину первого в мире рабоче-крестьянского государства». Свободному? А пустили бы его в Варшаву? Даже его внук-профессор смог проехать через Варшаву по пути в Берлин только через 40 лет после смерти деда! Действительно, всё познаётся в сравнении...
Второе: изложенное выше иллюстрирует, прежде всего, грабительские, а не идейные цели не только самозваных атаманов (которых теперь - всех, без исключения! - возвышенно именуют «антибольшевистскими повстанцами» - см. ниже), но и тех, кто открыто - под красным знаменем - похищал чужое имущество.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/01/08/2516