Гибель Бима

Алексей Панов 3
Я распахнул дверь квартиры. Бим радостно и энергично выскочил на лестничную площадку, но не побежал с лестницы вниз, чтобы скорее выскочить во двор, а оттуда мчаться на любимый пустырь, который начинается за домом, где никого нет. Там можно побегать за палкой, брошенной мною, или резвиться с мячом, играя в футбол, пытаясь отобрать его у меня. В этот раз Бим остановился на лестничной площадке и смотрел на меня с недоумением. Не мог он понять, почему я не выхожу следом за ним.
- Бим, ты уже большой, погуляй один.
Бим внимательно слушал, наклонив голову. Задорный взгляд его добрых, ясных карих глаз потух. Он не знал, радоваться ему свободе или нет, не знал, нужна ли ему эта свобода, и понимал ли он, что такое свобода.
- Иди, гуляй, - сказал я ему, - как нагуляешься, приходи домой.
Бим повернулся и неспеша пошёл вниз. Я понимал, что нельзя так с собакой поступать, но лень моя одолела меня, я позволил ей завладеть собою. Это было началом конца.
Бим вышел из подъезда, остановился, не зная, куда ему идти. Он посмотрел налево, затем направо, сел и внимательно рассматривал знакомый двор. Мне передалось его чувство: он ощущал себя покинутой, брошенной собакой. Он думал: «Что я сделал плохого, что хозяин не пошёл гулять со мной?» У меня был порыв окликнуть Бима, вернуть его домой, либо сказать ему, чтобы подождал меня, пока я оденусь, но вместо этого я сам себе сказал: «Ничего, привыкнет». Бим же посидел с минуту, встал и, опустив хвост, поплёлся в сторону пустыря.
Я отошёл от окна. Минут через пять Бим тихонько тявкнул у двери квартиры. Голос его, подхваченный эхом подъездным, несколько раз повторился, постепенно угасая. Я впустил его. Он радостно вилял хвостом, как-то виновато жался к ногам и не смотрел на меня. Я приласкал его, чтобы он знал, что его возвращение с прогулки всегда желанно и радостно для меня.
Скоро Бим привык к самостоятельным прогулкам. А я обленился настолько, что и утром перестал с ним гулять. «Зачем гулять с умной собакой, - считал я, - если она сама всё может сделать самостоятельно?!» Я гордился Бимом и даже собой. Бимом за то, что он такой умный и самостоятельный. Собой - за то, что удалось приучить Бима к самостоятельности и в отличие от других владельцев собак, не тратить время на прогулки с ним. Он уже уходил гулять не оглядываясь, гулял столько, сколько хотел. Дрался с бродячими собаками, уходил с ними очень далеко, участвовал в собачьих свадьбах. Я попытался ограничить его свободу, но поздно, на поводке он ходить отказывался, особенно рядом с домом. Только по выходным дням мы с Бимом гуляли вместе, ходили в лес. Он ждал выходных дней и точно знал, когда они наступают. Если я субботним утром брал в руки одежду, в которой хожу на работу, Бим, выразительно наклонив голову, смотрел на меня непонимающим взглядом и говорил:
- Хозяин, сегодня день не рабочий. Или ты забыл?
Но стоит дотронуться до камуфлированного костюма, в котором в лес хожу, как Бим начинал радостно прыгать, скулить и подвизгивать. Выражая нетерпение, говорил:
- Хозяин, собирайся скорее! Пять дней тебя ждал!
Испытывал я его и в будний день. Брал лесную одежду, намереваясь облачиться в неё. Бим опять смотрел настороженным и очень внимательным взглядом, начиная интенсивнее вилять хвостом. Он не верил, что сегодня пойдём в лес, но ждал одного моего слова, готовый броситься ко мне с радостным лаем, высоко подрыгивать, намереваясь лизнуть в лицо. Он ждал следующих слов:
- Бим, сегодня праздник, потому день не рабочий. Пойдём с тобой гулять!
Но эти слова я говорил только тогда, когда такой день действительно наступал. В обычный же день, клал одежду на место, делая вид, будто она мне зачем-то понадобилась. Бим сразу успокаивался, ложился на пол, клал голову на лапы и грустными глазами наблюдал за моими приготовлениями.
Почти каждый вечер, при возвращении моём с работы, Бим встречал меня на улице. Домашние мои выпускали его ко времени моего возвращения, либо он прибегал с самостоятельной прогулки. Завидев меня, он с визгом и радостным лаем стрелою мчался ко мне и старался прыгнуть на грудь, искренно радуясь нашей встречи. Если на улице дождь прошёл, либо весенне-осенняя распутица, то на одежде оставались чёткие следы собачьих лап. Чтобы сократить нанесение этих украшений, следовало изловчиться, поймать Бима под передние лапы и так держать с минуту, пока эмоции не успокоятся.  Чуть остыв от радостной встречи, он, завидя какую-нибудь бродячую собаку, погонит её, звонко лая, как гончий пёс, хотя только что с ней дружил! После чего подбежит, высунув язык, спрашивая, правильно ли он поступил? Я ласкаю его, он лижет руки!
Собаки удивительно благодарные, преданные существа! Они будто специально созданы Богом, чтобы показать нам то, как нужно любить, прощать обиды, разные несправедливости и прочие человеческие грехи. Собаки нам всё прощают, оставаясь любящими и преданными.
Вечером первого января 2012 года Бим прибежал с прогулки какой-то не такой. Он, обычно спокойный и неторопливый, после вытирания лап тряпкой, шёл в мою комнату, где стояло старое кресло, на котором никто не сидел, только Бим спал. В этот раз, он стремительно пробежал в мою комнату и забился под письменный стол. Я подошёл к нему, погладил. Он смотрел на меня мутным, испуганным, беспокойным взглядом.  «Должно быть, взрывов петард испугался, - заключил я мысленно».
Через несколько минут Бим стал блевать белым веществом. Я хотел отругать его за то, что на улицу не попросился, но Бим уже не мог стоять на ногах. Его мотало из стороны в сторону. Он садился, потом пытался дойти до входной двери, падал, но просился на улицу. Я открыл ему дверь и пошёл следом за ним. Он сбежал с лестницы почти ровно, на улице опять блевал, упал и бился в судорогах на снегу, который таял под ним. Бим был очень горяч. Я  удерживал его, чтобы он меньше бился, но судорогу трудно сдержать. Его напряжённые мускулы были каменными. Он бился, тяжело дышал, хрипел.
Вдруг судороги прекратились, Бим вскочил и, не разбирая дороги, стремительно бросился бежать, исчезнув в снежной темноте. Пробежав метров тридцать, он упал и снова забился в судорогах. Бился долго, то успокаиваясь, то с неистовой силой начинался очередной припадок. Бим опять вскочил и побежал к детской площадке. Он бежал как-то боком, падал, вставал и снова бежал, не подавая никаких звуков. Он боролся с ядом. Он разгонял кровь. Он хотел жить, хотел убежать от смерти, но та настигала его неумолимо. Организм здоровой, сильной собаки, которой ещё не исполнилось шести лет, сопротивлялся, боролся с недугом.
Рядом с детской площадкой Бим упал и больше уже не вставал. Он сразу похудел, осунулся. Крепкие мышцы ещё играли под тонкой шкурой, но всё слабее и слабее. Бим лежал на снегу, я левую ладонь просунул ему под голову, слегка приподняв её, а правой гладил его. Под шкурой уже не было мышц, прощупывались только кости. Дети окружили нас. Они знали и любили Бима, играли с ним. Бим посмотрел на меня и завыл тонко и протяжно на такой сильной и высокой ноте, что я сначала и не понял, что это его голос. Мне казалось, что где-то в стороне воет другая собака, предчувствуя гибель сородича. Звуковая волна эхом отражалась от фасадов трёх домов образующих наш двор, летая между ними. Дети от этого ужасного, волчьего воя расступились, но не уходили.
Я не знал, что делать. Я совсем расстроился и потерялся. Сидел на корточках рядом с умирающим Бимом, лаская его. Дети что-то спрашивали у меня, но я не понимал их. Вдруг я ощутил сильный толчок в спину и грубый мужской голос:
- Чего ты тут детей пугаешь своей дохлой собакой?! Забирай её и пошёл отсюда!
В другой раз можно было бы обидеться на такое обращение, вступить в конфликт, но не сейчас. Голос этот и толчок в спину вывели меня из  горестного оцепенения, я поднял Бима, прижал его к себе и понёс к подъезду.
Мама дожидалась меня у подъезда с каким-то старым пальто в руках. На него положили  тяжело дышащего Бима. Прибежала соседка. Она, как и мы, была расстроена происшедшим с Бимом. Дала мне записку с номерами телефонов двух ветеринаров. Один трубку не брал, второй был заметно пьян. Поняв, что от него добиваются, он сказал, чтобы срочно привезли к нему погибающую собаку. А на чём везти? Своей машины нет, в такси не посадят.
Бим по-прежнему лежал на пальто, снег под которым протаял до бетонной плиты. Он лежал спокойно и ровно, хоть и тяжело дышал. Я не знал, где Биму легче: тут на морозе, либо дома, в тепле. Принял решение занести его в квартиру. Он был рад этому. Он радостно (если это слово тут уместно) заскулил и даже попытался вильнуть хвостом.
Несколько минут я сидел на полу рядом с умирающим другом. Дыхание его становилось всё спокойнее, будто он засыпал. Мама стояла рядом. Сухой язык Бима вывалился из пасти, а остатки белого вещества превратились в тягучие нити.
Я обратился к маме:
- Давай ему хоть пасть промоем, может легче станет. Подай мне банку воды и ванночку фотографическую.
Мама ушла и скоро вернулась с нужными предметами. Бим лежал и спокойно дышал. Глаза его стали будто бы вновь ясными. Казалось, что он отдыхает от всего пережитого, что он выкарабкается, победит отравление. Я повернулся к маме, чтобы взять из рук её ванночку и банку с водой, но она их не протягивала мне, а застыла в оцепенении. До меня долетели слова её:
- Ой, Бим умер! – голос мамин дрогнул.
- Как умер? Не может быть!
С этими словами я повернулся к Биму. Он не дышал, ясные и умные глаза его навеки закрылись. Я гладил мёртвого любимца, скупая слеза катилась по щеке, проваливалась в бороду и исчезала там.
Кошка Ася рвалась к умирающему Биму, но мы её не пускали к нему. Закрыли её в комнате. Ася и Бим прожили вместе несколько лет, став лучшими друзьями. Когда Бим умер, дверь в комнату каким-то образом открылась, кошка вышла и стала обнюхивать Бима. Противодействовать ей не было ни желания, ни сил. Ася забралась на мёртвого Бима и легла на нём в великой печали. После этого мы её опять заперли в комнате.
Бима уложили в большую, прочную картонную коробку, постелив туда старый пододеяльник. На следующий день Бима похоронил я у себя в саду, рядом с Альмой, которая жила у нас до Бима, прожив 12 лет и умерев от старости.
Кошка Ася заметно тосковала несколько дней. Гибель Бима изменила её характер. Она перестала играть, стала тихой и задумчивой, очень долго гуляла на улице. Бывали случаи, когда по два-три дня домой не приходила. Она привыкла гулять, потому приучить её жить в квартире, не было никакой возможности. Ася пропала. Мы искали её, исследовали подвал, ходили по прилегающим дворам, но кошку найти не смогли.
На другой день после похорон Бима, пошёл я вечером куда-то, по какому-то делу. Улица в том месте почти не освещена. Большая, длинноногая чёрная собака, перебегая проезжую часть, была сбита машиной. «Жигули» ударом бампера сломала собаке лапы. Страшен был силуэт погибающей собаки в контровом свете фар остановившегося автомобиля. Беспомощно бившейся в конвульсиях, она лежала на спине, вытянув переломанные конечности вверх, и орала громко, жалобно, пронзительно, как маленький ребёнок. Длинные тени от лап её тянулись ко мне, будто страшные щупальца спрута. Я шарахнулся в какой-то проулок, чтобы скорее убежать от этого ужасного места, чувствуя, что этот случай послан мне как ещё одно наказание за неправильное отношение к Биму, за лень мою.

01.01.2018.

Цикл рассказов о Биме я начал писать в середине ноября 2017 года. Всячески избегал и оттягивал написание этого рассказа. Никак не хотелось приступать к нему. Но ведь никуда не денешься. Написался рассказ в день памяти Бима. Не подгадывал к этому дню. Само так получилось.
Шесть лет нет со мною Бима. Чуть больше срока его жизни. Все эти годы чувствую вину перед ним за леность свою, за то, что выпускал его гулять одного. Он отравился приманкой, которую разбрасывают догхантеры. Об этом стало известно дня три спустя после его гибели. Много тогда погибло и собак и кошек.