«Портрет Декарта работы нидерландского художника Хальса, самый узнаваемый, Яша переснял из журнала, может, «Огонек», не помню, увеличил и попросил меня подкрасить лицо философа. Я использовала сепию, придавшую коричневый оттенок, фотография стала более стойкой. Сам добавил черноты на куртку, и на черный фон наложил красную краску, получился темный пурпур. « Чудак, похожий на ночную птицу», – сказала Никитишна о портрете, из ночных мне известны совы – символ мудрости. И еще она заметила, что похож на Яшу, такой же скептик и такой же взгляд, пристальный, прямо в душу. Так чудак или ученый? Никитишна не прояснила.
Портрет написан за год до его смерти, поэтому заметна усталость на лице.
Никитишна, не такая она глупая, как порой кажется, отметила, что по сравнению с портретом Яша выглядит мудрее, как будто портрет - его карикатура.
Яша смутился, когда я сказала, что он больше похож на философа, чем Декарт. Не только я, но и соседка отметила. Ему было неловко, он тер лысину и краснел.
Когда он хотел понравиться женщинам, любил произносить загадочную фразу: когито эрго сум, женщины замирали от восторга. Долго его уговаривали перевести, он кокетничал, мне надоедало, и я переводила: существуешь, если мыслишь.
Ему же выговаривала: латыни можно и попугая научить, а ты женщин до обморока доводишь.
Он никогда не обижался на меня. С Соней я не спорю, бесполезно, она даже не слушала аргументов, думаю, у нее срабатывал учительский рефлекс: только так, а не иначе, истина одна. Я спросила его об этом. Да, есть немного, согласился он, но эмоциональна, как все женщины. Чувства обманчивы, поэтому большинству женщин истина недоступна. Соня в ее молодые годы была близка к лучшим представительницам, но сейчас, увы. Я перебила его: «Скажи прямо: ты считаешь, что все бабы - дуры».
В последние годы они подустали друг от друга. Дети разъехались, Соня вся в работе, дома скучно, Яша приходит ко мне и говорит – говорит. В основном пересказывает прочитанное.
Я недавно напомнила ему, как они пришли ко мне с Мишей, лет тринадцать ему было. Яша всегда старался на публику, меня это раздражало, и я даже пыталась спорить. В тот раз мы спорили об искусстве. Я высказалась: если он все, что в нашей голове, заменяет логикой, то искусство вообще выпадает из нашей жизни. Он ведь сам художник, значит, способен хотя бы мыслить шире, чем «или-или», он ведь понимает, что кроме черно-белого есть бесконечное множество оттенков.
- Допустим, не бесконечное, но причем тут цвет, если мы говорим о мысли. Мысль серого цвета, если на то пошло, - возразил он.
- Какое отношение имеют серые клетки к восприятию радуги? – возмутилась я.
Мне на помощь из женской солидарности пришла Соня.
- Чувства захватывают нас, делают горячими, - мы переживаем. Разве это не прекрасно? А ты все: думай – думай… сомневайся во всем и думай…
Яша аж взвыл:
- Вот-вот, от чувств все беды! Вместо сомнения - подозрительность, никто никому не доверяет
Но я не сдавалась, допустим, ученый наводит лупу на предмет, но выбор, на что навести эту треклятую лупу, уже искажает реальность. А вот тебе картина, богатая цветом, тонами и полутонами, она заставляет нас погружаться в сложный мир ассоциаций, вызывает какие-то чувства. Так мы познаем свою душу, себя.
Он поморщился:
- Искусство как бантик, смотри, любуйся, наслаждайся, кто спорит, но через чувства невозможно познать истину.
Продолжать с ним спор – толочь воду в ступе. Не помню, чтобы последнее слово было за мной.
Мы с Соней ушли на кухню готовить салаты и когда принесли закуски, Миша сидел на диване, а Яков, покачиваясь перед ним с пятки на носок, говорил:
- Каузальность – начало всех начал.
- Как? – Миша от неожиданности подпрыгнул на диване, - Что за слово? я не слышал.
- Причинно-следственные связи. Есть еще кауза каузалис – причина всех причин.
- Как здорово! Кауза, каузунчик,каузюшечка, каузушка, каузище, каузенька ты моя…
Соня не выдержала:
- Суффикс оньк- правильнее, но так благозвучнее. Кстати, почему каузунчик, но обманщик?
- Это все я мыслю! Как здорово! – восхищался Миша, пропуская замечания матери.
Соня смотрела на березы, я что-то несла, какую-то чушь, от одиночества становлюсь болтливой, она не слушала, и вдруг спросила:
- Вы не помните, с чего началась перестройка?
- Как же, помню, иностранцы скупали в магазинах плакаты и бюстики Ленина, ведь ничего этого уже не будут производить. Я бы сейчас с удовольствием посетила музей плакатов. Где-то он есть.
Яша пожал плечами».