– Вот…. Похоже, занавес опускается.
– Еще нет, дорогая Алинат, – заметила Синга. – Мы все еще здесь.
Девушка напряженно вытянулась.
– Чего ты боишься? Мнения со стороны? Своих чувств? Несовместимости с твоей должностью? – Ее голос слабел. – Пожалуйста, не отталкивай меня! Я не хочу остаться одинокой… Я переплыла великий Маир, пережила не один шторм, спала на холоде, просила милостыню…
– Я понимаю, через что тебе пришлось пройти ради меня. Хочу, чтобы ты понимала, что я ограждаюсь от тебя не по одной из названных тобой причин. Не в моих силах восстать против себя. Я устала проводить свою жизнь в сражении с призраками. Я согласилась на поражение, но обрела нечто большее, что я не в силах передать словами. И сейчас, ради твоих чувств, тебе придется оставить меня. Это единственный выход, Алинат.
Девушка закрыла лицо руками. Ее плечи сжались, как у тряпичной куклы, брошенной на пол после череды кукольных представлений.
– Я не понимаю, почему мы не можем быть вместе… – Плотно прилегшие к лицу ладони мешали голосу собираться из кусочков всхлипываний в отчетливые слова. – Я не понимаю, Синга!
Виверна вздохнула. В глаза бросился столб у скамьи на центральной брусчатке сада. Два ряда живой изгороди отделяли Сингу от ночного светильника, который забыл потушить смотритель на дневное время суток. Слабый огонек бился внутри его стеклянной тюрьмы и не мог разрастись из-за его границ.
– Алинат, – тихо произнесла виверна, – придет время, и ты поймешь…
Девушка в бешенстве подскочила с места. Во влажных глазах мелькнул гнев.
– Что я, Матерь тебя побери, должна понять, – закричала она, – если ты молчишь?! Что с тобой происходит?! Почему ты отталкиваешь меня?! Ну почему?.. Боже… – Она сломлено опустилась на скамью и зарыдала. – Я так больше не могу! Боже, я не смогу дальше жить! Этот мир… он…
Синга протянула ей крыло, но Алинат тут же оттолкнула его. Вопль отчаяния, будто звериный крик, вырвался из ее груди, после чего она сползла на землю. Коснувшись коленями сырой земли, она сгорбилась, став походить на маленькую старушку. Волосы, прикрывавшие виски, прилипли к ее лицу.
– Я больше не смогу жить…
– Сможешь.
Алинат подняла голову, чтобы повторно испустить звучные рыдания. Перед ее глазами было расправленное крыло Синги. Она сидела рядом и не сводила с Алинат таинственного взгляда. Девушка перевела покрасневшие глаза на виверну, затем на крыло. Серебристый блеск покрыл крыло богатой праздной вышивкой.
Сад умолк.
Символы двигались.
Грудь девушки напряглась. Несколько звуков, порожденных ее губами и порывистым глотком воздуха, слились в отдаленное подобие восклицания.
– Ааааааах...
Странные, прежде не имевшие никакого значения, нанесенные грязноватыми белыми красками, символы завораживающе мелькнули зеркальным серебром. Ненастоящей теперь казался край скамьи, к которому Алинат прикоснулась спиной. Грезы?
Пожитки тщательно маскирующейся магии континента.
Тени пали по обе стороны, воздух раскалился до розоватого оттенка заката, но в следующее мгновение ледяной ветер лизнул плечо девушки, заставив ее судорожно шевельнуть кистями рук, сложенными в трагичный узелок, и выпустить мутное облачко пара. Холодно. Свет символов преломился на глазах Алинат, расступаясь перед сливающимся образом. Знаки рисовали картину, разбавляли красками, мешали палитру. Магия в ее естественной среде обитания.
Портрет в символах.
Девушке не хватило воздуха для следующего вдоха.
Ни скамейки, ни сада за спиной больше не было. Пустота.
Синга и ее крыло.
Потусторонний мир. Один из возможных вариантов судьбы, наскальный рисунок души в ином образе.
– Это твой образ, – с легким эхом струился голос Синги, выпадая в безмолвное окружение. – Однажды твоя мечта станет явью. Пусть это будет наименьшим, что я могу дать тебе в обмен на свои чувства.
А вокруг – ничего. Ни неба, ни земли, ни мира.
Символы на крыле.
– Надеюсь, ты помнишь о своей мечте?
Ветвистый символьный рисунок виделся сквозь зеркало. Образ четкий, многогранный.
Алинат смотрела, не считая время.
Блики света на чешуе живого портрета. И пара крыльев за спиной. Кто-то, кто похож чертами лица на девушку, улыбался ей крупными глазами драконицы.
Теперь все ясно.
Глоун – один огромный прекрасный узор из крошечных вен плотных улиц. Но он невидим, когда об этом не думаешь. Синга утратила прозрачность, возвращая веру в давнюю мечту.
– Скоро, Алинат, скоро, – приблизившись, шептала виверна. – Я расскажу. – Вдох, выдох. – Облака коснутся твоей груди.
Девушка протянула руку к символам на крыле, но не посмела их тронуть. Образ не должен раствориться по ее вине.
Крылья за спиной. Гибкий хвост маняще мелькнул позади.
– Физалис не знает, что Лавер освободится от оков земли.
Алинат дотронулась до русой косы на плече. Она напоминала на ощупь корабельный канат, ставший тугим от морской соли.
– Человечество забудет о чуме, драконы вспомнят об уникальности своего существа.
Алинат вгрызлась в костяшки пальцев. Они холодные, но все еще настоящие. Образ в символах дрожал, мерцая.
Биение сердца замедлилось.
– Континент сбросит дорожный плащ, общественная усталость пройдет, морщины рельефа начнут разглаживаться.
Девушка побледнела. Ее начинало трясти.
Образ в зазеркалье символов принялся медленно таять.
– Я не могу расстаться с ней, – сорвалось с подсохших губ Алинат. – Так близко…
Синга сложила крылья и заняла привычную позу, все также стараясь держать безупречную для виверны осанку. Алинат вновь оказалась в саду. Стоял пасмурный безлиственный день. Солнце сдалось перед натиском туч.
Мир наполнился содержимым.
– Ты видела себя? – спросила Синга. Не дожидаясь ответа, она приказала: – Посмотри на меня.
Алинат встретилась с желтыми глазами виверны.
Этот взгляд.
– Я…
– Ты покинешь меня в этот пасмурный день, но вернешься, когда будешь готова, – сказала Синга, и легкая улыбка скрасила узкую мордочку виверны. – Я подарю тебе другую жизнь.
Девушка подняла голову к небу и закрыла глаза.
Больше не хотелось плакать.
***
Синга сидела на скамье и напевала старый трактирный мотив. Угрюмый сад посетил мерзкий осенний дождь, из-за которого виверна с неестественным удовольствием поднимала и встряхивала от капелек дождя то одно крыло, то другое. Как иначе почувствовать единство с природой, с формами ее проявления, если не через шорох дождя?
Гроза, порой, рассказывает больше, нежели цветущие луга и шелест листьев в лесу.
Окончен день,
Нелегок путь;
Я полагал,
Что заглянуть
В трактир на дробь –
Расслабить плоть
И всей душой
Наспех вздремнуть.
Она кивала головой в такт беззаботному мотиву и пыталась отвлечь себя от бремени рассказов, осевших на плечах на несколько дней, нынче окончательно истекших. Размышления о мотивах поступков, о рациональности и темпераментности той или иной ситуации, взвешивания былого и настоящего, цветение мечты и раскрытого дара, ставшим проклятием, нежели преимуществом перед большинством населяющих необъятный континент. Магия вернется в сердца людей и драконов. Им придется смириться с тем, что она никогда не покидала континент, а ждала своего часа, чтобы, наконец, занять свое место.
Хоть я устал,
Пока играл,
Мещан стращал,
Своим нутром,
Как топором,
Чей обух тверд,
Древко трещит,
Входя в излом.
Слова, изречения, истертые фразы. Банальность тяготит, если случается постоянно. Простодушие угнетает, если заменяет глупость. Разум разрушает, если направлен в себя. Образы оживают, исходя от тебя.
Синга не обделена терпением. Она успела ощутить присутствие кого-то знакомого, из-за чего ее чутье обострилось до предела. Физалис прекрасно справилась со своей задачей, пусть даже не знала, что на нее было возложено. Ее нестабильный темперамент и живой ум прекрасно работают как единое целое для их хозяйки. К счастью, ей неизвестно о том, что глубоко дремлет внутри нее. В противном случае без жертв могло не обойтись. Остается поблагодарить судьбу, что рядом оказался Лавер. Пернатый далеко не слеп. Он знает, что таится внутри спутницы. Лавер не настолько глуп, чтобы выложить Физалис сполна свои мысли о спорном даре – телепатии. Синга наблюдала разрушительные как для тела, так и для духа последствия едва ли не полного отсутствия контроля над ментальной энергией, являющейся связующим звеном между источником телепатии и целью.
День я сыграл
За всех за них,
Я топором
Рубил глухих,
Слепых глушил,
Невежд щадил,
А в перерывах
Всех любил.
Физалис нуждалась в подготовке. А учитывая ее нынешнее положение, как советницы Отца континента, население, прознав о подобном даре у приближенной их правителя, остро отреагирует на такое известие и сочтет Вайзерона недееспособным. Недовольство и без того нередко росло скачками от неясных им причин «омоложения» Храма Решения. До сих пор шли негласные споры о юном возрасте Отца континента, неспособного, по их мнению, удержать в лапах надтреснутый мир. А его поступок – набрать таких же неопытных в этом деле юнцов можно расценить как проявление слабости в поиске поддержки и неспособность продолжать дело властелина Мирдала.
Но в кружке дробь,
Над крышей ночь,
Мне за невежд
Уж пить невмочь:
Я угодил
В их славный стан,
Ведь только там
Своим я стал.
– Тарэт? Как давно ты здесь? Не бойся меня, подойди ближе.
Синга легким кивком предложила барду разделить с ней широкую скамью. Тарэт отправил лютню за спину и поднялся с земли. Изначально он хотел незаметно подстроиться под последний куплет, чтобы с удовольствием лишний раз ощутить подушечками лап жесткие струны.
– Синга… – неуверенно произнес ее имя бард. – Я рад тебя видеть.
– Я тоже.
Они с немалым удовольствием, чем Тарэт исполняет трактирные баллады, помолчали немного, чтобы дать друг другу собраться мыслями. Дождь, тем временем, становился обильнее. В расщелинах брусчатки капли собирались в лужицы. Густая шерсть Тарэта подала вполне естественные природные запахи. Его четыре крыла плотно прижались к бокам. Теперь он выглядел несколько худее, чем в трактире.
В саду ни души. Шумный город взял внеплановый выходной, сославшись на капризы природы.
– Надеюсь, ты действуешь осторожно? – первым заговорил бард, сверкая беззрачковым взглядом темных глаз. – Нас не готовы принять с распростертыми объятиями. Магические способности – пережитки прошлого. Непросто смириться с тем, что вытеснило текущее мировоззрение.
Синга потянулась к крыльям Тарэта, но тот, к удивлению, отсел от нее к самому краю и опасливо покосился в ответ.
– Прекрати. Ты перенимаешь повадки Физалис.
Синга расстроено сдвинула надбровья и понурила голову.
– Я думала, ты воспримешь это как напоминание о том, что между нами было.
– А что между нами было? – Тарэт прищурился. – Ты о том вечере? Да, поединок между мной и Лавером был, затем он использовал огненное дыхание и победил, но ты все равно выбрала меня, а потом…
– На следующий день я проснулась совсем другой. Теперь ложь дается мне легко.
Тарэт покачал головой. В данный момент легкомыслие злило его больше, нежели положение текущих вещей.
– Зачем ты пообещала Алинат то, что лишит другого жизни? Разве ты не знаешь, как работает подобное превращение?
Синга развела крылья, прогнула спинку и демонстративно зевнула. Она отнеслась к строгому замечанию с беззаботностью кошки, плотно отобедавшей мышами в хлеву.
– Знаю. Я раньше тебя его освоила. Старый выцветший свиток.
Тарэт раздраженно выдохнул. Кончик его длинного хвоста отбил по мокрой брусчатке. Капли дождя пытались сыграть на лютне, но вместо этого скользили по грифу к розетке, собираясь в вездесущие струящиеся дорожки.
– И ты это сделаешь?
Синга встретилась с его взглядом. Ничто ей не придавало больше уверенности, чем превосходство над Тарэтом в древних знаниях, открывающих ей возможность быть не такой, как все.
– Да, я это сделаю.
– Матерь не одобрит этот поступок.
Синга подсела ближе к Тарэту и тронула кончиком крыла струны лютни.
– Это она тебе сказала? Ну да ладно, – она дружески толкнула его плечом. – Сыграй мне что-нибудь.
Тарэт не сводил с нее удивленных глаз. Он подозревал, что происходит что-то, что скрыто от его острого взора и потому не одобрял ее преувеличенной веселости в его присутствии.
Чтобы подарить человеку драконье обличие, у кого-то его необходимо отнять. Одно из условий превращения.
– Синга, – пытался он достучаться до разума виверны, – ты лишишь жизни невинное существо? Чем тогда мы лучше наемников, действующих в личных целях?
Синга усмехнулась. Похоже, ее забавляла кратковременная недальновидность барда.
– Я собираюсь отнять жизнь у одного из таких убийц, дорогой Тарэт. Почему ты решил, что творить добро можно, не оставляя следа? Как плодить зло, не получая подпитку от борьбы с добром? – Она задрала голову к небу. Черты ее мордочки становились мягкими, округлыми из-за капель дождя, омывающими лепестковые чешуйки. – Я не обязана поступать рационально, Тарэт. Мораль – удел праведников. Сейчас я слушаю шепот своего сердца. – Она стремительно метает взор на Тарэта. – Как там говорится в главе пятнадцатой, параграфе четвертом, в книге «Призывы Матери»? «Наша воля опирается на решение сердца, когда нам…
– «… кажется, что других столпов не существует», – подхватывает Тарэт, расстегнув ремешок, удерживающий лютню на спине.
– Почему непременно мы должны поступать правильно, Тарэт? – увлеченно продолжала Синга. – Матерь не для того дала нам возможность стать ее жрецами, продолжателями ее начал. Отчасти зная ее нрав, то мы бы лишились своих сил, едва допустив мысль о черном ритуале «Изъятия носителя». А быть может, – Синга, ощутив приятную дрожь от пары нот, выпущенных лютней, вновь подняла впалые глаза к небу, – Матерь прошла через все это и теперь, наблюдая оттуда, благодарит нас за вновь испытанные чувства, из которых соткана жизнь.
Мы смерть посеем на земле,
Дав доброте цвести во мгле.
– Вайзерон знал, на что соглашался, – говорила Синга, ухватив кусочек затишья между строчками певчего барда. – Он пошел на риск ради еще более крупного риска, чтобы подарить континенту благодатную почву для процветания.
Что могут сделать два жреца,
Имея Мать, а не отца?
– Алинат переродится, Лавер воспрянет, Физалис возьмет верх над собой…
Мы ошибемся и падем,
Но не погибнем, не уйдем!
– Тарэт?
– Да? – ответил бард, прижав лапой струны, чтобы те умолкли. – Начнем?
– Пора, – сказала Синга и спрыгнула со скамьи. Ее хвост напряженно свернулся кольцом на земле. – Настало время созвать всех, кто направляет потоки энергии.
– Но как быть с теми, кто оступился? – полюбопытствовал Тарэт, отправляя лютню за спину. – Я имею в виду, как отличить лицемеров от последователей Матери?
Синга расправила крылья и набрала полную грудь воздуха.
– Не забывай о силе своих пронзительных глаз. Наблюдай за реакцией, пристально глядя им в глаза. Ты увидишь, что это так же просто, как развязать язык трактирщика за пару медяков.