Летом Марго жила на даче и несколько раз звонила, от скуки, о статье не вспоминала, рассказывала, что сосед – вдовец, между прочим, профессор, с интересом поглядывает на нее, но какой-то нерешительный, надо инициативу брать в свои руки. Правда, у него иногда бывает девица, толстая и пухлощекая, наверное, аспирантка, но Марго она не конкурентка.
Голос вялый, расслабилась, поедая клубнику с грядок на участке, отвоеванном у соснового леса. Яков возмутился, когда они вдвоем приехали на дачу, это ж надо додуматься, спилить вековые сосны, чтобы укроп с петрушкой посеять.
- Клубнику, - возразила Марго.
- Какая разница.
Яков расстроился, заболело сердце, и они в гостях не задержались.
В середине августа Марго пожаловалась, что сосед по даче живет с аспиранткой. Ничего особенного, все та же толстая, щекастая, зато молодая.
Спрашивается, зачем Софья потащилась к ней, с утра пораньше, в переполненной электричке, в руках сумки с продуктами по списку. Приехала на станцию, зашла в магазин и увидела такие же продукты и по той же цене.
Весь вечер, отмахиваясь от комаров, ядовитое средство ненадолго помогало, Марго вспоминала роман с Григорием. Если сократить лирические отступления, оставалось прилично эпизодов: не роман, но на повесть бы хватило.
И, как назло, Яков ни разу не позвонил. Позвонила Софья и стала допрашивать, как он там без нее, не забыл ли поужинать. Даже потребовала, чтобы он перечислил, что ел. Марго, конечно, прислушивалась, и выражение ее лица было таким, как и положено одинокой женщине, завидующей чужому счастью.
Яков хмыкал и ждал, когда жена отключится.
Не ранним утром собирали смородину, благо, погода солнечная и теплая, мимо забора прошел крепкий на вид мужчина с пузцом и вежливо поздоровался с ними.
- Этот что ли профессор? – спросила Софья, Марго кивнула, – Ему больше подошла бы лопата, чем кафедра.
- Понимала бы ты…
Марго резко повернулась и ушла в дом. Но вскоре вернулась и пожаловалась на головную боль. Задерживать не стала, когда Софья засобиралась домой.
- Что так рано? Опять поссорились? – спросил Яков, вглядываясь в ее лицо.
- Нет, конечно, мы ведь взрослые.
- Я рад, - он умильно посмотрел на нее.
Дома хорошо, спокойно, зачем ее понесло на дачу.
Но, как говорится, осадочек остался. Было жаль Марго, одну на даче, жаль себя – все могло быть иначе. Как? Интереснее, что ли. Ведь был выбор.
Первого сентября, когда Софья, прижимая к груди букеты поникших астр, осторожно спускалась по школьным ступеням, зазвонил телефон. Пока доставала из сумки телефон, цветы попадали.
- Привет, Соня, сегодня такой день торжественный, - услышала она напористый голос Марго и ответила на ходу:
- Подожди, руки заняты, сейчас, дойду до скамейки.
Она отключилась, но не успела дойти, Марго снова позвонила:
- Я хочу тебя поздравить и пригласить куда-нибудь, отметить.
- Нет, нет, - перебила ее Софья, - я домой, Яков ждет с шампанским, стол накрыл.
- Понимаю, такой день, - в голосе звучали ностальгические нотки. - Приглашаю тебя завтра в кафе «Театральное», закажу столик, чего мне это будет стоить, - она сделала паузу, - Думаю, стоит, столько лет дружим.
Софья согласилась и даже не насторожилась, поверила в ее искренние чувства. Что называется, потеряла бдительность, забыла, что прожженная журналюга нахрапом добивается своих целей, и в ее словаре нет слов «душа» и «щедрость». Оправдать могло лишь то, что в такой день все радовались друг другу: и учителя и ученики, ни одного недовольного лица.
Не успела коснуться кнопки звонка, дверь открылась. Как Яков догадывается, что его женушка уже на пороге? Увидеть в окно не мог, она подходила к подъезду с другой стороны. Слышал шаги по ступеням? Но работал радиоприемник, как обычно, когда он рисовал и был один дома. Звук выключал при ней, знал, что она уставала от школьного шума, нарастающего на переменах до грохота взлетающей космической ракеты, утихающего на уроках. Бывало, когда уставала, любой шорох, шепот, шуршание бумаги, падение ручки, хихиканье, хлопок превращались в сплошной гул приближающегося землетрясения. Она приходила домой, закрывалась в комнате и ложилась.
Он возился с цветами, расставляя их в банках с водой, забыв, что есть вазы, но она промолчала. Как обычно, не забыла проявить вежливый интерес и прошла в его кабинет взглянуть на рисунки забавных зверюшек. Проницательный Яков не замечал фальши, краснел от удовольствия, когда она, считая, что муж впал в детство, преувеличенно нахваливала зайчика или петушка. Он иллюстрировал сказки, которые сочинял друг - художник Митяй.
Митяй к старости заработал катаракту и рисовать уже не мог. Яков называл его пройдохой, как всех, кто писал для детей, хотя на фоне многотонной макулатуры под названием литература для младшего возраста стихи у него неплохие. Яков иллюстрировал не менее увлеченно, чем его друг сочинял четверостишья. Работы хватало, Митяй увлекся всерьез, даже отказывался от операции, боясь, что с обретением зрения утратится поэтический дар.
Стол был накрыт на кухне, Яков не произносил высокопарных слов по случаю такого дня, ей тем более не хотелось ничего торжественного, наслушалась сегодня речей.
На следующий день было шесть уроков русского, она забыла о приглашении. Только собралась домой, позвонила Марго, и сказала, ждет ее у входа в кафе. Софья пожаловалась на усталость, но подружка заверила, что не рассчитывает на долгие посиделки.
Пришлось сворачивать в сторону метро, ну, не глупость ли, ехать на свидание, чтобы послушать, как Марго оседлала соседа по даче.
Подружка у входа в кафе изображала скромницу в кремовом платье с голубым бантом в белый горошек. Короткая юбка и белые сапожки на высочайших каблуках удлиняли ноги, придавали ее узкому тельцу форму насекомого, стрекозы – однодневки с оторванными крыльями, попавшей в паучью сеть. Всего лишь видимость, эта стрекоза ядовитее любого паука.
Марго уловила неодобрение, прищурившись, окинула ее костюм и скривилась:
- Кроме тоскливо-зеленого в твоем гардеробе других цветов все также не водится? Лягушка ты наша, царевна.
- Может, и царевна, кто знает, я ведь плевков в Лондон не посылала.
Хотелось развернуться и уйти. Навсегда. В планы Марго это не входило:
- Ладно, носи, не вредит твоему смуглому лицу. Между прочим, темпераментные южанки предпочитают яркое, красное, например. Ты ведь тоже южанка. Где ты покупаешь интенсивно вишневую краску? Седина хорошо закрасилась. Может, мне попробовать? - они уже входили в зал, про седину прозвучало слишком громко. Но посетителей не было, Марго не унималась: - Все же советую, смени маскировочный цвет одежды, ты же не собираешься в леса партизанить.
- А где люди? – перебила ее Софья.
- Подтянутся, еще не вечер.
Марго подвела ее к столику у окна с видом на зеленый сквер, из кустов выглядывала деревянная часовенка. Крест высоко в небе серебрился в солнечных лучах как чайка над морем.
Марго села спиной к окну, оглядывая зал: не появился ли объект, на который стоило бы обратить внимание.
- Посмотри в окно, на часовню. Яков сказал, что там была сторожевая башня.
- А? Что? – Марго повернула голову к окну. – Эта что ли? Нет, часовню недавно построили. На том месте стоял гипсовый пионер с горном.
- Где тогда была башня?
- Зачем? – Марго пожала плечами.
- Как зачем? От татарских набегов.
- Кого защищать в то время на Урале?
- Как кого? Нас, русских.
- Ну и каша в твоей голове. Ты лучше расскажи о себе, о Маше, о Мише.
- Что рассказывать, дети разлетелись, живут сами по себе.
- Дети взрослые, а ты форму не теряешь. Хороша, не поверю, что счастлива со старым мужем, – она засмеялась. Смех ей не шел, делал вульгарной.
- У тебя одно на уме.
Марго, не слушая, внимательно разглядывала ее:
- Все же красного не хватает. Так и видишься пламенной революционеркой на фоне знамени.
- Знамена разные бывают, зеленые тоже.
- Постой-постой, у кого было зеленое знамя в гражданскую? – Марго вспомнила, что преподавала историю, - У кого же? помогай. А, у третьей силы. Ни вашим и ни нашим. Тебе это не подходит, ты, мать, категорична: или да, или нет.
- Не обязательно ни вашим, ни нашим, вот, например…
Но Марго перебила ее:
- В тебе хоть и есть испанские гены, я ведь не забыла, что мать твоей бабки оплодотворил испанец Хосе, шел мимо деревни и попросился переночевать, но ты из нашего, российского девятнадцатого века. Все это здорово, но знаешь, ученики чувствуют, что современность тебе неинтересна. Классику надо знать, но жить в реальном мире, иначе так и застрянешь в прошлом, - вещала она, оглядывая пустой зал. Жалость какая - нет слушателей.
Официантка принесла мясо, немного риса, горка шампиньонов, салат из редиса и веточка петрушки, как вестница мира в голубином клюве. Марго пожевала петрушку, съела редис, кивнула Софье, ешь, что смотришь, - стала резать мясо на мелкие кубики, закидывать в рот и сосредоточенно пережевывать.
Подали кофе с фирменными пирожными: много крема, и вкус приторно сладкий.
После кофе Марго обратила к Софье хрустально-голубой взор, увлажнившийся от печали. Перебор, безвкусица – печалиться после сытного обеда.
- Мне заказали статью о народном театре, скоро юбилей, один богатенький хочет потешить деда, обещал заплатить, деньги мне нужны. Надеюсь на тебя.
- Я каким местом? – вздохнула Софья.
- Родственным. Василий Гольберг был ведущим актером театра, твой свекор, если забыла, по первому мужу.
- Николай умер, свекор тоже умер, когда мне было шестнадцать, я с ним не была знакома. Мартиролог продолжить?
- У тебя сын - внук актера.
- И дочь тоже. Если предпочитаешь сына, он уже взрослый, бери интервью у него. Спонсор оплатит командировку в Крым, там сейчас бархатный сезон, разве плохо. Мне некогда, пойми. Забыла, что такое школа, что такое начало учебного года? Как начнешь, так и поедешь.
- Как назовешь, так и поплывешь. Не трогаю я тебя, мне Яков нужен. Он ведь был другом Василия Гольберга.
- Будешь приставать к нему, я знаю.
- Он что, еще способен? Сколько ему?
- Шестьдесят пять, если забыла, ты же поздравляла его в январе, год еще не прошел.
- Нам с тобой сколько? - делает вид, что вспоминает, что подзабыла свой возраст.
- Баба ягодка опять, - пропела Софья.
- Если у него где-то припрятаны бриллианты, ты не все выманила, я, пожалуй, уведу его. Но сначала статья, - она вгляделась в Софьино лицо, – Ты что? Ревнуешь? Я же пошутила. Пойми, старикам всегда приятно вспоминать свое прошлое. Не лишай его удовольствия, я и без него могу обойтись. Кем он был? Художником – декоратором. А ведь есть еще актеры, режиссеры. Если хочешь, познакомлю с молодым самцом.
- Не смешно, - Софья устала, чтобы нормально воспринимать шутки, но понимала, Марго не отстанет, - Записывай его телефон.
Она наизусть продиктовала номер Якова и пожалела: такая подружка способна взорвать семейное благополучие.
За окном потемнело, в свете прожектора часовня уже походила на шампиньон.
- Софи, ты меня слышишь? Все, пора, уходим.
Марго рассчиталась, и Софья заспешила к выходу. Марго отстала, на перекрестке догнала и взяла ее руку:
- Так я зайду к вам.
- Заходи. За обед в кафе надо платить.
- Все понимаешь, только иногда прикидываешься, - она засмеялась и, махнув рукой, свернула к остановке.
Софья не сворачивала, ей надо было к метро, немного прошла и оглянулась: Марго остановила машину и, открыв дверцу, села рядом с шофером. Тонированные стекла, кто за рулем, не видно. Софья посмотрела на номер и повторила вслух, чтобы запомнить. Подобное проделала героиня в телесериале, нашпигованном убийствами.
Сериалы смотрела эпизодически, фоном, в редкие часы, когда возилась на кухне.
Телевизор приобрела после одного случая. Когда ей дали восьмой класс вместо ушедшей в декрет классной руководительницы, она пришла на первый урок, назвала себя и спросила, если есть вопросы, то постарается ответить. Ждала, спросят, строгая она или нет. Ученица за первой партой, такая на вид отличница, чистенькая, аккуратненькая, со спокойным взглядом голубых глаз и русой косой до пояса, спросила, какие телепередачи ей больше всего нравятся. Софья ответила, что зомбоящик не смотрит - глупое занятие. Как это? - удивилась девочка, - мы с мамой вместе смотрим почти все передачи кроме новостей, концерты ни разу не пропустили.
Девочка весь урок смотрела на нее со скептическим выражением: чему может научить эта учительница, если не смотрит телевизор.
На следующий день ее мама пришла к завучу и попросила перевести дочь в другой класс. Завуч потом выговаривала Софье: «Надо было тактичнее ответить. Для них телевизор как религия, как вера. А вы что ей сказали?» «Правду», - ответила Софья. Завуч вздохнула.
После того случая решила, телевизор нужен, чтобы слышать пульс времени.
Яков пытался протестовать:
- Время и пространство даны человеку по праву рождения, они неотъемлемы, так устроен мир. Смотри, слушай, читай, сопоставляй. Зачем еще сомнительного качества развлекуха?
- Но ведь надо знать, какой духовной пищей кормятся мои ученики.
- Кормить их должна ты.
Она сожалела, что дала телефон Якова. Сколько клялась, Марго в личную жизнь не пускать, ведь гадюка с ледяными глазами околдует, выманит все, что ей надо и не забудет намеками, недомолвками, что хуже любой правды, посеять недоверие и рознь.
В тесной квартире, где невозможно не сталкиваться помногу раз на дню, раньше она впадала в панику, когда муж после ссоры переставал ее замечать. Все что угодно, только не его равнодушно скользящий взгляд мимо и это непереносимое ощущение сиротства.
Он почти не выходил из своей комнаты, не готовил, не занимался уборкой, если сталкивались в коридоре, проходил мимо. Молчание вдвоем пугало ее, как маленькую девочку: ей страшно, она боится потеряться, или ее бросят
Она пыталась помириться, что-то там лепетала, жаловалась на свою работу, он не обращал внимания. Накатывала бессонница, она ворочалась в постели, не выдерживала, плакала и звала его, он приходил, гладил ее плечи, руки, касался груди. Ложился рядом, продолжая гладить как ребенка. Ей хотелось большего, но не знала, не умела, даже не пыталась проявить активность, не понимая мужской физиологии. Традиция активного мужчины и пассивной женщины не нарушалась. Он гладил ее, она мучилась желанием, наконец, проваливалась в спасительный сон, если и снились сны, не запоминала, утром вскакивала по звонку и собиралась на работу, постоянно поглядывая на часы.
Он был старше, умнее, был способен ею управлять. Но и она знала его достаточно долго и научилась угадывать, когда можно начинать сближение. Что-то неуловимо менялось в нем, поза, поворот головы в ее сторону, и она покупала что-то вкусненькое, готовила что-то, звала его, он хвалил, - паника утихала до очередного раза.
Ко всему привыкаешь, и она уже меньше обращала внимания, отчуждение затягивалось, и уже он первый начинал искать пути сближения.
Душераздирающий вопль оглушил, она замерла и почувствовала, что кто-то держит ее за руку. Рядом стояла женщина и кричала: «С ума сошел! - грозя вслед удаляющемуся на большой скорости автомобилю. – Он вас не задел?»
Нет, нет, замотала головой Софья, до нее дошло, что она уже не на тротуаре, а на дороге.
Рядом остановился пожилой мужчина, подошла женщина с девочкой, Софья заспешила к станции метро. Как Анна Каренина, погибла бы под колесами. Правда, муж не похож на Каренина, а Вронские вымерли или ходят другими путями.
* * *
Высокий, с головой Мефистофеля, Яков слегка склонился, пристально посмотрел, не спросив, почему поздно пришла, кивнул ей, бережно принял сумки, отнес в ее комнату и удалился к себе.
Обед приготовлен, чистота и порядок. Но она была сыта, заглянув к нему, спросила:
- Что читаешь? - не дослушав, перебила: - С Марго сегодня встречалась. Она в кафе пригласила.
- Как всегда, спрашивала о Григории?
- Да, о нем тоже.
- Если пригласила в кафе, то серьезно. В Москве его надо искать. У него нюх на деньги, а столица нашпигована ими.
- А у Марго нюх на таких мужчин.
- Все надеется? – усмехнулся он.
Она ждала, что добавит, в ее-то возрасте, косвенно намекая, что и Софья уже немолода, но он погрузился в чтение.
Встреча с Марго растревожила. Как ни старалась переключиться на близкое, на завтрашний день, на Марин пейзаж с березками и кучевыми облаками над кроватью, мучило, не поспешила ли, выйдя замуж за Якова? Минутное решение, или чувствовала, что жизнь с Григорием не сложилась бы? Он закоренелый холостяк, так и не женился. Почему это ее тревожит? Зачем? Пора уже успокоиться. Столько лет вместе с Яковом, какие могут быть сомнения. Но если Марго выйдет замуж за Григория, она этого не переживет.