Через месяц Марго позвонила и напросилась в гости. Она таращила очи, облизывала губы, томно растягивала гласные и посматривала на дверь в душе, там текла вода, сломался кран. Наконец, поняла, что в доме, кроме Софьи никого нет.
- Где твой муж? Где дочь?
- Дочь у родителей, а муж, да ну его. Что ты хочешь? Чай, кофе?
Марго пожала плечами. Она перестала играть очами и облизывать губы, Софья отметила бледность кожи и сеть мелких морщин.
- Отдам тебе все заработанные деньги, и сверх того, только помоги, - жалобно затянула Марго.
Софья обрадовалась:
- Деньги нужны, Николай не работает, готовится в писатели.
Марго оживилась:
- Значит так: завтра едешь на металлургический завод, идешь в мартеновский цех, знакомишься с неженатым сталеваром, что хочешь, с ним делаешь, женишь на себе, берешь в любовники, думай сама. Не забывай, что у них профессорские зарплаты. Только не теряйся, второго шанса не будет. И попутно проведи анкетный опрос.
Она выложила на кухонный стол стопку анкет, сверху припечатала свой паспорт и удалилась победным шагом.
Софья набрала номер телефона свекрови.
- Здравствуйте, передайте, пожалуйста, Коле, чтобы он завтра посидел с Машей. Я нашла работу.
- Ишь чего, а маслом тебе не намазать одно место. Он не нянька, - ответила Дуся.
- Между прочим, он муж и должен содержать семью.
Софья отключилась и посмотрела на часы. Не прошло пяти минут, позвонил муж.
- Мать на тебя обижается. Ты, это, придерживай язык. Если нужно, я приду, - он помолчал, ей послышался женский голос, не Дусин, - завтра.
Когда вечером родители привезли дочь и узнали, что завтра с ней будет весь день сидеть Коля, Машу забрали. Ребенок не игрушка, чтобы доверять маменькиному сынку.
Не ранним утром явился Николай и стал объяснять, что начал писать роман, исторический. Но рассказывать пока не будет, чтобы не спугнуть удачу.
- А где Маша? Я тебе зачем понадобился?
- Иду подавать на развод, - пошутила она.
- Как на развод! – растерялся он. – Мы так не договаривались.
- В суде договоримся.
Молча смотрел, как она собиралась, молча закрыл за ней дверь.
От трамвайной остановки она поднималась в гору и любовалась, как на фоне чистого неба росли на глазах кирпичные трубы с разноцветным дымом, письмена таяли, и она не успевала прочесть текст, увеличивались силуэты трапециевидных мартеновских печей, окутанных молочной дымкой, в окружении запутанных в сложный лабиринт бетонно-металлических конструкций. В детстве родители летом возили ее с братом, сестренка оставалась с бабушкой, в Ленинград, и ей было скучно смотреть на дворцы, скучно переходить из зала в зал, слушая экскурсовода. Что тут поделаешь, сердце отдано тому, что она, дитя заводской окраины, видела с рождения.
Вот и проходная, густо завешана плакатами и призывами, она вошла и сунула в окошко стеклянной перегородки чужой паспорт. Угрюмый мужчина полистал бумаги, нашел список с фамилиями, заставил напротив Веретенниковой расписаться и протянул пропуск с фотографией Марго. На Софью не посмотрел.
Дальше по инструкции она дошла до приемной начальника мартеновского цеха, и объяснила приветливой женщине, что проводит соцопрос. Женщина кому-то позвонила. Вскоре явился молодой, симпатичный и улыбчивый мастер смены, на голове шлем в оранжевых и красных полосах. Такой же протянул ей, нет, не шлем, поправил он, каска. Не решилась спросить, в чем разница.
Каска оказалась тяжелой и великоватой, она вытянула шею и приподняла подбородок, чтобы козырек не закрывал обзор. Мастер окинул ее взглядом, и она почувствовала, как краснеет.
Он взял ее под локоть, объяснив, что так будет лучше, и они нырнули в шумный и полутемный цех, постояли на мостике, она заворожено наблюдала, как из печи по желобу лилась сталь, - видела и не один раз, в кинохронике перед показом художественного фильма. Там звучала музыка, а здесь все двигалось и грозно гудело. И не было белозубых улыбок, был пот, струящийся по грязным лицам.
Они спустились по ступеням, и мастер, все также, поддерживая ее, повел в конец цеха, открыл деревянную дверь, странно видеть ее среди железных конструкций и льющегося металла, и они оказались в подсобке.
Маленький суетливый человечек, коротконогий, с квадратным туловищем, упакованным в негнущуюся робу, протер влажной тряпкой табурет и поставил в густо насыпанные, пахнущие свежестью, опилки, присоединив к нему еще табурет, заляпанный пятнами белой краски, протирать не стал.
- Значит, так, Кузьма, исполнять все желания девушки. Понял? – приказал мастер.
Кузьма кивнул, мастер исчез. И почти сразу кто-то постучал в открытую дверь.
- Здравствуйте, сюда или как?- спросил мужчина в робе, каску держал под мышкой.
- Да, да, входите, пожалуйста, мы проводим опрос, - и она зачастила текст, который выучила, когда опрашивала работниц хлебозавода.
Главное, заманить первого, потом уже потянутся любопытные. Отказов не будет. Но если откажется первый, все пропало.
Мужчина стоял на пороге, раздумывая. Она старательно улыбалась, даже десны заныли. Решился, вошел, в робе он был неуклюж как космонавт, сел на табурет с заляпанным краской сиденьем, достал из нагрудного кармана грязную тряпку, протер руки. Софья протянула ему опросник: несколько скрепленных стандартных листов. Он осторожно, будто хрупкое стекло, взял их двумя пальцами, перелистал.
- Ого, столько вопросов. Зачем это? – спросил он.
- Вы ответите на вопросы, и мы будем знать, как вам живется.
- Зачем? – он изумленно уставился на нее, машинально свернув опросник, будто охотился за мухой.
- Мы узнаем, как вам живется, хорошо или не очень. Если не очень, поможем.
Он смотрел на нее, будто она придуривалась.
- Мне нужен миллион рублей. Вы дадите? – спросил он.
- Зачем вам миллион? Купить любовь? Или долголетие?
Мужчине ответ понравился, и он склонился над опросником, Софья расслабилась. В этот момент в подсобку ворвался Николай, квадратный человечек схватил молоток.
Зачем явился муж, можно догадаться, но, увидев мирную сцену, быстро сориентировался.
- Здравствуйте, - поздоровался он, когда сталевар поднял голову и уставился на него, - ну, как вам?
- Что как?
- В целом, как жизнь?
Сталевар сплюнул на пол:
- Хреново.
- Всем хреново, - отозвался Николай.
После ухода сталевара, чтобы не услышал квадратный человечек, он что-то вытачивал на станке, Софья шепотом потребовала:
- Уходи, ты мне мешаешь. Уходи немедленно.
- С какой стати. Я поговорить хочу с рабочим классом.
- Тогда уйду я.
Она самостоятельно проделала обратный путь, приветливая женщина вызвала мастера, договорились с ним встретиться завтра с утра.
Николай явился вечером в мирном настроении, рассказал, что следил за ней, что долго торчал возле проходной, пытался пройти, но его на территорию завода так и не пустили. Помог мужик, тоже торчал возле проходной, кого-то ждал, подсказал, в заборе есть дыра.
Потом он играл с Машей, она смеялась и умилительно гладила его волосы и щеки, лепеча: «Папа холёсий». «Ты маме скажи», - смеялся он.
Он остался на ночь.
***
Когда в начале смены она вошла в цех, и ей улыбнулся вчерашний сталевар в робе, обрадовалась, приняли, значит, будет легко работать.
В подсобке все тот же квадратный человечек что-то вытачивал на станке. Рабочие потянулись один за другим. Некоторые брали анкету, отходили в сторону, садились на опилки и погружались в опросник. Но самостоятельных было мало, остальные просили, чтобы Софья объясняла им, для чего все это нужно. Она повторяла и повторяла, что в недалеком будущем они заживут так, как и не мечтали. Ведь мы способны сказку сделать былью, как только, так сразу. Никто не выражал сомнений, просто слушали.
Она устала и уже хотела сворачивать работу, вошли двое в робах, высокие, богатырского сложения, и чумазые, пахнуло жаром печи, так спешили, что даже руки не обтерли.
- Кузьма, быстро неси еще табурет. Ты что, не понял? – приказал тот, что
постарше и плотнее.
Кузьма, ворча под нос, подчинился, вернулся с новеньким табуретом.
- Начнем, - сказал старший басовито, - записывайте: нам нужна бесплатная обувь, – он поднял ногу так, что она увидела рваную подошву, проглядывал синий носок, - Видите, прохудилась, заменить можно только за деньги. А что, я платить должен, если имею право получить так?
Голос его напоминал Шаляпинский бас, у Софьи была пластинка с записью знаменитой «Эх, ухнем».
- Да, имеем право. На складе полно кожаных ботинок. Электрики с электроцеха
носят положенную нам обувь. За деньги получили, - донеслось от двери.
Софья подняла голову и увидела, что в подсобке теснились рабочие в робах.
- Вы в какой стране живете? – искренне удивилась она и сама же ответила, - в стране победившего социализма.
- Слышали, как же, по радио,- донесся нестройный хор.
- Про революцию знаете? Седьмого ноября ведь ходите на демонстрацию. А
то, что власть в нашей стране принадлежит рабочему классу, вам известно?
- Да не может быть! Вот это да, вот это новость! – все тот же, нарочито восторженный хор.
- Пусть докажет, - потребовал кто-то.
- Зачем доказывать. Об этом написано у Ленина в работе "Государство и
революция". Между прочим, написал в 1917 году.
Недавно она сдавала зачет по философии, и эту работу пришлось конспектировать.
- Пусть принесет и покажет, - зашумели у двери.
- Завтра принесу. Обещаю.
Вечером после того, как уложила спать Машу, потянулась к полке с книгами, над диваном. На диване лежал Николай и смотрел телевизор. Тянуться через него было неудобно, и она попросила достать Ленина.
- Зачем тебе? Ты уже сдала зачет, - недовольно спросил он, не желая двигаться.
- Сталеварам показать. Они не знают, какое время на дворе.
- А, - сонно протянул он и достал книжку. Автоматически проверил, нет ли в
ней заначки.
На следующий день ее уже ждали. Собрались в той же подсобке, и в робах, и в цивильной одежде, с ночной смены.
Кузьма запротестовал, срочная работа, но его выставили из помещения.
Басовитый сталевар скомандовал всем желающим протиснуться, пусть тесно, но дверь надо закрыть от посторонних ушей. В плотном окружении она стала пересказывать своими словами. Книгу держала на коленях, но в нее не заглядывала. Ничего сложного, легко запомнилось, что чиновников после революции нанимают на работу рабочие.
- Где эту книгу можно приобрести? – спросил кто-то.
- Берите, я уже сдала зачет, - и она вложила ее в протянутую руку.
- Вам разрешено такое читать? – спросил кто-то.
- Что пристал, уходим!
Команде подчинились все, появился Кузьма, зло посмотрел на нее, но ничего не сказал.
* * *
Марго похвалилась, что Гриша ее отметил: лучше и быстрее всех справилась с заданием, ни одного замечания. Она не только заплатила за работу, даже больше, чем обещала, но еще подарила коробку конфет Ассорти.
В ноябре, было по-осеннему холодно, позвонила Марго и пригласила на новоселье. Отец получил однушку для расширения жилплощади. В двушке кроме родителей и Марго проживали ее младшие брат и сестра. В новую однокомнатную квартиру на седьмом этаже, улучшенной планировки, большая прихожая, просторная кухня и даже паркетный пол, - поселилась она, родители надеялись, что так быстрее выйдет замуж.
Скудно обставленная, еще не обжитая комната была холодной и неуютной, не привлекали даже на круглом столе конфеты и пирожные, а также кофейный сервиз тонкой работы.
Марго куталась в шаль, нос покраснел от насморка.
- Давай чай попьем на кухне, - попросила Софья.
Хозяйка недовольно подняла бровь, но ничего не сказала, терпеливо перенесла на кухню чашки, кофейник и вазу с конфетами. Софья заволновалась, что-то, действительно, случилось, какая-то неприятность, может, Гришка решил жениться и кинуть всех своих подружек.
На кухне висела люстра из темно-синего стекла, мертвый свет заливал пространство и лицо Марго.
- У тебя как, все нормально тогда прошло? Ну, когда ты анкетировала.
Софья удивилась, Марго обычно не интересовалась вчерашним днем, зачем? думы ее устремлены в прекрасное будущее.
- Что-то случилось?
- Нет, ничего, - она отвела взгляд.
- Все честно, не сомневайся, я ни за кого не заполняла, пришлось три раза
приходить.
- Хорошо, хорошо, успокойся, я тебе верю, - она прищурилась.
- Если надо, я еще схожу.
- Нет, не надо, мы уже все посчитали, проверили, пишем отчет.
Она чего-то недоговаривала.
Колченогий стол все пытался накрениться, вместо стульев туго набитые коробки, неудобно сидеть, раздражал синий свет, холодно, неуютно, Софья впала в тоску. Замерзли руки, она боялась уронить дорогую чашку, почему-то мерзли уши, - хотелось домой. Смурая Марго не задерживала.
На улице было темно, она не туда свернула и попала в непролазную грязь, долго выбиралась, долго ждала автобуса на продуваемой остановке. На редкость неудачный вечер: ждала праздника или хотя бы покоя, а получила дырку от бублика.
Накануне Нового года позвонил Григорий, предложил завтра встретиться в университете, для ее же блага, - сказал он, и ей стало тревожно.
Он встретил ее в пустом, плохо освещенном университетском коридоре и обнял за плечи.
- Рассказывай, что ты натворила. Почему требуют, чтобы ты явилась
завтра в известную организацию? О чем эти ребятки хотят с тобой поговорить? Да, вот еще, ответь, пожалуйста, почему нашего ректора срочно вызвали из командировки за рубежом? Он уже прилетел, очень злой.
- Не знаю.
Ее пробрала дрожь.
- Ведь это ты проводила опрос в мартеновском цехе, Маргарита призналась. Что
ты читала сталеварам?
- Работу Ленина "Государство и революция".
- Зачем?
- Чтобы они знали: власть принадлежит им, а не начальникам.
- Глупышка, какая глупышка, за это и люблю тебя. Рабочие забастовали, такого
не случалось за всю историю завода. Так что ты опрометчиво им Ленина читала.
- Вождь мирового пролетариата, не забывай. Говоришь, меня вызывают? Я пойду, вызывают, пойду, я там все объясню. Я Ленина с собой возьму.
- Ленин не поможет. Есть одно место, - он почесал переносицу, - посидим, выпьем красного сухого. Обсудим спокойно, как нам быть дальше. Ну, как, согласна?
Он взял ее за руку, и, не оглядываясь, повел к выходу. На удивление коридоры были безлюдными.
В ближайшем магазине купили бутылку вина, конфеты и поехали на такси в новый район. Она понимала, что это было свидание замужней женщины с любовником, но не ко времени, только зажили с мужем мирной жизнью, как-то все не так. Хоть бы знакомых не встретить.
Стало спокойнее, когда зашли в подъезд новенького, недавно заселенного дома, с еще не убранными кучами мусора у подъезда, и долго поднимались по лестнице, она сбилась со счета, кажется, восьмой этаж, предпоследний, лифт еще не работал. В комнате стоял диван, журнальный столик и два кресла. Софья подошла к окну полюбоваться панорамой города, где-то недалеко жила Марго.
Григорий обнял ее и поцеловал, отстранил, вгляделся в лицо, сказал: «Ты самая красивая». Но не успокоил.
- Не торопись, - попросила она, - все так неожиданно.
- Ничего, ничего, выпьешь, расслабишься.
Он наливал ей вино, рюмку за рюмкой, сам не пил, предлагал конфеты, вставал, выходил в прихожую, кому-то звонил и долго говорил приглушенным голосом. Он куда-то торопился, суета и мельтешение опошляли свидание.
Наконец, сел рядом и обнял ее, но она отстранилась.
- Забыла меня, ничего, вспомнишь, ведь нам было хорошо вместе.
- Я не смогу, ты знаешь, почему.
- Нет, не знаю. Ведь мы с тобой уже были вместе.
- Да, но до смерти Нины.
- Значит, из-за Нины? Поверь, у меня с ней ничего не было. Она хотела только
вызвать ревность у Кольки.
- Зачем?
- Ей не хватало его внимания.
Он потянулся к ней и попытался расстегнуть кофточку на груди, она опять отстранилась.
Да, не нравилось, хотя ей всегда хотелось быть с ним, но не так, ведь то, что теперь происходило между ними, называлось: мужчина пользуется глупостью женщины.
- Соня, отключи мозги, ведь ты меня хочешь, - нашептывал он ей, подливал вино и пытался снимать одежды. Она опьянела и прилегла на диван.
Мозги, действительно, отключились, и потом, как ни пыталась вспомнить, что же произошло между ними, все стерлось из памяти. Запомнила только, что хотелось спать, а он тянул ее к выходу.
- Извини, неотложные дела, и еще знаешь что, исчезни куда-нибудь ненадолго, не будет тебе и не будет дела. Я дам знать через Кольку, когда тебе можно возвращаться.
Только у дороги, долго ловили такси, он подробно объяснил, что случилось на заводе. Вскоре после ее ухода, через неделю, а, может, раньше, сталевары пришли на смену, сели на пороге цеха и застучали касками. Никто не начинал работу. Набежали начальники всех уровней, рабочие потребовали выгнать тех, кто крысятничал и продавал бесплатную спецодежду своим же и на сторону.
Кого-то выгнали, спецодежду поменяли и стали разбираться, ведь не рабочие придумали забастовку. Порядок устоялся, и надо случиться экстраординарному, чтобы перестали терпеть.
Кто-то донес, что приходила женщина и читала рабочим запрещенную литературу. Вызвали Маргариту, устроили встречу с доносителем, он сказал, что была другая. В то учреждение таскали всех, кто проводил социологический опрос, пока Маргарита не призналась, что вместо нее работала Софья.
Наконец остановилось такси. На прощание Григорий обнял ее и попросил быть
умницей.
Николай был дома, лежал на диване и смотрел телевизор. Она, не сняв пальто, стала
рассказывать, что сталевары, у которых проводила анкетный опрос, устроили забастовку и ее могут посадить.
Сильно побледневший муж вскочил с дивана, от резкого движения что-то случилось со спиной, он не мог выпрямиться и в согнутом положении нервно заговорил:
- Все, меня посадят. Посадят, козлом сделают, у, идиотка, все из-за тебя. Меня
посадят.
- Почему тебя? – удивилась она, – Посадят меня, если я не сбегу, сегодня же.
- Столько книг, обязательно надо было им Ленина читать, - он морщился,
попытки выпрямиться вызывали сильную боль, – Зачем Ленин? Ты можешь мне объяснить? Ведь он даже не философ.
- А знаешь, что такое материя? Не знаешь. А я знаю, то, что ощущается. Есть только то, что ощущаешь. Настоящий мужик такое написал.
Николай ее услышал, даже увидел, и то, что увидел, ему понравилось, да так, что забыл о боли в спине.
- Дай проверю, - он обнял ее. – Был еще гениальный мужик, который открыл
принцип удовольствия. Так объединим же на практике материю с либидо.
- Это как же? – спросила она с придыханием.
- Сейчас узнаешь.
И теплая волна удовольствия накрыла ее с головой.
***
Николай позвонил матери предупредить, скоро приедут, привезут Машу. Наклевывается работа, для него и Сони, зарплата такая, на всех хватит денег. Но пока немного займут у нее.
Софьиным родителям звонить не стали, их не обмануть. Какая работа перед самым Новым годом? Разве что дедом Морозом и Снегурочкой.
У Дуси взяли сухари и банку тушенки, закупили алкоголь и успели на последнюю электричку в этом году. У Николая был ключ от дачного домика в садоводческом товариществе «Незабудка». Участок в четыре сотки, почти брошенный, летом густо зарастал травой, - выделили деду на работе, когда у него родился единственный внук, любимец Колюн.
Уральским зимним вечером, за два часа до Нового года они вдвоем оказались в холодной избе. Щитовые стены спасали только от ветра. Печь, плохо промазанная, как говорила мать, кривыми руками, - сильно коптила. Сизый дым заползал через щели в комнату. Глаза слезились, открыли окно, чтобы не угореть. Софья с надеждой смотрела на мужа, неужели ничего нельзя сделать?
- Надо утепляться, - сказал он и полез в кладовку.
Вскоре у печи образовалась гора старой, неказистой на вид одежды, но из натуральной шерсти. И, о, чудо, валенки, огромные, почти до колена Николаю.
- Мужичок с ноготок, будешь в них в лес за дровами ходить.
- Ты тоже, - он протянул ей черные, укороченные валенки женского размера.
В кладовке обнаружилось пыльное, пахнущее плесенью, мужское пальто из драпа, для Софьи нашлась беличья шубка с вытертым мехом на рукавах.
Шубка тоже пахла плесенью, но она влезла в нее и покрутилась перед мутным
зеркалом.
- Тебе бы только выпить, закусить и перед зеркалом вертеться. Счастливая,
ничего в голову не берешь, - ворчал Николай.
Ей было хорошо: муж рядом и при деле - спасал жену. Самый счастливый Новый год в их семейной жизни. Как будто она долго бежала по пересеченной местности, и, наконец, выбралась на зеленую лужайку, где пахнет земляникой и солнышко греет. Китайская диалектика, как бы сказал Яков: чем лучше, тем хуже, чем хуже, тем лучше.
Через девять месяцев у нее родился сын Миша.