Авария четвёртого блока Чернобыльской атомной электростанции с большой степенью вероятности произошла из-за нажатия на красную кнопку АЗ аварийной защиты реактора. Специалисты считают, что если бы операторы станции не отключили систему защиты ради проведения технического эксперимента перед самой аварией, то есть перед случившимся затем взрывом, катастрофы вообще бы не было.
Эта фатальная красная кнопка была встроена в один из рабочих столов в зале управления, находившемся совсем рядом с реакторным помещением, уничтоженным в момент взрыва. Тогда многотонную диаметром в несколько метров стальную круглую крышку сорвало как колодезный люк. Стены, крыша реакторного зала и соседние помещения были разрушены, а мощнейшие радиоактивные тепловые сборки и обломки графита из расплавленной зоны реактора разбросало повсюду на приличное расстояние.
Операторы реактора, находившиеся в момент взрыва в зале, получили смертельные дозы и погибли – кто-то сразу, кто-то через пару недель в московской специализированной клинике, а кто-то и через годы от болезней, связанных с облучением. Я уже не говорю о тех, кто работал на ликвидации последствий аварии – это другая статистика.
Такая ядерная катастрофа не могла не привлечь внимание журналистов, и особенно телевизионных документалистов, которым было важно приехать на место и самим снять кадры реальной обстановки последствий взрыва. Я практически каждый год, а иногда и по несколько раз в год выезжал с японскими телекомпаниями для съемок на месте и многократно бывал в зонах с высокими уровнями радиации.
Но всё это было так называемым «радиационным фоном», хоть и в сотни, или максимум тысячи раз превышающим обычные допустимые значения. Мы всегда носили с собой профессиональные дозиметры, а в зоны заражения ходили со специалистами и старались не превышать лимиты времени пребывания в опасных местах.
Другое дело - местные работники. Однажды они даже специально для нашей съёмочной группы с нашей видеокамерой спустились в полной темноте с фонариками в помещение под реактором и сняли видео скопления расплавленного урана, так называемую «слоновью лапу». В ходе съёмки у них закончился заряд аккумуляторов, им пришлось вернуться, взять свежие аккумуляторы и повторно спуститься в зону, где уровень достигал тысячу рентген в час, то есть превышавший даже смертельную дозу облучения. А радиация не только быстро съедала заряд батарей, но и сильно влияла на изображение – на экране появлялся своего рода эффект падающего снега. Но на такие съёмки были способны только местные «камикадзе» за хороший гонорар, а вот японцы, например, если бы оказались в такой зоне, а я оговорюсь – их никто бы туда не пустил, лишились бы пожизненно медицинской страховки. Им даже не давали разрешение заходить внутрь так называемого «саркофага» – укрытия над разрушенным реактором. Да и попасть туда можно было только через целую систему проходных и душевых.
Но однажды мне попалась команда не телевизионщиков, а киносъёмщиков со знаменитым киноактёром и режиссёром с мировым именем. Режиссеру было недостаточно только наружных съёмок, он хотел обязательно снять места взрыва и саму красную кнопку, которая по его представлениям должна была выглядеть как красный круг солнца на флаге Японии.
Начались трудные переговоры с руководством станции и министерством энергетики для получения допуска в запретную зону. В итоге финансовое предложение японцев победило, и мы получили необходимое нам разрешение, но с условием, что японцы привезут с собой костюмы противоатомной защиты и специальные скафандры-противогазы. В следующую командировку они уже приехали со всем необходимым оборудованием.
Вечер перед съёмкой был напряжённым. Чётко отрепетировали роли, маршрут предполагаемых движений, состав команды для съёмок у красной кнопки, а очень известный по историческим драмам актёр сквозь скафандр должен был прокричать – «Вот она, та самая кнопка!».
Я не хотел рисковать и к крайнему неудовольствию режиссера сразу же сказал – «Пойдёте без меня. Обойдётесь жестами!». Тогда он вместо меня решил включить в состав группы риска молодую двадцатилетнюю помощницу, ещё даже не побывавшую замужем, а значит, поход в опасную зону мог грозить ей «бесплодием». Сразу скажу, что перед самой съёмкой я всё же «сжалился», и пошёл вместо неё сам.
Утром следующего дня нас проводили в сторону объекта «Укрытие». Несколько проходных, систем охраны, комнаты переодевания, и мы попали внутрь. Вид у японцев, да и у меня в костюмах из фольги был как у американских космонавтов на Луне.
Ощущая волнительные биения сердца, продвигаемся вглубь неосвещённой разрушенной зоны. Вокруг кучи разного оборудования, превратившегося в металлолом. Что-то прикрыто целлофаном, что-то нет, сверху через большие дыры в крыше пробивается свет.
На полу начерчены линии разрешённых передвижений. Что это означало? Линии показывали, что сама дорожка очищена от радиоактивных загрязнений, но если отходить от неё чуть в сторону, неизбежно значительное превышение уровня облучения. Наш кинооператор несколько раз нарушал эти ограничения и в итоге в справке, полученной после съёмки, у него доза облучения оказалась в сотню раз выше, чем у других членов съёмочной группы.
И вот, наконец, нас подводят к пульту управления, где должна была находиться кнопка. Сверху всё накрыто полотном густо запылённого целлофана. Просим приоткрыть – нельзя. С трудом удалось уговорить сопровождающего. Снимаем покрывало, а вместо кнопки под мутным еле прозрачным колпаком зияет большая дыра.
«А где кнопка?» - «Её уже давно украли на сувенир». – «Как? А почему же нам не сказали?» - «Так вам никто и не собирался показывать саму кнопку. Это место всегда закрыто». Это было первым разочарованием режиссера и съёмочной команды.
Через пару минут из зоны, где предположительно находился машинный зал взорвавшегося реактора, из темноты с фонариками появляются люди в обычных «спецовках» да ещё и дымящие сигаретами. Для нас это было шоком! Как они здесь оказались без защитных костюмов? Даже без масок и перчаток!
«Что вы здесь делаете?» – спросил я. «Да мы здесь работаем каждый день, разбираем завалы». И тут я подумал, что нас просто «развели» на деньги. Но дозиметры неумолимо пищали и показывали очень высокие дозы радиации.
«Вы не боитесь?» - спросил я мужчин. - «А чего бояться? Мы здесь годами по восемь часов в день….»
После съёмки мы переоделись, выбросили свои одежды из фольги, отмылись и вернулись в общежитие для работников. И только я не стал "утилизировать" понравившийся мне шлем-скафандр. Но когда мы сели в автобус, я, кое-что смысливший в средствах химзащиты, решил разобраться – почему в японском противогазе так легко дышится? В нашем - тяжело дышать и быстро потеешь, а в японском чувствуешь себя легко. Проверил. Оказалось, что какой-то идиот установил капсулу фильтра наружной стороной внутрь. Вместо того, чтобы очищать всасываемый воздух, капсулы фильтровали выдыхаемый. Японцы прикрутили, не прочитав инструкцию.
Кино в итоге сняли. Фильм в Японии получил премию.
Через год в пятидесятилетнем возрасте умер продюсер, входивший в команду, а через два – знаменитый режиссер. Правда, сказали, что с облучением эти смерти связаны не были...
Ну а я, вернувшись в Москву, подарил свой прозрачный скафандр уже без фильтров знакомому работнику автосервиса, предварительно рассказав историю этой красивой маски…
Со времени той съёмки прошло уже больше двадцати лет. И киноактёр, и оператор ещё живы... Только вот ту красную кнопку никто никогда больше не видел!
Шутят - испарилась во время взрыва...