ГЕРОИН (из неопубликованного романа)
Глава 3.
Исправительно-трудовая колония ОП-13, именуемая в просторечии «Чёртовой дюжиной», располагалась на западной окраине Волжанска, рядом с постоянно расширяющимся химическим заводом.
Завод этот был известен не только дезодорантами, шампунями и инсектицидами для уничтожения грызунов и насекомых, но и более серьёзными отравляющими веществами, о которых обычно предпочитали не говорить. Несколько цехов, в том числе и подземный, были засекречены и там работали исключительно проверенные опытные люди.
На «бытовки» же этой «химии», распространяющей окрест то ароматы сосны и ландыша, то едкую вонь аммиака и нашатыря, выводили работать и заключённых. Правда, до тех пор, пока в ванных с серной кислотой не утонули ненароком двое лагерных «стукачей». Один так и растворился в «царской водке», а второго, обезображенного до неузнаваемости, быстро выловили и тут же куда-то увезли. После этого зеков в цеха не допускали, перекинув их на строительство и разгрузку-погрузку.
Тем не менее, где бы ни горбатили ушлые мужички и какой бы контроль за ними не вёлся, они всё же ухитрялись с помощью «вольняшек», то есть, граждан, работающих по вольному найму, добывать для себя и для проноса в «зону» всевозможные зелья. И спироль, и денатурат, и «Секунду», и дихлофос, потребляемые питухами и нюхачами. И хотя не проходило месяца, чтобы кто-то из ловцов «кайфа» не окочурился, данный товар продолжал иметь спрос, хотя и не шёл ни в какое сравнение с «планом».
«План» - анаша или гашиш, бронебойный наркотик из индийской конопли, числился на зоне в одном разряде с водкой. А цена водки тут, по сравнению с ценой на воле, возрастала естественно в несколько раз. Да и то, сколько трудностей и мороки было с ёмкостями, в которых таскали спиртное! А пластинку анаши – тёмно-коричневую, вязкую, упакованную в надёжный полиэтилен, можно было припрятать где угодно, даже в самых, как говорится, сокровенных местах.
Да и действовал «план» похлеще водки. Возьмёшь баш с ноготок, смешаешь с табачком, завернёшь «козью ножку», этакий косячок, да и пустишь по кругу с двумя-тремя приятелями, вволю сладко затягиваясь пахучим дымком.
Водку выпьешь – дуреешь. Кто орёт, кто поёт, кому морду бьют по пьянке, кого вовсе обчистят – наука на будущее. А с дурмана гашишного – покой благодатный и фантазии различные круче, чем с опиума.
И поэтому если в зоне кончался «план», это было равнозначно катастрофе. Так как строгий режим и фатальные срока, тяжкий труд и безумная тоска по свободе требовали хотя бы редкого забвения и недолгого отрыва от мерзкой действительности.
Путь заброса наркоты в зону был разнообразен. Баловались доставкой и зеки, и надзиратели, соревнующиеся в этом деле друг с другом. А вот откуда поступал гашиш, никто не знал. И сколько ни билось руководство колонии, пытаясь засечь преступные источники, ни следа, ни намёка на след не находило.
Часто, часто в бараках то здесь, то там разносился специфический запах конопли и тягучий дымок, сливаясь с сигаретным, обнаруживал скопище бесшабашных курцов. Но нагрянут служивые, начнут шмонать, всё вверх дном переворачивая и надеясь взять с поличным, да только кроме окурков и блаженных в кайфе рож ничего не отыщут и уйдут разочарованные.
Нарушителей, конечно, спрячут в «трюм» - как издавна именуется штрафной изолятор, а затем начнут поочерёдно таскать на допрос то к всевластному «куму» - оперуполномоченному, а не то и к самому «хозяину».
-Где достал? Кому платил? У кого ещё имеется?
Но у зеков на все вопросы по сто отговорок. Хоть убей его, хоть новый срок намотай, но он тайну свою хранит крепко и свято. Потому что цепочка, по которой шёл «план», неизвестна зачастую даже его распространителям.
Ну а если вдруг клюнешь на посулы мусоров и заложишь кого-то по собственной воле, то за жизнь твою дальнейшую, где бы ты не находился, ни один здравомыслящий не даст и полушки.
Раньше среди зеков ходили слухи, что весь товар доставлялся сюда самим «хозяином». Был когда-то некий майор Савосин, выгнанный за это взашей из органов. Новый же начальник чуть не носом землю рыл, избавляясь от наследия горе-предшественника. И всё –таки, всё -таки, не смотря ни на что, зона нюхала «химию», глотала «чифирь», и курила, курила, курила анашу, преступая эмвэдэшные законы и порядки.
Курила, курила и вдруг обнаружила, что запасы исчерпаны, и желанный баш с трудом можно добыть лишь за золото или за доллары. Ну а то , что и валюты здесь крутилось достаточно, знали даже последние лагерные хмыри: и в воровском «общаке», и у ловких «бугров», каптёров, бухгалтеров, и у мелких барыг, у фартовых картёжников, а порой и у смазливеньких «голубков», требующих за свои секс - услуги только твёрдую валюту.
Раньше, когда во многих колониях находились кавказцы и азиаты, перебоев с наркотой не наблюдалось. Но теперь, когда все, разбежавшись по углам, ощетинились границами и таможнями, лишь издавна налаженные надёжные каналы продолжали работать со всё нарастающей нагрузкой. И один из таких каналов шёл через Волжанск в Петербург и на север – в заполярные воркутинские и печорские дали.
Поначалу из макосеющих азиатских республик, а с началом афганской войны уже оттуда непрерывно текли ручейки анаши, героина и терьяка. В перекачке наркотиков были задействованы силы, зачастую стоящие на самом верху. Но с развалом Союза и крахом многих власть имущих дело взяли в свои руки другие люди. И алчно и напористо, ни перед чем не останавливаясь, погнали товар уже через ближнее зарубежье на все рынки и во все притоны объединяющейся Европы. А Волжанск, который долго был одним из основных перевалочных пунктов, теперь оказался засвеченным, и его тайные служители разбежались, укрылись, или оказались в тюрьме.
Перекрыты были и все пути доставки. Раньше груз шёл по минобороновским документам «ОСВАРа», некогда знаменитого «почтового ящика». Но с распадом ВПК и началом «конверсии» зарубежные поставки почти прекратились, да и эсэнгэвские сошли на нет из-за общего финансово- экономического кризиса.
После ареста Черноусова – одного из заправил подпольного бизнеса, и помощников, ведающих насыщением регионов, дело вообще остановилось, и в Волжанск покатили всевозможные инспекторы и «чрезвычайные и полномочные» послы.
Кто-то сразу направлялся по известным адресам и его там, конечно поджидала засада. Кто-то, более осторожный и осмотрительный, выяснял обстановку, не выдавая себя, и убедившись, что всё тут сдано и провалено, удирал поскорей от греха подальше.
Но в колонии известной, как «Чёртова дюжина», ничего не знали об этом провале и с угрозой давили на поставщика, получившего в задаток полтора миллиона. Конечно, деньги можно было вытребовать обратно и вместо «плана» обойтись другой дурманной дрянью. Ведь любители «поторчать» чего только не глотали, не нюхали, не вгоняли себе в вены!
А порядок есть порядок, и дело есть дело, тем более дающее столь высокий доход. Там же где большие деньги, всегда кровь и слёзы. И если ты как-то вляпался и крутишься в сфере, то и выйти добровольно из неё уже не сможешь. Разве только в отчаянии пустив себе пулю в лоб или в панике сбежав на край свет, постоянно страшась, что тебя всё же отыщут и тогда… тогда… об этом лучше не думать!
Лучше не думать! И,тем не менее, майор внутренней службы и начальник режима ОП-13 Роман Мигулько день и ночь ломал голову над тем, где добыть анашу и расплатиться с заказчиком. Раньше всё было просто. Ты звонил или встречался в определённый день и час с неким определённым человеком, отдавал ему деньги, вычитая свой процент и, забрав товар, проносил его в зону. Спокойно проносил, так как никто не осмеливался не только обыскивать, но и даже подозревать третье по значимости лицо в колонии.
А в служебной иерархии тут раскладка такая: «хозяин», затем «кум», затем начальник режима, начальник спецчасти, начальник КВЧ, начальники отрядов и на нижней ступеньке старшины и сержанты той же самой режимной службы надзора. А прибавь к двум просветам и звезде на погонах ещё ангела-хранителя из областного УВД, коим много лет является собственный шурин, и поймёшь, что попадись ты даже с поличным, тебя вызволят, выручат, вытащат из капкана и в худшем случае отправят потихоньку в отставку, как когда- то отправили майора Савосина.
А тот – зубр! Не чета пятерым, таким как Мигулько. Перед ним «паханы» на колени становились, да и сам Роман Григорьевич им был втянут в дело, из которого не выпутается до сих пор.
А пора настала опасная, хоть работу меняй. ФСК и вроде даже ГРУ ведут расследование. И уже перехватили ( о том все газеты писали!) транзитный груз с героином, переправляемый в ФРГ пакистанской компанией, торгующей изюмом. Меж пакетов с сабзой пакеты с наркотиком, чуть ли не на десять миллионов долларов. Вот размах так размах, вот где «липнет» так «липнет»! Не родные «деревяшки», обесценивающиеся с каждым днём, а «вашингтончики», свободно конвертируемые во всём мире.
Мигулько вздохнул и облокотился на стол, за которым сидел в тяжёлом раздумье. Кабинет был небольшой, но однако с тайной дверью, оборудованной в виде шкафа – для визитов сексотов. Точно такой же кабинет был у опера, только в противоположном конце коридора.
Однако Мигулько предпочитал встречаться с агентурой не здесь, а на рабочих объектах или в штрафизоляторе, куда за мнимые прегрешения суток на пять отправлял самых заслуженных своих «стукашек». Там для них оборудовали специальную камеру с одеялами, с матрацами, с баландой от пуза. Настоящий курорт по сравнению с теми, где бессильно загибались подлинные штрафники.
Единственным, кто без страха и подозрений входил к «режимнику», был дневальный конторы Степан Митьков, бывший старшим инспектором Охотсоюза, осуждённый за умышленное убийство. В обязанности Митькова входила не только уборка, но и регистрация в приёмные дни посетителей, являвшихся к майору с просьбами или жалобами. Сегодня как раз был один из таких дней. И с 18-30 Роман Григорьевич должен был сидеть в кабинете, принимая осточертевшую ему преступную братию.
Кто-то просил о предоставлении свидания, кто-то об отмене штрафных санкций на ларёк, кто-то молил о положительной характеристике для досрочного освобождения. И Мигулько выслушивал, обещал или отказывал, и просители уходили, кто с надеждой, обласканный, кто зверея от безысходности и ненависти ко всему, что олицетворял собой этот лагерный бонза.
А Мигулько, равнодушный и к слезам, и к благодарностям, к истерическим воплям и покорным шепоткам, сидел важным истуканом, холёный, толстый, с дряблым бабьим лицом и ранними залысинами. Но когда в кабинете появился Ким Бурлаков, вор по кличке «Колода», майор сразу изменился. Лицо его нервно дёрнулось и расплылось в улыбке, а глаза заволновались, заюлили, забегали, ускользая от тяжёлого взгляда Бурлакова.
-Ну так что, гражданин начальник,- с ходу начал заключённый, пренебрегая положенным приветствием и, не ожидая приглашения опустился на привинченный к полу табурет.- Время – деньги, а деньги сполна уплочены. И с меня народ требует отчёта за них. Так что, сами понимаете, в каком я положении. У людей подозрения возникают на мой счёт! А поскольку перед обществом я чист и незапятнан, мне приходится опять обращаться к вам. Сколько ж можно тянуть свою резину? Никогда ведь ещё не было такой маеты!
-Да вот то-то и оно,- срывающимся голосом пробормотал Мигулько, крепко стиснув пальцы рук, чтобы они не дрожали. Дрожь однако продолжалась, он презирал себя, но увы, ничего не мог с этим поделать.- Но моей вины нет, доставка застопорилась. Перекрыли где-то путь и вся недолга! Я ведь деньги передал – у них же предоплата! Но к кому не пойду – всё везде как повымерло…
-Но вы, видно, понимаете, что нас это не гребёт,- ещё более веско заговорил Колода.- Каждый сам за себя. Вы взяли – вам выпутываться, а иначе… Сами знаете, какой будет расчёт…
«Ну, ещё бы не знать!»- злобно подумал майор, мысленно готовый растерзать поганого гостя.
Ведь расписочки майорские в получении денег, и различные фотографии, тайно сделанные во время встреч, и иные документики бесконечно опасные,- всё хранится надёжно в тайных воровских заначках. Но не эти бумажки особенно страшны, хотя выдай их властям и – конец Мигулько. А страшны те деяния, что могут произойти в отношении его и всех его близких.
Дочка семнадцатилетняя и сын – подросток ведать не ведают, что может ждать их тогда. А майору известны все расправы с непокорными и изменниками их общему делу. Так что тут уж не до гонора и фанаберии, а убедить бы громилу в своей правоте! Если деньги он потребует, то где их взять?
Ведь действительно из полутора полученных отдал миллион, отстегнув себе за комиссию пятьсот тысяч. Только где они теперь? Тю-тю! Уплыли! Шубка дочке, две пары сапог жене, сыну куртка с кроссовками, себе пуховик…
Понадеялся, что гашиш разбавит «смолкой». Сам придумал рецепт, наподобие насвая – той отравы, что на Востоке кладут под язык. Мелко молотый табак. негашёная известь, перемешанная с водкой, конопляное масло. Всё смешаешь с наркотиком и уже не отличишь, сколько в нём натурального и сколько примесей.
Ведь по весу всё сходится, как в хорошей аптеке. А уж если вкус не тот, так претензии - к поставщикам! Да и то ведь, через сколько рук товар прошёл, сколько чистых и нечистых к нему приложились. А он с ними не в доле, он только посредник – что вручили, то и принял, и сдал из рук в руки.
Но Колоду не проведёшь, он морда дотошная, и его связи с волей до сих пор не разгаданы. Кто-то из надзирателей, если не из офицеров, вероятно, работает на него. И вот странно, что кроме самого Колоды никто вроде сбытом «травки» не занимается. Уж каких только «уток» к нему не подсаживали и в барак, и в бригаду, а концов не нашли. Всё один да один, никого нигде рядом. А нагрянут со шмоном – кругом пустота. Не то что дури, но и денег-то нет, несомненно, уже вырученных и куда-то отправленных. А в бараках даже стены отдают анашой и глаза у зеков через одного дурманно-кайфовые.
«Что же делать?- растерянно думал Мигулько.- Кто позычит сейчас такие деньги?»
Усмехнулся, спохватившись, что вместо «одолжить» выдал почти полузабытое «позычить». Так всегда обращался его дед Тарас, одалживаясь у кого-то табачком или рубликом.
Однако Колода усмешку понял по-своему. Сжал лежащие на коленях огромные кулаки и опять сверкнул глазами исподлобья, недобро.
-Вам смешно, гражданин начальник, вы радуетесь удаче. Дескать, обдурили лохов и хрен с ними! Ну, конечно, вы – власть, вам честь и вера… Но это здесь! А на воле другой порядок. Где гарантия, что вас, едва выйдете за зону, не попросят проехаться или пройтись…
-Да ты что меня пугаешь?- взбеленился майор.- Ты чего, сука поганая, позволяешь себе? Я ж тебя сгною, падла, за все твои доблести! Ты на цырлах должен прыгать, общаясь со мной!.. Вот паскуды!- заговорил он уже тише, беря себя в руки и с опаской поглядывая на дверь.- Им навстречу идут, добрым именем рискуют, а они распоясались… ни хрена не понимают! Вынь ему и положь, будто это так просто!.. Я тебе объясняю,- утирая со лба внезапно выступивший пот и через стол наклоняясь к зеку, зашептал он:- Не могу никого найти! Все куда-то исчезли! А такое в первый раз! Сам же ведь подтверждаешь… И вообще я тебя никогда не подводил. Мне же честь офицера этого делать не позволяла. Так чего ж ты буром прёшь и добром понять не хочешь? Я же сам в недоумении, так как деньги отдал!
-Да я это… чего там,- вроде бы смутился Колода.- Но я ж тоже не сам… на меня другие давят. Бабки ж ведь не мои, их собрали по кругу.
-Кто собрал, доложи. Я их, гадов, закрою! А ты будешь в неведении, ты как будто не причём…
Он сердито покосился на насупившегося Бурлакова.
«Ууу, бандит, ведь ни за что не расколется! Подсобрать бы их всех да утопить в серной ванне, чтобы никаких следов… буль-буль и – точка…»
Он вспомнил, как погибли два его информатора: несомненно, их туда столкнули. Однако сколько не искали, виновных так и не нашли. И оформили их гибель просто как несчастный случай.
«Но в цеха химзавода сейчас зекам ходу нет. Спровоцировать побег? И пристрелить при этом? Замечательно было бы, но как это сделать? Остаётся лишь зона… тут возможности есть. С кем-то что-то не поделил, вот дружки и рассчитались. А то можно запустить чего –то и в вену… той же серной кислоты вместо промедольчику. Достают ведь промедол, сколько раз уж с ним ловили!»
-В общем, так, - поднявшись из-за стола, подытожил майор.- Я сегодня вновь пойду и буду искать. Ну а если везде пустота, тогда верну деньги. Хотя сам понимаешь, как мне трудно их собрать. Я ж отдал их, отдал!- надрывно выкрикнул он и, ударив кулаком по спинке стула, сморщился от боли.- Вот ввязался в авантюру, пропади она пропадом!
Истерический визг, видно, подействовал на Колоду. Он тоже поднялся и переступил с ноги на ногу.
-Ладно. Подождём ещё немного. Ты ж действительно не подводил. Так что вера пока есть. Но как дальше всё пойдёт, от тебя лишь зависит. Мы тебя не обижали, ты своё получал. Так давай в том же духе играть и дальше. Дружба дружбой…
«Ах ты, сука преступная!- чуть не заорал Мигулько, но сдержался, стиснув зубы и заскрежетав им.- Я в сортире рядом не сяду, не то чтоб с вами дружить! И гляди, как разошёлся гад, уже начал мне «тыкать»! Не иначе, как почувствовал мою слабину. Но лети, голубок, пока крылышки машут, а мы ножнички поищем для их обрезки. Тут теперь один исход: или вы, или я! Вы готовы на всё, а я тем более. Так что ты сядешь в «трюм», чтоб ни с кем не общаться, а я что-то придумаю за эти дни…»
Он нажал кнопку звонка , проведённого в надзирательскую, и буквально через секунду в кабинет ворвались три надзирателя во главе с прапорщиком Анфилоговым.
-Бурлакову десять суток полной изоляции! За невежливое обращение с представителем администрации!
Он надменно прищурился, глядя, как вытаращился на него потерявший дар речи, ошеломлённый Колода.
-Я с тобой свиней не пас и тыкать не позволю! Так что, посиди, подумай, малость охолони, а потом побеседуем, что делать и как жить… Уводите его!- махнул он рукой и, подойдя к вешалке, стал натягивать шинель.
-Да ты что-о?- наконец опомнившись, взревел Колода.- Ты чего? То есть… вы чего? Гражданин начальник! Себе же хуже делаете! Вы подумайте, я же не только от себя, вы же умный человек, обо всём догадываетесь!
-Ну, вот видите… вы свидетели, он опять угрожает! А раз так, то поучить его надо хорошенько. На тебя, Анфилогов, теперь вся надежда. Ты умелый педагог, тебе и карты в руки!
-Будет сделано!- радостно гаркнул прапорщик, исполняющий обязанности начальника ШИЗО.- Навались!- приказал он.
И привычные ко всему сержанты завернули руки Колоды за спину и, надев на него наручники, поволокли из конторы навстречу тёмной и непредсказуемой колодиной судьбе…