6. Будни деревенские
А жизнь в деревнях продолжалась. Эта волчья работа на коне уже порядком надоела Прохору. Отец ворчал:
-В поле-то кто будет работать? Дома вроде бы как живёшь, а всё государеву службу несёшь. Ране-то староста жалованье получал. А ты кто сейчас - староста или как, или в Совете службу несёшь?
-Я уполномоченный представитель.
-Во-во, а в поле этот представитель будет пахать или так и будешь своего Гончего гонять? Один председатель, другой полномочный. А мы что теперь, с бабами будем хозяйством заниматься?
-Не переживай батя. Ещё немного и всё встанет на свои места,- успокаивал Прохор отца. А дед Ефим гордился:
-Большой начальник стал наш Прошка. Разе ране-то бедняков поставили бы начальниками? Зря ругаешься, Ерёмка.
Прохор улыбался. Нашёл себе союзника.
-Во-во,- опять ворчал отец,- один старый, другой начальник. Не подступись. Ещё вон Кристинкиного Федьшу в начальники выбрали. Одно начальство, работать некому.
К весне шли телеграммы за телеграммами. То ещё необходимо отправить пятьдесят тонн зерна, то ещё двадцать пять. Председатели Советов считали, что собирать-то уже нечего. На семена тоже нужно что –то оставить. Прохор умом поддерживал их, но…. должность не позволяла расслабляться. В уезде с него требовали хлеб. Для поддержки отправили к ним представителя из военкомата. Дано задание - по первому приказу - стрелять. В соседних волостях участились вооружённые нападения на представителей власти, на комитетчиков. Были случаи - ссылали или расстреливали особо ярых богатеев, не желающих расставаться с зерном.
К счастью, солдатик этот оказался молоденьким пареньком. Большее время он проводил в Берёзовке, где присмотрел себе зазнобу. А Прохор успокоил его, мол, в случае чего - сразу вызовем, куда мы без тебя?
-Вы тут развели семейственность, никого не наказывают, от того и никто не боится нас. Так никогда план не выполнить, была бы моя воля… - потирал руки Фёдот Саранцев.
Он побывал делегатом на съезде партии большевиков от Комитета бедноты уезда. Наслушался, что Ленин призывает создавать коммуны или другие коллективные хозяйства и отходить от частной собственности. При каждом удобном случае старался показать свою грамотность. Призывал собрать в кучу весь скот, сельхозмашины и землю.
-Во-во, тебе лишь бы самому ничего не делать,- одёрнул его Фёдор Косолапов. – Да где же это видано – всё в кучу собрать? Все будут работать, а ты командовать. Да готовым пользоваться. Зачем нам нужен это колхоз?
-А что? Давайте Брусницына Стёпку сошлём куда - нибудь в медвежий угол. Можно и расстрелять или повесить. Вон в соседнем уезде сейчас всех кулаков вешают. Чтобы другим неповадно было. А дом у Брусницына большой - там правление колхоза сделаем. Опять же у него во дворе места много, сараи большие - скот соберём по деревням и будем коллективное хозяйство строить,- выступил Данила Тимофеев.
-Погоди ты со своим колхозом. Никто не торопит. Может будут, может нет. И весить Стёпку не к спеху. У меня твёрдое задание на двадцать деревень - двух человек надо раскулачить. Без Брусницына богачей хватит в соседних деревнях. Там есть похлеще и позажиточнее. Ты опять за Брусницина? Пора бы уже и успокоиться, - сказал Прохор.
-Да, кстати, Митяй, - заметил Игнат Пантелеевич. -Что-то кладовщик Пётр Афанасьевич говорит двух мешков зерна не хватает на складе. Было двадцать шесть, стало двадцать четыре. Ещё завтра пройдёмся по Лежнёвке и нужно будет отправлять. Вернуть надо зерно - то.
-А я здесь при чём?- поднял удивлённо брови Митяй Тимофеев.
-Как при чём? - сощурил глаза и усмехнулся председатель,- ключи-то только у тебя и Афанасьича. Замок не взломан. Он не брал, значит ты.
Тот насупился.
-Вот так вот, Митяй, чтобы завтра было двадцать шесть мешков. Не доставишь – наказывать будем по законам военного времени.
Назавтра мешки прибыли на место. «Давно бы надо было кладовщика поставить, - думал Прохор, - осенью братья видимо хорошо поднажились. Вон как щёки-то зарумянились. Отъелись на казённом хлебушке. А сейчас не проскочило.»
Каждый продолжал заниматься своим делом. Крестьяне этой весной намного сократили свои посевные площади - засеивать поля было нечем.