Оттепель

 

       Середина ноября и на Кольской земле уже зима,  опушившая сопки  вокруг базы первым снегом.
       Приближается полярная ночь, дни становятся короче.
       Вода в бухте, с застывшими у пирса  ракетоносцами, темнеет и становится гуще.
       Одним таким серым днем, перед самым окончанием работы, меня вызывает в кабинет начальник дивизионного отдела  по фамилии Лисицын  и    сообщает, что следующим утром нужно  отвезти секретную почту в Особый отдел флота в Североморск.
       Фельдъегерской службы у нас нет, и эту самую почту туда и оттуда, доставляет оперативный состав. В порядке очередности.
       Предложение не радует,  потому как добираться до главной базы флота следует «на перекладных», сначала по суше до Полярного, а затем катером по  заливу.
       - Слушаюсь, - говорю я и выхожу из прокуренного кабинета.
       Зайдя в свой, он пуст (оба соседа в автономках), я прячу  дела в сейф, который запираю и опечатываю,  после чего напяливаю на себя шинель с шапкой и беру в руку кожаный портфель.
       Чуть позже,  иду в легком полумраке  меж  пятиэтажных казарм,  к отдельно стоящей на берегу - новой и белой. В ней Особый отдел флотилии.
       Поднимаюсь на широкое крыльцо первого подъезда, на площадке перед которым стоит  черная «Волга» нашего адмирала и еще несколько автомашин, давлю пальцем на кнопку в глухой двери.
       Где-то далеко слышен зуммер, потом дверь открывается, и я захожу внутрь, шаркнув по корабельному мату на полу, ботинками.
       Стоящий  рядом  матрос со штыком на поясе, козыряет, молча киваю и следую по длинному  коридору  направо. В его конце, за обшитой металлом дверью,  находится  секретная часть, где следует получить документы.
       Там меня уже ждет  ее начальник  -  мичман Витя Минченко, у которого под роспись я получаю увесистый  засургученный  пакет.
       - Тяжелый, - взвешиваю его на руке. - Килограмма два будет.
       -  Дела идут, контора пишет, - философски отвечает  Минченко.
       Определив пакет в портфель, выхожу и топаю в обратном направлении. В помещении дежурного.
       Там, за столом, с несколькими телефонами, сидит мой земляк капитан-лейтенант Толя Федченко.  Рыжий, борцовского вида, с повязкой «рцы» на рукаве кителя и    флотской портупеей, оттянутой  тяжелой кобурой. 
       - Здорово Толя,- говорю я. - Бдишь?
       - Бдю,- смеется он, и  мы пожимаем друг другу руки.
       -  Еду завтра в Североморск с «секретами», нужен  пистоль, - усаживаюсь на дерматиновый диван напротив.
       -   Нужен, так нужен - встает со стула Толя, достает из кармана кителя связку ключей и направляется к  стоящему в углу несгораемому шкафу.
       Внутри  табельное оружие  и патроны.
       - Держи и распишись,- кладет  он на стол масляно отсвечивающий «макаров», а рядом снаряженный магазин  с наплечной кобурой.
       Когда я учиняю в журнале выдачи  очередную роспись, Толя говорит, - кстати, завтра  после смены, я еду по указанию адмирала в Полярный. Нужно встретить там «отошников»*.   Могу  захватить тебя с собой.
       Эта новость радует, и я тут же соглашаюсь.
       Одно дело добираться  туда рейсовым  автобусом, который может и не прийти,   или ждать оказии на выезде из гарнизона, и совсем другое гарантировано доехать с удобствами.
       - Тогда встречаемся в девять у моего дома,- говорит Толя, после чего я забираю все, что получил, и мы прощаемся.
       - Значит,  дело продвигается - думаю я,  направляясь  в сторону  ярко освещенной режимной зоны, за которой  расположен гарнизонный поселок.
       Уже  полгода  у нас ведется разработка по  шпионажу, одного морского  офицера.
       Сначала был установлен его повышенный интерес к  секретным сведениям, не  относящимся к служебной компетенции, а во время очередного отпуска в Ленинграде, капитан-лейтенант имел контакт  с военным атташе зарубежного государства.
       Теперь, помимо прочего, его квартира взята на технический контроль, и мы фиксируем в ней все телефонные звонки, а также разговоры.
       Они круглые сутки записываются на магнитофон. Установленный в одном из кабинетов флотилийского отдела.  Дежурному по нему вменено в обязанность проверять работу аппаратуры каждые два часа и по мере надобности менять кассеты.
       Когда, миновав режимную зону,  я следую  по многолюдному в это время суток поселку (днем все мужское население на службе), мороз на улице заметно крепчает, а со сторону залива налетают обжигающие лицо порывы ветра.
       - Главное, чтобы не запуржило, -  возникает в голове, когда захожу в подъезд своего дома.  Пурга в наших местах  может длиться несколько суток, тогда дороги заметает и  движение по ним останавливается. Разве что, только по  заливу, если в нем не штормит. Одним словом - Заполярье.
       Утро оказывается тихим и ясным, мороз спал, бодро спускаюсь по  деревянному трапу  со своей «вертолетки»  в центр поселка.
       Дом  Федченко напротив  ДОФа*, за замерзшим, окаймленным гранитным парапетом озером, у подъезда уже стоит  его  бежевая «шестерка».
       Затем из дверного проема возникает Толя, мы пожимаем друг другу руки, и он озирается по сторонам.
       - Должен еще подойти врач с моей лодки (объясняет).  Ему тоже по делам в Полярный.
       Вскоре появляется пожилой  майор медслужбы, мы приветствуем его, после чего усаживаемся в салон, Толя прогревает двигатель,  и отъезжаем.
       - А погодка сегодня радует, -  говорит майор с заднего сидения.-  На термометре ноль градусов и  даже солнце просматривается.
       - Это да, - переключает Толя скорость на подъеме.
       Достигнув его,  минуем гарнизонный КПП, с поднятым вверх шлагбаумом, у которого матрос долбит ломом лед, впереди открываются заснеженные просторы.
Слева от асфальтированной дороги низкая череда уходящих вдаль сопок, справа насколько хватает глаз, тундра.
       Как только поселок исчезает позади, небо темнеет и начинается  мелкий  дождь. Чему мы не удивляемся. Погода на Кольском  в течение суток может меняться несколько раз. Сказывается близость Ледовитого океана.
       - Не ко времени, - отмечает Толя, снизив скорость, и включает дворники.
       - Вжик-вжик, разгоняют  они по сторонам, туманящую стекло слякоть.
       Примерно на середине пути дождь прекращается, и со стороны тундры налетает  холодный ветер. Мокрая лента асфальта светлеет, покрываясь инеем. Автомобиль начинает водить из стороны в сторону,    Толя чертыхается и в очередной раз снижает скорость.
       За все это время навстречу проходит только один «Уаз», трасса впереди пустынна, видимость ухудшается.
       Несколько позже  справа возникает  подобие площадки, на ней стоят несколько  груженых песком «Кразов», у которых группа водителей в армейских бушлатах меняет на одном колесо.
       - Партизаны,- говорит  сзади доктор.
       Так в наших краях зовут военных строителей, служба у которых не мед. Они трудятся круглосуточно и в любую погоду, гражданские так не могут.
       На этот счет есть даже известная поговорка «два солдата из стройбата заменяют экскаватор». Как говорится, не в бровь, а в глаз.   
       - Дальше дорога будет еще хуже, - говорит Толя.- Нужно чуть передохнуть.
       Выруливаем  на площадку и останавливаемся.
       Пока я с майором перекуриваю,  Толя обходит вокруг  автомобиля, толкая ногой шины.
       От водителей отделяется один, с погонами сержанта на бушлате, подходит к нам и просит  сигарету.
       - Если можно, то две, -   оглядывается на сослуживцев.
       - Держи, - извлекаю из кармана  початую пачку «Опала» и отдаю парню 
       - А вы?
       - У меня запасная.
       - Спасибо, - радостно говорит сержант.  - А то все свои по дороге искурили. 
       Чуть позже солдаты  заканчивают ремонт и усаживаются в кабины, первый из  грузовиков с ревом выползает на дорогу, мы  пристраиваемся   за последним.
       До Полярного остается  всего ничего, теперь дорога, превратившись в серпантин,  тянется вдоль  залива.
       С одной стороны  над ним  скальная гряда, сочащаяся водой, с другой  обрывистый склон, уходящий  к береговой кромке.
       На поворотах автомобиль заносит, и  Федченко, бешено манипулируя рулем, едва удерживает его на обледенелом покрытии.
       У нас с майором бледный вид. В любую минуту можно  гробануться.
       В одном из таких мест дорога круто уходит вправо, за нависающую над ним скалу, и  мы отстаем от идущего впереди  грузовика  на сотню метров. Когда же   его минуем,  обнаруживаем только ведущие в пропасть следы торможения и  сбитые бетонные столбики ограждения. 
       Громко матерясь, Толя  пытается остановить автомобиль, но это не удается, и мы тоже начинаем  скользить  к обрыву.
       В последний момент, каким-то чудом утыкаемся в обломок  бетона, и машина останавливается у кромки. 
       Несколько секунд мы сидим в оцепенении, а затем  выскакиваем из салона   и заглядываем вниз.
       Там, примерно на середине склона, зацепившись за скальный выступ, висит практически сломанный пополам  «Краз», из кабины которого  доносятся душераздирающие крики водителя.
       Сбросив шинели и не сговариваясь, мы с Анатолием осторожно спускаемся к   грузовику, а майор  убегает за поворот, остановить следующие  за нами, которые в любую минуту могут появиться на ледяном  трамплине.
       Когда мы   добираемся  до  «Краза»,  то  обнаруживаем, что боец жив, но зажат в деформированной кабине, дверцы которой заклинило намертво.
       В этот момент сверху появляются несколько спускающихся к нам солдат, которых Федченко возвращает за домкратом.
       Примерно через час, общими усилиями удается извлечь из кабины потерявшего сознание водителя и поднять его наверх.
       Там майор,  бегло  осмотрев парня,    устанавливает закрытые переломы нескольких ребер  и ноги.
       В это же время  сержант организует отсыпку песка по наледи, для чего используются  пара нашедшихся лопат  и  осторожно спускает свой грузовик к нашему автомобилю.
       - Где в Полярном госпиталь, знаешь? -  интересуемся мы, когда устраиваем обмякшее тело  в его кабине.
       -  Нет, - отвечает  сержант. - Мы из  другого гарнизона.
       - Тогда давай за нами.
       Вскоре  наш путь заканчивается, мы въезжаем в бывшую  главную базу флота, подворачиваем к госпиталю, и сдаем  солдатика на руки санитарам.
       Затем  прощаемся с сержантом (того зовут Николай),  в городе Толя высаживает майора, и  мы рулим к  пассажирскому  причалу.
       Там его уже ждут два «отошника», а меня,  вскоре отправляющийся в Североморск катер.