Глава 7. Зацепочка

   
Два месяца работы в новом издании для Николая прошли как один длинный день. Времени на передышку почти не было. Нужно было в короткие сроки изучить тематику газеты, ее форму работы с читателем и с организациями города, стиль написания материалов, который требовал к себе особого внимания. Предложения в статьях и корреспонденциях должны быть короткими, ясными, для разного уровня читателей, с четким высказыванием мысли, подталкивающей к конкретному обоснованному выводу.
В принципе, для профессионального журналиста, всего этого можно добиться в короткие сроки, если он имеет необходимый для этого багаж знаний, расширенный кругозор, стремление анализировать происходящую ситуацию или события и, конечно же, желание болеть идеей, которой предана газета. Цель издания, чем-то напоминающая моральный кодекс  коммунизма, вызывала у Николая особое уважение. Газета должна быть «проводником высокого сознания общественного долга; создавать нетерпимость к нарушениям законодательства, конституционных прав; призывать людей к взаимному уважению, к нравственной чистоте…»
То есть, в этой партийной газете журналист должен быть, в первую очередь, идеологом и пропагандистом этого кодекса. А начать путь к нему нужно с того, что стряхнуть с себя пыль статиста, которой он оброс на «запасном бронепоезде» «Городских ведомостей».
Квартальный план статей, еще составленный для себя Синцовым в газете Ржавского, Семаков принял без поправок.
- Темы интересные, - подбодрил он Николая, - и, думаю, уже, в какой-то степени, у тебя есть первичный материал для написания этих статей.
- Да, да, - согласился Синцов. – Более того, две статьи уже написаны.
- В прокуратуре с ними ознакомились?
- Да, Иван Викторович, в этом плане я сотрудничаю со старшим следователем областного управления следственного комитета и некоторыми работниками суда и прокуратуры. Они - первые читатели моих материалов.
- Спорят с тобой, редактируют? – улыбнувшись, спросил Семаков.
- Подсказывают, поправляют. Следователь – это своего рода психолог, что тоже очень важно в раскрытии характеров подследственных и осужденных.
- Согласен с вами, Николай Иванович. Ну что ж, тогда давайте мне ваши материалы, посмотрю их, и если вопросов не будет, поставлю их в ближайшие номера газет, один за другим. Моя просьба, Николай, чтобы через десять дней у меня на столе и потом, желательно, в каждую среду была следующая статья, уже проверенная. Газета печатается ночью с четверга на пятницу. Желательно, чтобы по объему статьи были от двадцати до двадцати  двух, в крайнем случае, двадцати трех тысяч знаков и занимали весь газетный разворот с фотографией, если такая имеется, или рисунком, может, просто тематическим.
- Понял.
Первую статью о суде над коммунальными работниками: начальником ЖКХ, бухгалтером и мастером, занимавшимися аферами в приобретении бракованного строительного и сантехнического материала, который использовался для капитального ремонта инженерных сетей города, Семаков принял на «ура». Его не удивило, что статья была очень крупной, - в два раза больше требуемого размера, - так как ее можно было разбить на две части и опубликовать без сокращения в нескольких номерах газеты с приложением к ним фотографий дворцов-коттеджей, построенных для себя осужденными.
- Я только концовки материала не понимаю, - вопросительно посмотрел на Николая редактор и начал читать. – «На устранение последствий аварии и ремонт коммунальных сетей власти города были вынуждены потратить еще семь миллионов рублей и, в общем, ущерб от действий начальника ЖКХ Советского района составил 27,5 миллионов рублей. Из них вернуть осужденным, для смягчения своего приговора, удалось около 17 миллионов рублей». Что, речь идет о добровольном возврате ими денег, или эти деньги будут получены после продажи их имущества? – Семаков вышел из-за стола и стал напротив Синцова.
- Они сами отдали эти деньги, чтобы получить более мягкое наказание.
- Это я уже прочитал. А остальные?
- Ушли выше, - посмотрел в глаза редактора Николай.
- Куда? В мэрию?! – Семаков прищурился.
- Следствие продолжается, Иван Викторович. Эта информация для публикации закрыта. В принципе, и от меня тоже.
- Жаль, жаль. Хм. А когда будет закончено это дело, тебе этот следователь не говорил?
- Несколько человек по этому делу находятся полгода в розыске. И как только их найдут, можно будет восстановить дальнейшие их связи с высшими инстанциями. Поэтому меня попросили именно так закончить этот материал, без многоточий.
- Жаль, жаль, - редактор застучал карандашом по столу.
- Следующий материал по товариществу собственников жилья мне тоже очень понравился, Николай, но – мал, его можно  сделать в два раза больше?
- Чтобы в двух газетах опубликовать?
- Да, да, Коля. Благодаря им, мы сможем притянуть к себе новых читателей, а в будущем и подписчиков.
- В принципе, Иван Викторович, этот материал сокращен в несколько раз, до этого составлял тридцать две тысячи знаков. Плюс для него у меня есть фотографии штатного расписания ТСЖ, в котором половина указанных людей вообще не существует, за них деньги председатель с бухгалтером ТСЖ присваивали себе. Есть фотографии осужденных. И, что самое интересное, эту статью также можно разделить на две равные части, если все то, о чем я только что говорил, объединить.
- Рад. Вот это все мне и давай. Что у тебя еще есть?
- Материал еще по одному ЖКХ есть, из Пролетарского района. Но там они крутили дела с подрядной организацией, якобы нанимая на субподряд две фирмы по ремонту здания двух котельных и бойлерной. А вместо этих организаций работали на этих объектах непрофессиональные гастарбайтеры из Таджикистана, в результате допущенного брака при монтаже агрегатов, они вышли строя. Ржавский этот материал по каким-то причинам не пропустил. Вернее, он ему очень понравился, но через несколько дней отказал в его публикации. Кстати, он живет в том же регионе, в котором это действо и происходило. Эта статья лежит там же, во флешке, в папке под названием «Из зала суда». Там же есть интервью с заместителем прокурора…
- Да, Коля, ты - настоящая находка для нас! - похлопал по плечу Николая Семаков. – Присаживайся, угощу прекраснейшим зеленым чаем.   

- 2 –
 
- Я вам скажу, это страшные люди. Они вам смотрят в глаза, божатся, а на самом деле врут. - Максим Максимович Столяров достал из потрепанного альбома выцветшую черно-белую фотографию и показал пальцем на человека, стоявшего посередине группы из пяти мужчин. -  Вот он, начальник цеха, а вокруг него передовики. Вот я, - и показал на крайнего мужчину справа.
- А вы с ним по возрасту близки? – поинтересовался Синцов.
- С начальником цеха? Да. Он в сентябре сорок пятого родился, а я в ноябре.
- Вас называли профессором токарного дела, вы могли выточить очень сложные фигурные детали. Говорят, что такого мастера больше не было на заводе, и до сих пор нет.
- А зачем? – прищурившись, смотрит на Николая Столяров. - Нынче все есть в магазинах, иди и купи, и тот же сгон, ту же фару для любой машины, вал для двигателя. И писать обо мне не нужно, я отказываюсь давать вам интервью.
- Да, да, - вздохнул Синцов и вышел из мастерской Максима Максимовича во двор. Рассматривая веточку яблоневого дерева, сказал, - а жаль. Я-то больше пишу о мошенниках, ворах, а не о передовиках.
 - О каких? – спросил Столяров, закрывая за собой дверь сарая и приглашая Николая присесть за стол, стоявший посередине летней кухни. – Сейчас вас своим квасом угощу, а то добирались до меня, дорогой мой, небось, долго, а я вам отказал в разговоре. Неудобно как-то получается. А виноград еще кислый, - Максим Максимович обвел рукой живую виноградную стену и потолок кухни. - Очень кислый, а на вид, ягоды спелые. Поздний сорт.
И только сейчас Николай обратил внимание на пышные листья кустарника с большими зелеными виноградными гроздьями.
- Да я больше о плохих людях пишу, Максим Максимович, о том, как их судят и наказывают.
- А-а, интересно, интересно, дорогой мой, - погладив свои седовласые усы и бородку дед.
- Максим Максимович, а как вашего начальника цеха фамилия? Он жив?
- Мой, не знаю, а тот, который на фотографии, жив еще.
- А за что вы так его ненавидите?
- За сына, - прикусил губу дед, и опустил глаза. - Это он виноват в смерти моего сына. Он - сволочь, и мастер его, да и Питбуль.
- Примите мои соболезнования.
- Соболезнования? - подняв голову, Максим Максимович пристально посмотрел на Синцова. – Это было семнадцать лет назад, дорогой мой. Сейчас бы мой Лешка был бы по возрасту, таким как вы, наверное. Сели бы здесь с ним и разговаривали бы. Он аппаратчиком был, пятого разряда. Когда он с персоли перешел на бромэтиловый цех, там все в упадке было. Проводка кругом оголена, в мастерской все оборудование на ладан дышит, что сверлильный станок, что розетки, что заточные станки. И мы, коммунисты, об этом начальнику цеха говорили. Мы ему на вид ставили на партийном собрании, что нужно все это в короткие сроки отремонтировать!
- На партсобрании, это круто! - невольно ухмыльнулся Синцов. - А куда рабочие смотрели? Что у них в цехе не было электрика, слесаря или просто умельца?
- Электрика не было по штату, подумав несколько секунд, ответил Столяров. - А люди-то были. Так, они ему тоже говорили, начальнику своему. Мол, давай делай ремонт мастерской. И мастеру говорили! А им все не до этого было, работать нужно, мол, осторожнее!
- Говорили, Максим Максимович, наверное, после того, когда происшествие произошло, и ваш сын погиб. Так? Вот, когда клюнет жареный петух, тогда все готовы кричать, «а мы, а мы», чтобы крайнего найти и кем-то прикрыться, и оставаться беленькими кошечками. Тогда и начальник виноват, и мастер! Все! Кроме рабочих. У них самих, что рук не было, что не могли заизолировать те же ручки на станках или убрать какие-то другие, имеющиеся там неполадки на станках. А розетки, неужели было трудно их отремонтировать своими руками? Максим Максимович?
- Да, как вы, дорогой мой, смеете со мной так разговаривать? – ударив кулаком по столу, вскочил со скамейки старик. – Да, кто вы такой?
- А что не так было? – отодвинув подальше от себя тарелку с яблоками, Николай посмотрел на старика.
- Да, я, я, да я, - и дед, громко дыша, тут же ухватившись за грудь, стал оседать на скамейку.
Из дома выскочила пожилая, худощавая женщина и поднесла своему мужу таблетку.
Приняв валидол, Максим Максимович, через несколько минут стал ровнее дышать, одышка улеглась.
 - Извините, Максим Максимович…, - прошептал Синцов.
- Уходите! Уходите отсюда, - маша рукой в сторону Синцова, громко, в приказном порядке, шептала женщина, - и больше сюда к нам никогда не приходите. Не уйдете, полицию вызову
А старик сидел и молчал, больше не поднимая глаз со своих сложенных ладоней.
- Послал бы его к легавому, - бубнила женщина, - он бы ему показал.
- Да не к легавому, Таня, а к питбулю, - не отпуская руку от сердца, покашливая, прохрипел дед. – Что ты все путаешь?
- Да не к Питбулю, а к тому Льву Львовичу вашему! – возмутилась женщина. - К кэгэбэшнику вашему, а тот бы быстро его научил разговаривать со старшими людьми.
Настроение у Николая упало совсем. Вот как получается, хотел помочь молодой журналистке, у которой вчера не получилось найти общего языка с Максимом Максимовичем Столяровым, и сам оказался в положении не лучшем, чем она.
«А старик не такой уж и простой орешек, - вздохнул Николай. – Коммуняка, еще тех времен, сталинских, хотя рос при Хрущеве и Брежневе. Вот на таких фанатах Советский Союз не только выстоял в Великую Отечественную войну, но и после нее встал на ноги и стал великой державой мира.
Интересно, за что токарь Столяров был награжден в советские времена орденом «За дружбу народов». Что ни говори, а это не основная профессия на заводе, там же в почете химики, а не слесари-ремонтники токарных станков. Пусть даже Столяров не раз побеждал на областных соревнованиях токарей.
Может, за погибшего сына ему хотели рот закрыть орденом? А что? Ведь только начал с ним говорить о награде, как он тут же взорвался и начал говорить о погибшем сыне…
…Жаль, что не удалось найти общего языка с этим человеком. В принципе, сам виноват, - уступив женщине свое место на скамейке, Николай встал. – Интересно, какая причина стала гибелью его сына?»
Синцов, достав блокнот из кармана, стал записывать в него: «Максим Максимович Столяров. Сын его Алексей Максимович семнадцать лет назад погиб, работая аппаратчиком в бромэтиловом цехе. Нужно узнать причину этого происшествия, где проживает мастер и начальник того цеха, и встретиться по возможности с ними».

Маршрутного такси, как назло, долго не было. Николай, упершись спиной в ствол дерева, прикрыл глаза.
«Вот история. Орденоносец, лучший токарь завода, о таких людях очерки нужно писать, а я в драку с ним лезу. Критикан чертов! И что же теперь Семакову скажу? А, может, найти его бывшего начальника цеха или мастера и у них о Столярове расспросить? О, точно. А как их найти? Да очень просто, на химкомбинате должен быть пенсионный отдел, там и подскажут, что это за люди, как их найти…» - Николай открыл глаза и осмотрелся по сторонам.
Вокруг него собралась масса людей в синей спецодежде, у которых на груди и на рукавах были приклеены знаки химического комбината. На часах четыре дня. Значит, вторая смена собирается на работу. В подъехавший заводской автобус зашла только небольшая часть людей.
- А вы к управлению комбината едете? – поинтересовался Николай у водителя автобуса.
- Нет, - ответил тот. – Следующий автобус ждите с номером семьсот четыре, он у заводского управления останавливается.

- 3 –

- Что-то он у тебя какой-то гладкий получается, - отложив в сторону первую страницу текста, рассказывающего о токаре Столярове, редактор, не поднимая глаз на Синцова, продолжил читать. – Опачки, опачки, а вот этого, может, и не нужно, - ткнул пальцем в пятый абзац сверху. Ну, ладно, дочитаю, потом решим.
Николай посмотрел на копию текста, лежавшую перед ним, и подумал; «Иван Викторович, сколько лет прошло после конца Советского Союза, а вы все остаетесь редактором тех времен…»
Здесь то и была та самая важная часть рассказа о смелости Максима Максимовича. Как рассказывал Довненко Николай Степанович, бывший начальник механического цеха, в котором тогда работал токарь Столяров, происшествие о смерти его сына на заводе спустили по-тихому. Мол, аппаратчик Алексей Максимович Столяров без разрешения начальника цеха полез на цистерну с кислотой, на которой еще не были установлены специальная  лестничная площадка с перилами. Он полез наверх по приставленной и шатающейся шестиметровой деревянной лестнице, которую никто из рабочих цеха в тот момент не поддерживал. А после открытия крышки люка-лаза, отшатнулся от газа, скопившегося в цистерне, так как работал без противогаза и упал вниз, на рельсы, сломав шейный позвонок.
Вот и все. Никому не хотелось тогда садиться в тюрьму, ни начальнику цеха с мастером, ни главному химику завода с главным инженером, допустившим работу персонала в цехе со многими нарушениями охраны труда и промышленной безопасности. И, как не пытался отец погибшего Столярова этот вопрос «Вынести» на партийную и профсоюзную конференции, при поддержке секретаря парткома, им этого сделать не дали.
Тогда и решил Максим Максимович сам наказать начальника цеха Яценюка Генриха Генриховича. В ночную смену заставил его залезть на эту же емкость, на которой, как обещали, так и не приварили лестницу с перилами, и оставил его там на ночь. Утром приставил деревянную лестницу к цистерне и разрешил начальнику цеха спускаться вниз, но тот просил Максима Максимовича ее держать, так как она шаталась. Но Столяров этого не сделал, и поэтому Яценюк дождался начала рабочего дня и под смех рабочих, державших эту злополучную лестницу, спустился вниз.
Тогда и этой истории на комбинате хода не дали, тоже спустили ее на тормозах, предупредив Столярова, что они в любую секунду могут дать огласку его насильственному издевательству над человеком и передать это дело в суд. А это - несколько лет тюрьмы с психбольницей.
Но на этом Столяров не остановился. Через полгода, когда под руководством начальника отдела по охране труда С.П. Вертилова комиссия работала на цехе, где погиб его сын, он попробовал восстановить правду. Прибежал в цех и попытался заставить Вертилова также залезть на эту цистерну по уже сваренной стальной лестнице. Но тот испугался и не стал этого делать, а чтобы отбиться от Столярова, звал к себе на помощь членов комиссии, обступивших его со всех сторон. Но, только вышеизвестные начальник цеха с мастером «спасли» начальника отдела охраны труда, вытолкав Максима Максимовича из цеха.
После этого Максим Максимович ушел с завода по льготной пенсии, не доработав оставшихся трех лет до пятидесяти пяти. И никто его тогда не уговаривал остаться на производстве, понимая, что следующий его шаг мог привести к более серьезной ситуации.
- Вот эта история, - улыбнулся Николаю редактор. – Так красиво начал рассказывать, уже думал, что на второй странице зевать начну, а тут на тебе. И подзаголовки такие подбираешь, что читателя они сразу притягивают к себе. Молодец, Коля, молодец. Давай так, с тех времен прошло уже тринадцать лет…
- Семнадцать, - поправил Семакова Синцов.
- Вот-вот, и ворошить прошлое, оно, как-то некрасиво.
- Ну, - развел руками Николай. – Извините меня, Иван Викторович. Сам же Максим Максимович мне отказал в интервью, вот я и попробовал пойти по другому пути, взял интервью о нем у тех, с кем он работал.
- Ладно, Николай, оставь текст, подумаю. Да, и давай договоримся, чтобы этот материал никуда не отдавал, то есть, на сторону, в газеты и журналы, а также в интернетовские издания. Договорились?
- Все, все, согласен, - поднял вверх руки Синцов. – Извините, Иван Викторович, вы мне не сказали, какая цель у этого материала. Если зарисовка о ветеране, то вот такой материал, - и Синцов протянул редактору два листка с текстом. А тот, что вы только что читали, это - одна из его версий. Так что, как выберите, какой из них, или если еще нужно его доработать, то буду ждать вашего звонка. Разрешите? – и, кивнув головой Семакову, вышел из кабинета.
Впереди целый день, и нехорошо, когда он начинается с плохого настроения, плюс половину ночи не спал, сочинял эти статьи, одна из которых редактору не понравилась.
Синцов зашел в столовую редакции, включил чайник и, сев за стол, вернулся к мысли, не дающей ему в последнее время покоя:
«Вертилов, Вертилов, что-то знакомая фамилия. Вертилов, Вертилов? Кто он такой? – и, достав из портфеля свой ноутбук, положил его на стол. – Так, так, быстрее, быстрее включайся, мой дорогой. «Вертилов», «Вертилов». Нет такого, ну, и ладно, - успокоился Синцов, просматривая столбик из пяти файлов, набранных им вчера с этой фамилией. - А один файл набран несколько месяцев назад, и это, скорее всего, однофамилец, тот самый старичок, который вечно пропадает, - вздохнул Синцов. – Нужно об этом Дятлову сказать, вот посмеемся. А если это одно и то же лицо? И что дальше? А не того ли самого Вертилова имела в виду жена Столярова, когда кого-то назвала легавым? А дед ее еще поправил, сказал «послать (Синцова) не к легавому, а к питбулю»…»