Купив перед новогодними праздниками охотничье ружьё, я сам себе сделал подарок. С нетерпением ждал открытия весенней охоты. Аналогичное действо совершил директор фирмы, мой работодатель. И он ожидал открытия сезона весенней охоты.
Наконец, наступил долгожданный апрель! Весна выдалась затяжная. Озёра и болотца, где должна гнездиться водоплавающая птица, никак не хотели освобождаться ото льда. При таких условиях охоты не получится, но мы отложить её не могли.
За день до открытия охоты, поехали к Витальичу на дачу, расположенную в глухой деревеньке, в полусотни верстах от города. Там у него дом, доставшийся в наследство от деда. Пол деревни родственников, хотя осталось в ней десяток обитаемых дворов, а остальные десятка три перешли к дачникам. В апреле дачников ещё нет, потому кажется, будто деревня заброшенная. Тишина кругом. Изредка пропоёт где-то на другом конце деревни петух, ему другой ответит, случайно можно услыхать блеяние козы, а другой скотины почти не держат. Одна бабушка имеет корову, так это экзотика по нынешним временам! Она молоко продаёт, да самогонку гонит. Хоть в деревне пяток мужиков, продукт сей имеет постоянный спрос, а вот за скотиной ходить некому.
Среди полувзвода мужиков есть даже один милиционер, переквалифицировавшийся в связи с поветрием в полицейского. Он и двое его приятелей, с которыми выросли с малых лет, пришли к нам поздним вечером перед открытием охоты.
- Куда вы пойдёте охотиться? – спросил милиционер Гера.
- На козье озеро хотим пойти, - ответил Витальич. – А вы куда?
- Тогда мы пойдём в лес за кладбище.
Гера сказал это с облегчением. Если бы мы собрались идти в тот лес, то он бы нас отговаривать стал. Для того и приходил. В общем, выпили за удачу, за раздел территории деревенской самогонки, настоянной на каких-то травах и корнях, чтобы не воняла, и отправились спать.
Утро выдалось чудесное: лёгкий морозец и безоблачное небо. Вышли до света, взяв с собой самое необходимое, чтобы рюкзаки не загружать лишним весом: две банки тушёнки говяжьей, буханку хлеба, бутылку водки, батон копчёной колбасы, пряников, кусок сыра. Ах да, ещё патронов по пачке, чучела утиные и эти, как их, ружья. Вот! Бим сам с нами пошёл, его брать не надо.
Занимался рассвет. Небо алело с восточной стороны. Вышли в поле, наполненное звуками токующих тетеревов. Сердце радостно колотится от звука ворчания тетеревов! Поле в том месте имеет полусферическую поверхность. Кажется, будто идёшь по громадному шару, уменьшенной копии нашей планеты. Идём, любуемся предрассветной красотой, слушаем тетеревов. Вдруг до нас долетает сперва едва слышный гусиный крик. Их ещё не видно, а голос нарастает всё сильнее и сильнее. Мы знаем, что гуси летят высоко, из ружья не достать их, но быстро расчехляем ружья, а я готовлю фотоаппарат. Бим, увидав ружья, отбегает от нас метров на пятьдесят. Он боится выстрелов, никак не может к ним привыкнуть.
Со стороны ещё не взошедшего Солнца, появляется гусиный косяк: чёрные точки на фоне багряного неба. Косяк быстро поднимается над горизонтом и пройдёт точно над нашими головами. Что делать? То ли стрелять, то ли фотографировать. Уж очень хороший кадр, просто замечательный! Такого кадра, может, никогда больше не представится. Но и пальнуть хочется. Много лет прошло с того дня, а я до сих пор жалею, что не запечатлел этот полёт гусей в предрассветном небе.
Добрались до козьего озера. Озерцо совсем не большое, расположено в низинке. Уютное местечко. Козье оно потому, что коза вброд перейдёт, а вовсе не название. Озерцо льдом покрыто, но закраинки оттаяли. Сейчас, утром, они замёрзшие, днём же оттаивают, что видно по состоянию льда. В расчёте на то, что селезень прилетит на голос манка и на вид чучел утиных, мы, поставив их на лёд, залегли в кустах, замаскировавшись ветками. Солнышко взошло и чем выше поднималось оно над горизонтом, тем теплее становилось. Было видно, как лёд на озере тает. Чучела уже не стояли на льду, а плавали в водичке, качаемые и двигаемые лёгким дуновением ветерка. Мы, надрываясь, крякали в манки, но, ни одного селезня приманить не удалось. Может, их и не было во всей округе, не прилетели с юга. Чего им лететь, когда лёд не растаял. Они ведь чувствуют погоду.
День разгорелся. Яркое весеннее Солнышко плавило твёрдый снег. Он сделался ноздреватый, мокрый и переставал держать вес тела.
- Нам надо срочно возвращаться, а то мы при каждом шаге будем проваливаться глубоко в снег, - сказал Витальич.
- Пойдём. Всё равно тут ничего не высидим. Нет птицы.
Обратный путь тяжёл. Ноги проваливаются в снег. Пока не глубоко проваливаются, самое большее до колена, а то и до щиколотки. Дошли бы мы относительно благополучно, но на пути нашем встретился шалаш, построенный кем-то из деревенских мужиков для охоты на тетеревов. Днём на тетерева охоты нет, потому решили мы подкрепиться.
- Витальич, ты подкинь банку тушёнки повыше, а я пальну в неё из ружья.
- Зачем?
- Как зачем?! Несколько дробин в мясе точно задержатся, потому станем есть тушёнку с дробью, будто бы утку подстрелили и зажарили на костре!
Идея эта шефу моему понравилась. Стал он подкидывать, я стрелял. Но в банку попадали две-три дробины и те проходили на вылет.
- Давай я попробую, - предложил Витальич.
Я подкинул банку высоко в небо, он прицелился и вёл её на мушке почти до момента падения на землю. Таким образом, выстрелил с малого расстояния. Весь пучок дроби вошёл в банку, не оставив в ней мяса. Да и от банки осталась искорёженная железка. Так мы лишились одной банки тушёнки.
В колбасу стрелять хотели, но передумали. Аппетит нагуляли зверский. Разлили по стаканчику, взяли в руку по бутербродику, чокнулись и в это время, под металлический звон стопок из нержавеющей стали, услыхали над головой шум крыльев. В радостном голубом весеннем небе, едва не касаясь наших голов, пролетела стайка бекасов. Прикладом ружья можно было их сбить. Но руки заняты, ружья зачехлены.
С горя допили бутылку, доели закуску, Бима покормили и почувствовали, что нас разморило. Солнышко нежно ласкало нас золотистыми лучами, от яркой белизны снега глаза жмурились, неотвратимо наступало дремотное состояние. Сказался ранний утренний подъём, многокилометровая ходьба и длительное пребывание на свежем воздухе. Нет сил идти. Усевшись на рюкзаки и привалившись спиною к шалашу, затрещавшему под тяжестью наших тел, мы погрузились в сладкий, приятнейший сон.
Проспали не больше получаса. Бим меня стал будить. Никогда этого не делал, а тут настойчиво и нежно добивался пробуждения. Мы встали свежими, отдохнувшими, довольными. Но снег превратился в болото, став рыхлым, водянистым. Ноги проваливались при каждом шаге по самое то место, откуда они растут. Выбраться из такого провала можно одним способом: ложиться на снег и выкатываться. Потом следующий шаг и опять проваливаешься. Ползти не получалось. Скоро мы промокли от снега и пота. Голова кружилась от напряжения и усталости. Мы думали, что не выберемся из этого снегового плена. Бим шёл рядом. Он не проваливался. Мы, барахтаясь в снегу, оглянемся назад – шалаш виден, а до дороги, ведущей в деревню километра полтора.
Каким-то чудом, мы, промокшие, измождённые, хрипящие от напряжения добрались до дороги. Вот она, метров тридцать до неё осталось, но никак на неё не выйдем. Последний рывок! Сил уж нет!
- Бим, беги домой, скажи Ларисе, чтобы мужиков прислала, пусть нас хоть верёвками вытянут.
В шутку я ему это прохрипел, а он сразу же убежал к Ларисе. Лариса – жена Витальича. Она потом рассказывала: «Смотрю, собака пришла, а охотников нет. Ждала, ждала, из дома на дорогу выходила, нет охотников». Не понимает она, к сожалению, собачьего языка, хоть и спрашивала у Бима, где он нас оставил.
Мы тем временем выползли на твёрдую дорогу, упали на неё без сил. Я был готов целовать нашу спасительницу. Отлежавшись, чуть отдышавшись, мы поднялись, держась друг за друга, и на дрожащих ногах побрели в деревню. Промокшая одежда наша и мокрые валенки казались свинцовыми.
Дотащились до крайнего дома, в котором живёт дядька Витальича Володя. Он, старик лет семидесяти, сидел на лавочке около калитки и курил, греясь на Солнышке. Его жена копошилась во дворе за какой-то работой. Мы, обессиленные, дрюпнулись на лавку рядом с дядей Володей. Ветхая лавка ойкнула, зашаталась, но устояла.
Посмеялся дядя Володя над нашими приключениями и предложил:
- Два петуха у меня. Застрелили бы одного.
- Которого? – воскликнул я с азартом охотника! Вся усталость улетучилась! Хоть какую-то тварь пристрелить после стольких мучений.
- Вон того, что у плетня стоит.
- Лишь бы кур не задеть.
До приговорённого петуха метров пятнадцать. Куры, будто поняв наши намерения, оставили своего вожака, направившись к другому, стоявшему со своим гаремом у дороги. Петух встрепенулся, увидев такую измену, принял воинственный вид, сделал шаг вперёд, но грохнувший выстрел мгновенно прервал его жизнь. Он упал, как куль, даже судорог не было, какие случаются после отрубания головы.
- Готов!
Следовало бы стрелять в голову, с таким расчётом, чтобы несколько дробин в неё попали, а остальные бы прошли мимо. Однако от усталости руки дрожали, боялся промазать, потому стрелял прямо в тело. Весь заряд дроби в него и вошёл.
Дядя Володя взял раскрылившегося петуха за лапы:
- Вот ваша добыча, - предложил он подстреленного петуха нам. – Берите и варите его.
Мы отказались. Возиться с ним не хотелось. Да и достаток у нас повыше, чем у деревенского пенсионера.
Намеревались мы вечером сходить на охоту, но содержание самогона в крови претило этому желанию.
На следующий день утром опять пошли на охоту. Погода была ветреная, пасмурная, периодически шёл мелкий снег. На озеро не пошли. Встали у опушки леса. Может, вальдшнеп захочет пролететь мимо нас! Но и тот где-то отсиживался, не доставив нам удовольствия себя лицезреть. Лишь вороны громко каркали, сороки трещали.
- Давай хоть на ворон охотиться, - предложил Витальич.
Мы стали выслеживать. Ворона птица хитрая. Рядом летает, но умело прячется за деревьями, кустами. Сядет на ветку и каркает, будто дразнится. Только к ней подберёшься, прицелишься, она перескочит на другую ветку и опять стрелять нельзя.
Где-то в стороне хлопнул раскатистый выстрел. Значит, Витальич в кого-то стрелял. Наверное, добыл.
Я стал ещё настойчивее выслеживать свою ворону. Надо же и мне отметиться добычей. Я, не опуская ружья, медленно двигался вокруг дерева, в ветвях которого уселась моя ворона. Я наблюдал за ней. Она за мной. Улетать не собиралась, но ловко пряталась в ветвях. Вдруг сзади, совсем рядом, как показалось в пяти метрах, каркнула ворона. Я резко обернулся с намерением сразу выстрелить и поймал на мушку лоб Витальича. Он подкрался ко мне и решил пошутить. Подражание вороньему карканью у него вышло на славу. Вот в такие моменты и происходят убийства на охоте.
Я бы выстрелил, прежде чем успел бы понять, кто предо мною. Но палец, лежащий на спусковом крючке, почему-то одеревенел, будто парализовало его на секунду, будто в это мгновение кто-то невидимый удерживал мой палец. Благодарю Его!
Холодный пот прошиб меня.
Мертвенной бледностью подёрнулось лицо Витальича, а в глазах застыл ужас.
Так и стояли мы в неподвижных позах друг против друга. Долго ли стояли – не знаю. Наверное, секунду, но она показалась вечностью. Я медленно опустил ружьё. Витальич глубоко вдохнул воздух – будем жить.
- А я птичку подстрелил, - наконец вымолвил он бледными губами, чем снял напряжение сей сцены.
- А я чуть-чуть не пристрелил!
- Ну, у тебя и реакция! Не ожидал.
-Ты больше так не делай.
Витальич сказал, что охота к розыгрышам у него теперь пропала. На охоте такими штуками никак нельзя заниматься.
Пока снег вновь не сделался рыхлым, мы быстро зашагали в деревню.
На лавочке, около своей калиточки, опять сидел дядя Володя и пыхтел сигареткой. Жена его занималась хозяйством.
- Как суп из петуха, дядь Володя? – весело спросил Витальич, подходя к старику и пожимая его руку.
- Вы опять без добычи?!
- Почему! Вот, сорока у нас есть!
Дядя Володя хмыкнул и добродушно рассказывал:
- Мы с баушкой все зубы изломали о дробины. Весь петух был дробью нашпигован. Везде: в ногах, в крыльях, в грудине. Так и надо было вам этого петуха отдать, что б вы дробью плевались!
Хорошо в деревне! Солнце сделало первые проталины, в которых куры находили что клюнуть. Через несколько дней весна окончательно утвердится, растопив снег, а поля останутся не паханными. Значительная их часть берёзкой успела зарасти за годы запустения. Летом дачники понаедут.
Ну а нам на работу пора, выходные дни закончились.
03.12.2017.