Заметьте притча о пище, а не о еде. Еда – это достаточно сложный культурно-физиологический процесс, включающий пищу как составной элемент.
Еда – это снедь, съестное, харчи, жратва, шамовка, без которой человек через неделю погибает, физически перестает существовать.
Но как бы причудливо не обставлялось человеком удовлетворение той или иной степени голода, пища воплощает апофеоз завтрака, обеда или ужина.
Пища может быть скромной, порой быть изобильной, но ее всегда должно не хватать. Иной раз человек наестся до отвала, а всё равно чего-то не хватает: изыска дружеской, а то и любовной атмосферы.
Смысл пищи в том, что ее культивируют, пестуют, ее тщательно отбирают. В идеале ее характеризуют как пищу Богов.
С едой проще: купил, съел и с глаз долой, чтобы не испортилась.
Пищей питаются для восполнения живительных сил личности, - ну, а как иначе, если человек, порой, выглядит, как растрепанная мочалка или раздрызганный веник: ни имиджа, ни антуража, ни гордого взгляда победителя.
А все потому, что он не заботится о пище для ума и сердца.
Пищу извлекают, добывает, а иной раз ею брезгуют: отведаешь - мерзавцем станешь.
Вот почему вокруг пищи выстраивается целый культ ее приготовления.
Съестную пищу приходится размораживать, вымачивать, выставлять бочками или раскладывать на десертные тарелочки.
Сколько раз писателю Петру Адамовичу Чарову приходилось осознавать, что он плохой добытчик съестного, а его жена плохая хозяйка, поскольку с едой в их доме постоянно напряг.
Иной раз он предлагает любимой женщине накрыть стол к обеду, пока он сходит в магазин за продуктами, предварительно забежав в ближайшее отделение сбербанка.
Очень скоро выяснялось, что на его счет не пришли, например, деньги гонорара из журнала «Наш современник», в котором он месяц назад пристроил свой рассказ «Маска души» на 1/8 печатного листа. Чтобы не быть неправильно понятым женой, он заходил в кондитерский отдел булочной и на остатки мелочи, которые, видимо, жена постеснялась выгрести у мужа из карманов пиджака, покупал полкило сушек.
Кто не помнит этого детского лакомства: колечки и дырочки, дырочки и колечки, - считай, пища богов и уличной детворы: богов, поскольку сушки напоминают нимб над головами вечно самодовольных святых; детей, поскольку на них хорошо испытывать на излом молочные зубы, в надежде поскорее сменить их на подростковые, которыми можно перекусывать проволоку на пульки для рогатки и колоть орехи, перехваченные у лесных белок.
По дороге домой писатель срывал длинную лозу, нанизывал на них сушки, и встречающей его на пороге жене одевал подобие призовой ленты на грудь через голову.
Жена, как чувствовала, что очередной поход за едой завершится комически. Она снимала с себя вязанку сушек, перевешивала их на самовар, приготовленный ею посередине стола, и приглашала мужа отобедать чаем.
Петр Адамович Чаров прекрасно понимал всю двусмысленность ситуации.
Дело в том, что на голодный желудок ему хорошо писалось, но плохо спалось, на что собственно и рассчитывала его жена, способной удовлетвориться любовной пищей: с худой овцы, хоть шерсти клок, говорила она себе, запуская свои длинные пальцы в его волнистую шевелюру.
Он начинал млеть, она же – балдеть.
В таком состоянии им надо было в постели только дотерпеть до 10 часов утра, когда приходил почтальон и вручал денежный перевод от дочки, что, находясь на ПМЖ в Германии, присылала им денег, которых вполне могло бы хватить отцу с матерью на месяц безбедной жизни, если бы… Петр Адамович, не занимался писательством и не тратил половину суммы перевода «на бумагу и шариковые ручки».
Писать он привык паркеровскими ручками, но поскольку он забывчивый, то они теряются, а их пополнение обходится довольно дорого.
Так что питательная пища нужна ему, чтобы не мучиться недостатком духовной пищи, а духовная пища придает смысл его поискам не очень калорийной, но достаточно питательной пищи, в которой понимает толк любящая жена.