План номер 9 для Донецка

Гирфан Мирасов
ПРОЛОГ.
Наконец! К большому моему счастию, я уже сел в автобус, еле расположился на чрезмерно узком кресле и двинулся в дорогу. Донецк неспешно удаляется где-то за моей спиной, и я даже не смотрю туда – я очень задумался. Впереди длинный путь к границе, затем многочасовое стояние на ней под ослепительным Солнцем, потом душный Таганрог, потом такси до Ростова и тягущая необходимость разговаривать с водителем «бла-бла-кара», дальше утомляющее ожидание поезда в страданиях от отсутствия розеток для севшего и такого нужного в минуты безделья телефона, после чего, собственно, два дня и шесть часов езды до родного Екатеринбурга, а там уже час езды от вокзала… минут 15 ходьбы пешком…. дом… открыть ворота… подняться по лестнице на свой этаж… Столько ещё впереди всего! Осознание неизбежных многокилометровых передвижений, конечно, тяготят меня ежесекундно; однако чувство освобождения от нелепой ситуации, которая, как кажется, уже сошла на «нет», окончание затянувшейся истории, полной перипетий, закрутившихся вокруг бездарности, одурачивания и абсурда одновременно, ощутимо облегчали моё дыхание и бег мысли, легко устремившейся в недра недавних событий. Лишившись груза участника действа, я уже, подобно Марку Аврелию, Спинозе и Жану-Жаку Руссо, основательно мыслил – мыслил о глубоком смысле происходившего, соединяя куски воспоминаний друг с другом для выработки цельного подхода к оценке только что закончившихся весьма спорных событий.
Иначе простыми словами об этом можно сказать так: «размышляю, правильно ли я поступал, поступаю и верно ли поступлю».
Увы, правильного находилось мало, оставалась главная надежда на верные выводы и верные действия, к которым сим рассказом я и приступаю. Не далее как вчера был спектакль, в котором я играл, и который, собственно, стал причиной моего пребывания за пределами своей страны в городе Донецке, где каждую ночь по причинам для здравого смысла не до конца понятным жители города слушают, как недалеко от них гулко разрываются бомбы и настойчиво стрекочут автоматы. Режиссёр спектакля, наш Эд Вуд, зазвал с десяток людей на Донбасс играть в искусство. С этого всё и началось.
Стоп! Минута философии.
Размышляя об истоках этой истории, я вижу начало её отнюдь не в приглашении моей добровольно вызвавшейся персоны на роль в спектакле. Это было лишь приглашение, однако начало было положено не этим, а тем моментом, когда я сделал Выбор.  И этот Выбор я отчётливо вспоминаю на съёмочной площадке в городе Екатеринбурге в тот самый момент, когда смысл всего действа вдруг коснулся меня отталкивающей холодной дланью, дав понять, какой именно Выбор был мною сделан. И я понял. Тогда я отбросил эту неприятную длань и потом позволял ей безнаказанно касаться меня и далее, но стоило прибыть в Донецк, как весь смысл происходящего открылся в простом и даже нисколько не сокрытом ничем виде.
Иначе простыми словами можно сказать об этом так: «думал, всё будет хорошо, а получилось, как всегда».

ЧАСТЬ 1. ЕКАТЕРИНБУРГ
Начинается кино
Играю донецкого депутата. Как ответственный актёр, на первую репетицию я оделся по всей нужной для роли депутата форме – нацепил костюм, который был куплен специально для свадьбы ну и за-ради торжественных случаев вообще, которых не случилось со свадьбы вплоть до этой самой репетиции. За каким чёртом на репетицию одевать костюм, я даже не подумал – опыт не позволял. Место будущего спектакля Эд выбрал непростое – развалины некогда существовавшей больницы, которые в Екатеринбурге существуют едва ли не в центре города уже столько лет, сколько я себя помню. Как потом я узнал, он использовал этот же антураж и для других своих фильмов и проектов.
Я даже не опоздал! Я прибыл ровно в указанное время и оказался чудовищно обманут своей наивностью - актриса, которая играла со мной сценку, явилась спустя час. Сам же режиссёр в течение этого времени никуда не спешил, снимая тех, кто опоздал на меньший срок. Сценка с моим участием состояла из короткого диалога, в котором у депутата-женщины было пять реплик, а у меня только две, из которых первая состояла из двух слов, а вторая из семнадцати, включая союзы и личные местоимения. Даже малоопытный начинающий шпион, мельком взглянув бы на секретный текст такого объёма, запомнил бы его до конца своих дней, посему роль сложной мне никак не представлялась. Предоставленный мне текст сценки был набит неизмеримым количеством всех существующих в русском языке ошибок, но самое худшее заключалось в том, что смысл этого диалога если где и существовал, то только в голове режиссёра. Как оказалось после, и даже там его не было. Сермяжная правда спектакля абсолютно открыто содержалась в том факте, что разговор этих двух депутатов, а также все иные, друг с другом никак не связанные диалоги, были услышаны Эдом на Донбассе в ходе его поездки. Он получил солидный государственный грант на будущий спектакль и поехал на Донбасс искать материал, там он записал несколько разговоров и… что же он придумал? Поставил спектакль, о том, как он поехал на Донбасс и записал несколько разговоров! Когда я в школе прочёл у Крылова «Ларчик», я не мог подумать, что ларчик может открываться настолько просто.
Иначе простыми словами можно сказать об этом так: «не стоило и голову ломать».
В ожидании своей сценки я мог наблюдать, как молодые люди играли свои роли в полуразвалившихся, обгорелых стенах и потолках, в некоторых местах и вовсе провалившихся насквозь. Играли сосредоточенно, но весьма буднично – кто там настоящий актёр, а кто такой же доброволец как я, разобрать невзыскательному зрителю  было нелегко. Эд без лишних комментариев наблюдал за игрой актёров, на его лице и движениях была заметна нервозность, свойственная, впрочем, ему вообще.
Примерно часа через два после объявленного начала, я и Оксана заняли позиции перед камерой – репетиция совмещалась со съёмкой рекламного трейлера спектакля. Путём краткого коллективного обсуждения мы решили, где и зачем оказались герои нашей сценки, и что подразумевается в их поведении, ведь до самого момента, когда оператор встал готовый нажать на «запись», режиссёр особо и не думал ни о мизансцене, ни о характерах, ни о мотивации персонажей. Мы встали среди разбитых стен на неровном от отвалившихся отовсюду стройматериалов полу, среди немудрёных надписей на стенах, окурков и даже шприцов, и никого ничего в этой обстановке не смущало. Все понимали, что искусство видит сквозь бренную материю, посему все зрели, или очень старались зреть, в самый корень. Камера нацелилась на нас, я немного заволновался. Небольшая подготовка. Съёмка!

Два депутата
Сценка предполагала разговор двух депутатов в процессе распития алкоголя. Депутаты что-то говорили о народе, Новороссии и свободном Донбассе. Что же они подразумевали в своих фразах, догадываться пришлось актёрам – режиссёр и автор этого самого сценария ни словом ни обмолвился о том, что имели ввиду те люди, чьи речи он когда-то на Донбассе записал, и что он замыслил сказать зрителю этим диалогом. Деликатные актёры его об этом не спрашивали, а молчание режиссёра выдавало в нём отсутствие понимания им же описанной ситуации.
Женщина-депутат зачинала разговор. Через пару предложений, к удивлению депутата-мужчины, он понял, что фразы идут не в той последовательности, которая была в тексте и даже слова были взяты произвольно – от них, по существу, осталась только суть. От этого мужчина-депутат запутался с местом, когда вступает с речью он сам, замешался, съёмку остановили. Актёр в ожидании посмотрел на режиссёра, режиссёр с ожиданием смотрел на актёра.
- Она говорит не по тексту, - несмело произнёс актёр. – Я жду её фразы, после которой идут мои слова.
После кратких разъяснений о том, что надо ловить суть и мгновенно ориентироваться, когда что-то меняется, процесс продолжился.
На второй раз мужчина-депутат верно определил место сначала для двух своих слов, а потом и для следующих семнадцати. Сказав все свои девятнадцать слов, слегка покачиваясь, чем демонстрируя лёгкую степень опьянения, актёр ждал конца сценки, как вдруг на очередных словах женщина-депутат замолчала, всей своей фигурой показывая ожидание ответа от своего визави. Мужчина растерялся – весь словарный запас на сцену он опустошил, и сказать ему больше было нечего. Он посмотрел на режиссёра.
- Говори, - сказал Эд, одобрительно кивая.
- Что говорить? Я уже все фразы сказал. Мой текст кончился. – В недоумении заметил актёр, одновременно осознавая, что его представления о кино оказываются на деле меньше малого.
- Что там дальше? – Эд посмотрел текст и начал его зачитывать.
- Так это её слова, - непонимающе ответил актёр.
После минутного обсуждения последнюю фразу у женщины отняли и отдали мужчине. На третьем дубле уже мужчина-депутат ратовал за свободный Донбасс, а женщина понимающе кивала ему в ответ.
Да, - вдохновенно говорила она, - свободный Донбасс – это то, что нас всех и вдохновляет!
- Чего-то не хватает. – Произнёс Эд, впервые, судя по всему, задумавшись над смыслом своего текста. – Надо добавить страсти, - решил он, погодя. – Ты её хочешь. Флиртуй с ней.
На следующем и далее дублях депутаты не просто пили и занимались популизмом, они уже хотели спать друг с другом. На том режиссёр и остановился, тут же убежав к другим актёрам. Удовлетворённый Эдвард Вуд-младший напоследок сказал: «Отлично». Все как будто казались довольные.
- А что это за спектакль будет? – после спросил актёр, чьё непонимание не прекращало его волновать. – Почему сценки все в разных местах? Как зрители будут это смотреть?
- Они будут идти по помещению, останавливаться, смотреть от сценки к сценке.  От первой до конца, - ответил Эд не совсем уверенно.
В голове актёра это не укладывалось никак. Он не понимал, какова связь диалогов между собой, догадываясь, что её вовсе и нет. Не понимал, как зрители будут ходить по коридорам, чтобы постоять вплотную к актёрам, посмотреть пару минут, а потом идти дальше, снова смотреть пару минут, снова идти, и почему им это будет интересно. Особенно актёр, видимо, по причине своей неопытности, не мог уразуметь, как здравомыслящие люди прибудут на развалины больницы, полную не только останкив самой больницы и её внутреннего убранства, но и следов той культуры, которую привнесли в её закутки плохо социализированные жители города.
Проще о таких людях говорят так: «алкоголики, наркоманы, бомжи и российские дети».
Актёру ещё удавалось тогда думать о высоком искусстве, веря в его возвышенность над тленным миром.

Премьера в Екатеринбурге
Премьере спектакля сопутствовала масса событий, так или иначе сопровождающих явление такого рода, как спектакль о не очень далёком крае, где прямо сейчас идёт война. Наш Эд Вуд подсуетился, и вот, на местном телевидении появились сюжеты про грядущий спектакль, в том числе постарались и те местные телеканалы, о существовании которых я ранее не имел понятия. Освещение в СМИ явно льстило почти всем актёрам, в некоторой степени даже и мне. Мы смотрели интервью Эда, обзоры грядущего события и по-разному воспринимали скорую премьеру, но в целом каждый ощутил социальный резонанс своего скромного вклада в искусство.
Между тем репетиции депутатов продолжались, однако Эд отношение к ним имел самое отдалённое – всем руководила Варвара, некогда учившаяся в ГИТИСе, а ныне актриса местного театра, потому имеющая адекватные представления о театральном искусстве. Впоследствии к моему большому удивлению оказалось, что она, как сейчас это зовут, «девушка» режиссёра, вследствие чего и ответственно выполняет его обязанности. На фоне немногословного на площадке режиссёра-самоучки Варвара казалась не менее, чем художественный руководитель большого театра с ионическими колоннами с каннелюрами на портале и бронзовой квадригой на фасаде. Скоро текст депутатов обрёл свой окончательный вид, вынужденно отредактированный мною для внесения в него связности. Сценка была готова, ожидалась премьера.
Режиссёр перед премьерой адресовал всем следующее послание: «Я в нас верю! Скажу честно, вы самая лучшая актерская команда с кем я работал! И дальше хочу в нашем общем составе развивать имперский театр имени Дарта Вейдера!»
Так я и, думаю, большая часть труппы театра имени Дарта Вейдера узнала, во-первых, что она имеет отношение к тёмной стороне Силы и сюрреалистической голливудской сказке; во-вторых, блистательна во всех отношениях, либо для режиссёра это команда первая в карьере.
С внутренним трепетом труппа проводила генеральную репетицию, расхаживая по безжизненным этажам разрушенной больницы. Внизу перед главным входом уже переминались будущие зрители, в их неспешном толчении и поглядываниям на здание наблюдалась озадаченность, близкая к непониманию. Количество пришедших уверенно подходило к двадцати, что радовало Эда – он счёл, что зрителей «много». Меж тем, подоспели полицейские, разумно предположив, что хождение десятков людей по коридорам обрушивающейся больницы есть недостаточно безопасный вид искусства. Переговоры между режиссёром и сторонниками разумной безопасности продолжались недолго – Эд больше соглашался, нежели настаивал. Скоро всех присутствующих облетело известие о том, что спектакля внутри здания не будет. Режиссёр спешно решил расположить сценки близ здания больницы, вокруг её стен – как следствие, спектакль отложился почти на час.
Диалог депутатов был по счёту то ли десятой, то ли одиннадцатой сценкой, посему мне пришлось дожидаться подход зрителей ещё более получаса. Зрители и прочие актёры укрылись от моего взора за стенами зарослей из молодых деревьев и кустарников, за многие годы облепивших больницу как снаружи, так и изнутри, потому ожидание было несколько утомительным. Актёры переговаривались между собой:
- Ну как? Идут?
- Нет. Вроде ещё далеко. Голосов не слышно.
Пробегавшие мимо прочие члены команды осыпались любопытствующим актёрам вопросами:
- Далеко там они?
- Ну да, ещё не скоро.
И актёры, скуксив физиономии, возвращались к житейским разговорам.
Ровно через одну вечность из-за кустов отчётливо послышались голоса, листья зашевелились, показалась редкая вереница людей из актёров и зрителей. Как я говорил ранее, если кто помнит, суть спектакля состояла в том, что по сценарию актёр, игравший путешествующего по Донбассу режиссёра, притом нисколько не стараясь быть на него похожим, шёл, разговаривая со своими друзьями, от одной сценки к другой, обрекая таким образом толпу людей следовать за ними и поочерёдно выслушивать короткие разговоры других актёров. На языке искусства это зовётся словом «вербатим» - документальный спектакль, в котором актёры повторяют ровно то, что говорили реальные люди. При этом вербатим Эда сопровождался ходьбой зрителя, что было столь же оригинально, сколько и утомительно.
Наконец, толпа людей, которую на глаз я оценил, как поредевшую в сравнении с изначальной, сгруппировалась перед нашей диспозицией, и началась моя первая роль в моём первом спектакле.
Первой вступала женщина-депутат, стараясь хотя бы иногда по-украински «хэкать» - из кино, рекламы и «вконтакте» нам было достоверно известно, что в Донецке все говорят на украинском и постоянно «хэкают». Выслушав её речь о том, как она тщетно пытается поднять кооперацию, упираясь в стену людского безразличия к оному, мужчина, который тоже депутат, ей поддакивал:
- Да, - говорил я, - народ нонче не тот пошёл. Им кооперацию дають, а они молчать! Яки люди! Тьфу!
Далее сожаления о бездушном народе, нелюбящем кооперацию, сменялись обвинениями по адресу того же народа в его нежелании работать.
Да, - говорил я, - народ нонче совсем не тот пошёл! Так и я ж им ховорю: «Ваша же ж земля», етить! «Вы ж на ней працюете!» Да не розумиют воны!
Женщина сочувственно кивала головой – оба депутата соглашались, что народ состоит из бездельников, лентяев и отрицателей стремительного экономического прогресса.
Разговор заканчивался верой в свободный Донбасс и независимую Новороссию. Чем отличается «Донбасс» от «Новороссии» я тогда не знал, посему с этими словами старался быть аккуратнее.
Отсмотрев разговор депутатов, молчаливая гурьба людей прошла дальше. Полагаю, со стороны им это было непонятно: кто эти люди и зачем им, зрителям, надо выслушивать их, и что глубокого они сейчас услышали.
По задумке, которая, к слову, возникла также спонтанно на репетиции, каждые отыгравшие актёры присоединялись к толпе зрителей и шли с ними. В чём был смысл идти со зрителями, я не уразумел ни на йоту, однако мне самому было интересно далее смотреть спектакль, наблюдая две оставшиеся сцены после нашей. Сперва играли две девочки около четырнадцати лет – они с высоты своего возраста рассуждали о Донбассе, в чём ни я, ни зритель глубокого смысла не нашли. Мне оставалось смотреть и переживать за девочек, которые играли в сценке, радуясь, что они местами не волнуются, и начиная переживать, видя, как они забывают свои слова, создавая напряжённые паузы.
Последней была сцена, в которой женщина-снайпер армии ДНР рассказывает свою непростую судьбу и после этого зачитывает свои стихи. Краткая драма женщины умещалась в монолог, из которого зрители за несколько минут могли почерпнуть информацию о том, как она добровольно пошла воевать, была тяжело ранена, потеряла ногу, а теперь пишет стихи о войне и стремится на войну опять. Трогательная история, нет слов возражений. Однако, что делает наш Эд с таким материалом? Просто решает пересказать эту историю от первого лица. Вероятно, это здорово по неким канонам драматургии, однако по всем канонам здравого смысла это самое простое, что можно было только придумать.
После последней сценки все актёры вставали стеной и пели пафосную патриотическую песню, которую Эд где-то услышал и подобрал. Когда я увидел слова, я никак не мог отразить, в каком месте следует ставить ударение, чтобы осмысленно пропеть эти строки. Судя по тексту, его писал неважнецки образованный человек. Вы сами можете проделать над собой трюк и примерить, как это можно пропеть. Вот там первая строфа, если это вообще строфа:

На мой город опускается тёмная ночь,
Но светло как днём от залпов огня.
Когда весь мир слеп и не может помочь,
Значит, пришла в мой дом демократия.

Я несколько раз принимался считать, сколько слогов в каждой строке, каков порядок ударений, какой хотя бы примерно применяется размер – хорей ли, дактиль ли – однако эта задача оказалась мне совершенно непосильной. Не могу прийти ни к какому иному выводу, как к тому, что автор песни – Артём Гришанов – сначала поставил понравившиеся слова не дуже пытаясь создать гармоничное созвучие, а потом налабал песню, как получилось. Старался он явно нехотя. К примеру, первая строка представляет собой обыкновенную, не звучащую никак фразу, а в последней строке первого куплета он вынужден в слове «пришла» ставить ударение на первый слог – его, видимо, это нисколько не обеспокоило. Замечу, что если в первой строке слово «опускается» заменить словом «опустилась», то лишний звук бы не появился, который пришлось проглатывать. В последней строке и того проще – переставить слова «пришла» и «в мой дом», спеть «Значит, в мой дом пришла…». А что же значит «опускается тёмная ночь», хотя при этом «светло как днём»? Тут-де надо бы додумать, что ночь могла бы быть тёмной, только она светлая? А получается, что у автора «светло тёмной ночью». Так, кажется, дети в начальной школе ошибаются, а потом их смешные сочинения попадают в интернет на потеху взрослым. Можно остановиться на варианте «опустилась безлунная ночь», который бы подчеркнул, что ночь должна быть тёмной, но не противоречил бы тому, что ночью стало светло. Для Артёма Гришанова всё стихосложение или слишком сложно, или он очень большой поэт и вот так вот своими странными текстами смело смазывает карту будня на флейте своих водосточных, канализационных, дымовых и всех иных труб.
После окончания песни, спетой вразнобой всей нашей «Звездой смерти» Эда Вуда, наступило неловкое молчание. Тут бы и режиссёру слово взять, поклоны со «спасибами» отвесить, да он трохи оробел, потому слова взяли другие и начали благодарить зрителей и режиссёра. Послышались громогласные овации и крики «Ура! Даёшь на бис!» - в голове режиссёра. На деле же поредевшая зрительская группировка без лишнего энтузиазма обдала нас робкими аплодисментами. Логичное окончание оказалось не столь логичным – в какой момент надо уматывать по своим делам, зритель толком не сообразил.
Конец премьеры. Все довольны концом треволнений. Режиссёр взбудоражен, но явно рад. Занавес.

После занавеса
После занавеса, начинается традиционный обмен восторженных мнений. Все готовы плясать и играть на струнных инструментах, выкрикивая несвязные вопли, обнимаясь друг с другом, уверовав в вечное братство и единение до конца жизни, а в случае удачной реинкарнации и в следующей тоже.
Все ждут выпусков новостей, которые довольно сухо обозревают событие в заброшенной больнице, однако же… обозревают! Все тщательно смотрят телевизор и тычут пальцем, показывая себя друзьям, родственникам и соседскому коту, кто-то удостаивается в сюжете реплик и фраз – те горды чуть больше и в резюме добавляют: «актёр», копируя ссылки на телепередачу в интернете.
Автор же, ещё не придя в себя, в скором времени объявляет повтор. Он посчитал, что постановка обрела популярность и следует таковую закрепить. Прямо на следующей же неделе. Труппа, будучи в нокдауне от воображённой славы, дружно соглашается.

Премьера в Екатеринбурге. Дубль два
Тут я долго писать не буду, ибо, собственно, не о чем. Места для сценок те же, всё прочее то же, только зрители другие. Все на местах, все повторяют тексты, все уже знают и готовы, только ждут начала и зрительскую массу.
Но, увы! Если я скажу, что никто не пришёл, я совру, но самую малость. Кажется, человек пять из города-миллионника набралось. Может, меньше. Вышло так, что количество актёров в разы превысило количество зрителей, которые, видя свои жидкие ряды, вкупе с лицезрением странного действа в ещё более странном месте, ощущали себя совсем не комильфо и молча ходили от сценки к сценке, думая, вероятно о том, как бы незаметно утикать на волю.
Видя, что никого, можно сказать, и нет, мы, несмотря на отсутствие дальнейших планов играть сию драму, дружно объявили второе выступление генеральной репетицией и с таким настроем сыграли во второй раз.
Вечером после спектакля нас ждали слова Эда, который некогда упоённо через интернет, находясь, судя по всему в нетрезвом виде, зазывал всех на Донбасс. Действительно ли нас туда повезут? Действительно ли зовут? Действительно ли дают деньги? Кто и как? Сколько? Я же ломал голову над вопросом, зачем Эду вообще нужно нас туда везти, если деньги от спонсоров можно легко положить в карман, а поставить спектакль с тамошними людьми, которых он преспокойно нашёл бы хоть на улице, всучил бы им тексты и потом говорил «отлично сыграно!». С одной стороны он должен был везти нас, чтобы спонсор понял, что деньги действительно потрачены на что-то, с другой не всякий спонсор, как я уже уяснил, интересуется тем, куда делись деньги, когда можно, даже не сильно себя утруждая, пустить пыль в глаза, а в итоге показать красивую обёртку, анонсированную к тому же по телевидению.
Впоследствии стало понятно, что и Эда Вуда-младшего занимали те же вопросы.

ЧАСТЬ 2. ДОНЕЦК
Пролог
Канву событий, произошедших со мной и вокруг меня в июле 2016 года на Донбассе, выявить было бы весьма затруднительно. Так сложилось, что события шли хоть и тесно между собой связанными, но вместе с тем, несли разный смысл и тем более оставляли разное впечатление в мыслях от наблюдения за ними. Казалось бы, спектакль, из-за которого я появился в этих краях, нёс заглавный смысл происходящего, являясь их причиной, однако же на деле за театральными ширмами таилось множество явлений, доселе только намекавших на своё существование.
Кажется, начало повествования я несколько затянул, не так ли? Причина лишь в том, что на самом деле трудно определить, откуда положить начало рассказа о Донбассе, ибо хронологическое начало тут не подходит. Что ж, начнём хоть с чего-нибудь.

Дебош
Уже немного освоившись в городе и повидав за день все чудесные качества Донецка, о которых речь пойдёт позднее, я сижу себе спокойно в помещении, которое многие моряки зовут гальюном.
Кстати, «гальюн» в переводе означает «нос корабля», и изначально именно эта часть судна была отхожим местом для моряков. Кроме обычного морского туалета есть ещё и штормовой, который во избежание неприятных последствий при шторме, плотно накрывается крышкой.
Очень даже неожиданно для себя, я начинаю слышать гулкие звуки в квартире, извещающие мне о происходящем снаружи сумбуре. Поскольку я себе уже уяснил, что живу в одной квартире с ежедневно (точнее – ежевечерне) напивавшемся до состояния портового грузчика Эдом Вудом, такие звуки меня не заинтересовали, принимая во внимание тот процесс, которым я был занят. Однако уже через несколько секунд шум стал произрастать, и уже стало ясно, что сумбур явно присутствовавшего вовне конфликта перерос стадию словесного диспута, достигнув стадии физической аргументации. Увы, несмотря на стремление скорее выйти и пресечь конфликт, я не мог этого сделать сразу, пока не окончил то важное дело, ради которого находился в уборной. Выйдя же, я обнаружил, что прибывший только что Эд находится в состоянии пресловутого старорусского извозчика и вот в таком вот виде при стечении нескольких человек театрального нашего народа развивает конфликт со своей коханкой, полностью трезвой, однако крайне возбуждённой и обиженной до корней волос.
Говоря проще, они натурально дрались у входа в квартиру.
Поскольку главную фазу драки я не мог наблюдать, мне только стало известно, что Эд, мало смущаясь культурных условностей, неоднократно ударил свою Лауру, наиболее чувствительно попав при этом по её самолюбию. Чем же сама Беатриче не угодила своему Данте, точно сказать не мог никто, однако, услышав разные точки зрения, я не могу прийти ни к какому иному выводу, кроме как заключить, что наш драматург, вследствие повышения градуса в крови, вышел из состояния культурного равновесия, выведя на свет те свойства своей личности, которые сокрыты в нём в трезвом виде, после чего позволил себе массу нелицеприятных фраз в адрес девушки, которая, судя по всему, в апогее своего терпения ответила ему своими крепкими словесными аргументами.
Почему же Эд так сорвался, спросите вы? Я бы просто ответил на такой вопрос, но простой ответ породит другие вопросы. Но я скажу, а вы уж сами делайте выводы, приняв во внимание всё, что слышали ранее, сейчас и позднее по тексту – просто Эд по натуре человек озлобленный и неуверенный в себе (что между собой тесно взаимосвязано) и по пьяной лавочке срывается на девушку, которую глубоко внутри ненавидит из-за того, что хочет быть с другой, но может быть только с этой.
Далее последовало охлаждение ссоры, которое сопровождалось грубейшим матом Эда в адрес девушки с посылание туда и сюда, и куда угодно. Заливаясь слезами, девушка не хотела оставаться в должниках у грубияна, порываясь хоть как-то воздать ему, ушедшему на кухню пить пиво с кальмарами. То есть, пиво он пил с актёрами, а кальмарами закусывал.
Естественно, я остался с девушкой в зале, после чего состоялся успокоительный разговор, а впоследствии и беседа о событиях данного и предыдущих вечеров. Варвара, к счастию, успокоилась, и далее вечер прошёл без ругани. От неё я узнал, что такая выходка Эда вовсе не первая за время пребывания на Донбассе – и ранее он ругался некрасивым словами и использовал силу по адресу Варвары, чего я и некоторые другие новоприбывшие не могли наблюдать, потому как прибыли после этих событий.
Это был второй мой день в Донецке. Многие подозрения, таившиеся до этого, стали убеждениями, я мог лицезреть подлинное лицо того спектакля, который игрался уральским драматургом на Донбассе на самом деле.

Донецкие актёры
Первая встреча с местными актёрами прошла любопытно. Я мог наблюдать несколько задействованных в спектакле дончан из любительского театра под названием «На грани». Это были молодые и даже очень молодые юноши и девушки возраста активной социальной ориентации. Людьми они все и поголовно показались положительными и благородными.
Руководством местной труппой занималась девушка очень неопределённого возраста, чьё имя к моменту написания этих строк я подзабыл, хотя, кажется, она звалась Татьяна.
Я, конечно, могу подсмотреть имя, удалить строки и написать иные, уже точно определённые, но, видите ли, читатели, таков принцип ведения повествования о реальных событиях на основании личных ощущений – всё набело и с той степенью притворства и откровенности, которая рождается в момент написания строк.
Итак, Татьяна и ребята были людьми, как бы я сейчас сказал, простыми и неманерными, то есть проще тех, кого я наблюдаю в наших краях. Кажется, такие качества у людей в Донецке распространены более, чем в Екатеринбурге, где люди притворяются друг перед другом сверх необходимого. Для моей сценки мне была выделена Анастасия, на вид девушка в себе уверенная, спокойная и вдумчивая, отчего я принял её заметно более возрастной, чем она есть на деле. Ну и я слукавил, хотя надо быть честным и сказать, что Анастасия кроме всего прочего второстепенного необыкновенно хороша собой, что сразу и бросилось в глаза, и что мне пришлось игнорировать, не замечая её красоты, ни словом, ни взглядом не давал понять, что я так могу думать, понимая, что я для неё – таксебешного вида располневший и непричёсанный старпёр из России да ещё и с поседевшими волосами. Хотя она немного смущалась, видимо, думая, что с ней приехал играть серьёзный и невозмутимый актёр из большого города, который, судя по седине и самоуверенности, в театре съёл не только собаку, но и целую их упряжку.
Если мужчина хочет вызвать симпатии у очень красивой девушки, при этом своими внешними данными явно не бросаясь в глаза, ему ни за что нельзя этой девушке делать комплименты и вообще строить намёки, касающиеся её красоты, ибо тем самым он рискует испортить первое впечатление, пополнив обширные ряды тех «сладкоречивых» донжуанов, которые уже по десять раз наговорили её всё, что только ты можешь придумать. В таком случае следует совершенно игнорировать её внешность. Такая девушка только тогда захочет услышать комплимент о своей внешности, когда мужчина сам будет вызывать у неё устойчивую симпатию, а до той поры – ни слова о красоте. Старайся быть интересным и мужественным.
Поняв, что к такой красоте надо будет приставать в сценке, я задал ей вопрос, догадываясь, что Эд её ничего не сообщал о роли:
- Ты в курсе, что должен к тебе приставать в сценке?
- Нет! – удивилась Анастасия. – Ничего такого.
- Да, в тексте ничего такого нет, но мы в Екатеринбурге немного изменили сценку, текст там тоже немного другой, - сказал я, поясняя свой вопрос, одновременно понимая и то, что Эд дал её первоначальный текст, а не тот, который я исправил и который мы уже заметно поменяли.
Я понял, что Эд тут просто забув поработать над сценкой и вообще о ней думать не думал, дал текст, а там мы уже сами должны были разобраться со всеми деталями по его размышлениям.
Под сам спектакль были выбраны декорации максимальной унылости и разрухи, как проекция режиссёром екатеринбургского варианта с намерением не иметь каких-либо трат на аренду. Был подобран подвал полуразрушенного, хоть и все же функционирующего дворца культуры. В подвале наблюдались узкие коридоры, различной толщины провода, отопительные котлы, трубы, щиты и лампы, водружённые в толстое стекло. Водить зрителя планировалось по этим узеньким коридорчикам, так что приди туда хотя бы пятьдесят человек, делу искусства пришлось потесниться, как сельдям в бочке. "К счастию", пришло человек двадцать-двадцать пять, но и им было тесновато.
Мебельный реквизит для сцен, если такой был желателен, также пришлось придумывался на месте. С девушкой Анастасией нас поставили за едва стоящий столик, покрытый плотным слоем пыли, служивший в столовой лет так двадцать назад. Мы приступили к репетициями, которые шли ежедневно с того дня, как я прибыл в Донецк, а случилось это в ночь за трое суток до спектакля.

Приезд
С крайним интересом было ехать по самопровозглашённой Донецкой Народной республике и тем паче въезжать в её столицу, которая частью своею находится на границе с той Украиной, от которой дончане отчаянно отбиваются уже какой год. Приезд в ДНР попал на тёмное время суток, посему из окна автобуса видно было ровно ничего, разве что в некоем проезжем месте военные люди остановили людей невоенных, кои, закинув руки за голову возле своих изловленных автомобилей, подвергались интенсивному обыску. Перспективы схваченных казались темнее некуда.
Въезд непосредственно в Донецк также впечатлил, но по-иному – перед взором предстал вполне обычный город, как в России, только чистый и ухоженный. Вероятно, война смела с улиц города палатки и киоски обычных для России спекулянтов, что положительно повлияло на облик Донецка, но и без них город казался цивилизованнее. Совершая первую прогулку по Донецку, удалось наблюдать поливальные машины, поливающие и без того чистые улицы.
Состояние между тем было прекрасное. Дорога из Екатеринбурга заняла двое суток, из которых полтора дня пришлось трястись в плацкартном вагоне до Ростова, там ожидать автобус несколько часов и оттуда ехать до границы, на границе стоять невесть сколько часов, проходя контроль, и, наконец, с уставшими ногами и мозолями от ошибочно подобранной обуви прибыть в Донецк в ожидании мягкой постели и нормального сна. Донецкий воздух, отдающий войной, отдавал в ночь приезда свободой и некоторым азартом будущих событий.
Встретили нас (из Екатеринбурга мы ехали вдвоем с Валерием) самолично Эд Вуд и два других актёра, которые проводили нас в квартиру, снятую для обитания в Донецке всея труппы. Условия, которые нами обещались некогда Эдом, были иными. Со слов режиссёра, местный влиятельный человек Павел Губарев предоставлял нам вооруженную охрану и гостиницу. Конкретно Эд дал нам следующее послание, цитируемое здесь со знаками препинания, кои были изначально:
Всем привет, отличные новости, я договорился с принимающей стороной на 20-ое. Нас точно будут охранять. Возвращаемся 29. И примут. Будем жить в гостинице Павла Губарева. Билеты я беру на всех туда и обратно. Плюс проживание и питание. Едем до Ростова, где пересекаем границу. Давайте сделаем это! Я чувствую с нами Бог! У меня был вариант ставить с актерами Донецка, мне предложили, но, блин, не хочу с ними, хочу это сделать с вами!
Увы, охрану нам не выделили, поняв, что от зелёного змия вооружёнными людьми не защитишь, а прочим супостатам наша скромная делегация была нужна, как жилетке рукава.
Прошли в квартиру, где сидели несколько актёров и висел дымок от искуренных сигарет, тонкими завитками заволакивая сделанную предупредительными арендодателями вывеску на стене "В квартире не курить!", снабжённую для убедительности обозначением перечёркнутой сигареты. Печальная картина скоро сменилась – Эд препроводил нас в другую квартиру с обилием комнат, лишённую предупредительных записей и дыма, где мы благочинно и расположились. Ночью слышался гром от взрывов на окраине города, что никак не повлияло на мой сон.

Сам Донецк
На следующий день нам предстояло обстоятельно ознакомиться уже с самим городом. После обеда и последующей репетиции Елену сагитировали продемонстрировать нам город с иной стороны, нежели та, которая представала нам до сей поры – картина спокойного ухоженного города, лишённого внешних признаков текущей тут войны. Так мы направились в тот район Донецка, где следы войны оставались не только в памяти местных жителей, но и ясно представали пред глазами в виде разбитых от взрывов домов, часто выбитых стёкол и общего запустения от покинувших этот опасный район дончан. Автобус в этот район не ходил, однако не вследствие страха оказаться на пути мины, а по простому его безлюдию. Впрочем, в израненных от взрывах домах продолжали жить те, кто не имел возможности покинуть дом, очевидно, большей частью люди престарелые. Тем не менее, улицы, которые предстали нам, были совершенно пусты и лишены признаков какой-либо жизни, а улицы степенно наполнялись неконтролируемой уже растительностью.
Теперь немного о нашем донецком гиде Елене, девушке весьма интересной. Нас вела в этот район девушка в военной форме с лисьего цвета волосами, совсем невысокого роста (не более 160), возраста едва свершившегося совершеннолетия, однако высокой уверенности в себе. Елена обладала русским лицом удивительно правильных очертаний и удивительно чистым в самом прямом смысле слова, светлыми глазами, смотрящими строго вперёд, и стройной фигурой. Девушка была безукоризненно красива, и, как легко было заметить, вкупе со своею непринуждённой общительностью вызвала симпатии у всего мужского состава приезжих актёров, а некоторые даже в её присутствии испытывали ощутимое волнение. Между тем, Елена, конечно, была эффектна и приятна, однако есть определённая грань для восприятия прекрасной девушки, переход через которую опытному взору подсказывает, что данная девушка готова сделать мужчине желаемое им внимание, создания хотя бы и иллюзии перспектив. Мой глаз мгновенно отметил, что Елена не имеет внутренних побуждений демонстрировать к кому-либо "женского" внимания, отчего пытаться произвести впечатление было бы трудом Сизифа. Девушка, хоть и была прекрасной, но пользоваться своими силами над мужчинами желала разве что в самой ничтожной мере. Я раздумывал, почему такая красавица, с таким интересом общаясь с мужчинами, тем не менее никак ни с кем не флиртует. Было понятно, что мужское внимание для такой девушки как свет солнца по утрам для всех остальных, и никакого особого внимания не заслуживает.
Вернёмся к тому, как мы разгуливали деньком по тому району Донецка, который был испещрён следами от взрывов и пуль.
Как потом я заметил на карте, мы находились в некоторой близи к условной линии боевых действий, которая проходит через северную часть города и за которой находится аэропорт Донецка, ныне представляющий, очевидно, жалкие останки. На дороге стоял блокпост, за пределы которого нам пройти не рекомендовали, хотя, как оказалось, пройти было можно, однако наше незнание текущей обстановки давало повод страхам, делая блокпост границей между опасной частью города и очень опасной, в которую пойти мы испугались. На следующий день я был тут же ночью с сумасбродной для стороннего человека целью понаблюдать за военными действиями поближе, однако и ночью там было почти также тихо, как и днём, только ночные раскаты выстрелов были отсюда немногим слышнее, чем из центра города, где мы остановились.
Нельзя не отметить тот факт, что жизнь в Донецке для россиянина, а особенно свердловчанина, кажется крайне недорогой. Для примера, проезд в общественном транспорте Донецке стоит три рубля, в то время как в Екатеринбурге он в это время стоил двадцать шесть рублей. Цены на хлеб ниже в два-три раза, на развлечения тоже заметно ниже. Соответственно, уровень доходов дончан заметно ниже, и можно обратить внимание на то, что в целом развлекательные заведения, заведения для "посидеть" и торговые центры спросом особым не пользуются, народа там весьма немного. У меня сразу возник вопрос, как же такие заведения выживают и за счёт чего расплачиваются за  аренду. Ответ мне неизвестно достоверно, но есть мнение, что аренду они либо не платят, либо платят очень небольшую ввиду текущего военного положения города. Поэтому, прохаживаясь по городу, можно на каждой улице зайти в пустой магазин, полный товара, или в пиццерию, где не ждущий притока клиентов персонал собрался за столиком и совместно просматривает фильмы через ноутбук. Полагаю, власть в городе в виде нынешнего главы Захарченко и его сподвижников более озабочена стремлением обрести независимость новоявленной республики и сохранить при этом руководящие кресла под своими задницами, ещё и стараясь не утерять при этом лояльность населения. Наверное, до решения проблем со сбором денег в казну с бедствующих коммерческих организаций им с одной стороны не досуг, с другой стороны давление на коммерческий сектор кажется политически ошибочным.
Наблюдая за тем, как живут дончане, начинаешь догадываться, что судьбы многих и многих людей несчастны до крайности.
Я видел многоэтажные дома с разбитыми и заколоченными окнами, в которых, между тем, где-то горел свет – это те, кто не имеет возможности уехать, вынужден оставаться жить в опасном районе, понимая, что каждый день может прилететь осколок, а тем более ночью, когда идёт обстрел. Я узнал, что за пределами блокпоста не просто пустая заброшенная местность, там тоже есть разбитые дома, в которых тоже кто-то живёт – в самой близи с линией огня. Люди там не просто живут сейчас, когда хранится относительное затишье в этих районах, они жили там и тогда, когда их дома подвергались миномётному огню, и многие дончане умерли только потому, что им не было куда уехать. От такого положения дел ломались и семьи, когда, к примеру, мужья бросали жён с детьми и уезжали в более безопасный район. Такие факты мне стали известны.
Война, даже вот здесь, в Донецке, война не самая полноценная, война переменная, соседствующая с миром и затишьем, с благополучием многих, кто близок к ней, даже она ужасающе разрушает жизнь людей, и это трагично даже просто осознавать. Разрушает эта война не материально, разрушает их дух, надламывает человека, сеет отчаяние и безнадёжность, и под грозным своим давлением толкает людей на поступки постыдные и низкие.
Такие, как, например, приехать в Донецк в качестве бравого молодца и под благообразным видом ковать себе здесь имя, живя при этом в России, в красивой и богатой Москве.
Или ставить спектакли.
Действительно, что может быть лучше, чем за чужой счёт приехать в Донецк, поставить здесь "кино", получить известность на всю Россию и деньги и уехать домой.
Кесарево кесарю.

Будни перед спектаклем
Начали мы рассказ о Донецке тем, как я, сидя в туалете, услыхал глухие удары и голоса. Вот к ним и вернемся.
У бурных чувств неистовый конец.
Я обеспокоился. Пардон, мой читатель, но я никакого сочувствия я не испытал, это была суета сует, а мой дух утомился таковой за какие-никакие тридцаток с небольшим годов. Меня начало беспокоить то, что эту проблему придётся решать именно мне – разнимать и разводить по углам Мохаммеда и Джорджа. Лояльность вкупе с равнодушием, а всё вместе помноженном на "демократическое" воспитание, дало эффект, при котором некогда Китти Дженовезе рассталась с жизнью. В нашей же квартире кто-то рисковал расстаться со здоровьем, потому, вздохнув от томления суетой, освободившись, я закрыл книгу и вышел из крохотного туалета.
В первый же день Эд вернулся с променада с компанией друзей-актёров и своей пассией на крайнем "веселе" и уже с порога, как я понял, стремительно выяснял, каков же верный ответ на вечные вопросы жизни "кто прав?", "кто виноват?" и "что делать?" Впрочем, что делать Эд уже знал – Гордиев узел он рубил с плеча и без раздумий.
Уведя Варвару в большую комнату, я с ней остался наблюдать за её состоянием, попутно вспоминая, как можно успокоить расплакавшуюся девушку, полную обиды и терзаний. Старался быть естественным, ну и, полагаю, немного это помогло – скоро-нескоро, но Варвара успокоилась и рассказала массу интересных вещей, которые никак бы не украсили личную характеристику Эда.
Тем временем на кухне шёл ежевечерний пивной фестиваль. К счастию, распитие алкоголя на ночь не привело, как это бывает, к порче интерьера, специфическому одорированию комнат и бессистемному падению уснувших тел. В нашей большой комнате все спокойно легли спать, и никто не источал ужасного смрада – верно, все главные выпивохи храпели в прочих помещениях.
Вот так проходил каждый вечер после этого.
Пьяный Эд стремился ударить Варвару, оскорблял её и совершал прочие некрасивые поступки, свойственные людям нетрезвым, озлобленным и глубоко внутри одиноким. Варвара же не была, если кто подумал, слабой и беззащитной. Имея молодые широкие красивые плечи, статную стройную фигуру, пышущую здоровьем, и явно немалую силу в руках, она могла при желании дать Эду так, что тот бы позавидовал, однако её гендерные условности толкали её на бросания предметов по сторонам, встречные оскорбления и всякие иные женские средства самообороны.
День за днём и ещё за днём – всего, таким образом, три дня каждый вечер я видел одно и то же – большой пакет, набитый пивом и вяленой рыбой, и ещё всякой еды, из которой кто-то из ребят делал что-то съедобное на ужин.
Видимо, вышла самая короткая глава. Более о заявленной теме рассказать не о чем.

Спектакль
Наконец, наступил день, которого ждали. Собственно, сам спектакль, а за ним мною уже прослеживались сборы и стремление оказаться дома.
Как водится, генеральная репетиция ждала нас перед самой премьерой. Кто-то, конечно, волновался; другие скрывали волнение, третьи демонстрировали обеспокоенность, а иные же со мной в том числе, скучали, не имея веры в искусство, чьи широкие объятия ждали в самом скором времени.
Рассредоточиваясь по местам, мы при том наблюдали водружение на "театральной" площадке аппаратуры, которая создавала звуковые и световые эффекты. Расставлялись колонки и светящие разными цветами прожекторы, в тон сценкам. Эд ранее чётко и ясно обозначил, что если это светозвуковое хозяйство за тридцать тыщ не будет за ноль рублей, то хозяйства никакого не будет, и играть мы будем при том, что есть – при свете подвальных запрятанных за толстым стеклом лампочек, горевших в половине патронов, и при сопровождении натуральных звуков природы подземелья. Однако в дело вмешался Кто-то и заплатил. Может, он и не платил, это достоверно мне неизвестно, однако факт был налицо – все проблемы были утрясены, аппаратура монтировалась и настраивалась, а Эд не заплатил ничего, как, впрочем, всегда ничего никому не платил.
В царстве сумбура, установившемся перед премьерой, мы бы с превеликим трудом могли очертить мысли всех будущих действующих лиц, их надежды, ожидания и тревоги. Можно только с уверенностью сказать, что в мыслях наших мешались образы самых разных оттенков, подотканные всеобщим ожиданием действа, за-ради которого мы тут собирались и вчера, и позавчера, а некоторые и всю неделю без перерыва.
Мы приготовились.
Грязный и малоиспользуемый подвал дома культуры, благодаря работе света и музыки превратился в сцену, не уступающую вполне себе любой тематической театральной площадке, и никто бы, увидев её, не сказал бы, что эти люди собрались играть свои спектакли в первом попавшемся подвале, который вместил бы весь актёрский контингент, что и было на самом деле.
Эд пошёл смотреть сцены в последний раз перед премьерой. На этот раз это бы не постоянно улыбающийся Эд, который говорил "отлично" на всё, что он видел – на этот раз это был всем недовольный Эд, который знал, что играть хорошо, это означает играть громко. Причины перемен крылись, увы, не в самом волнении перед публикой и телевидением, которое, кстати, тут заявилось снимать спектакль от и до, - это волнение, судорожно хватаясь за обломки здравого рассудка, тонуло в спиртосодержащих морях нарастающего всезнания и всеумения.
- И что? Вы вот так будете играть?! – сказал он, очень недовольно глядя на нас с Анастасией. Он глядел исподлобья, на лице очертились гримасы распирающего внутреннего желания кого-нибудь оклятить, каковые постоянно находили на него по вечерам. – Вот так будете играть?! – сказал он снова, будто поражённый в самые глубины души, хотя только вчера, видя это же, довольно кивал.
- Ну да, - ответил я. – Мы же так и репетировали.
Эд стремительно занял мою позицию, обнял Анастасию и начал орать мой текст. Он говорил те же слова, но громко, как на митинге. Он, по моему мнению, достойно отыграл роль пьяного депутата, будучи в тот момент пьяным режиссёром.
Я повторил. Всё то же, только громче. Эд сказал "отлично" и скрылся из виду.

Считаю минуты.
В одиночестве я стою перед самым пыльным в мире столом, выброшенным, по-видимому, из столовой дома культуры в подвал ещё при СССР. Надо мной сверкает прожектор синим, красным, зелёным, жёлтым, снова синим, снова красным… Так подчёркивается веселье депутатов, которые скоро будут пить за этим столиком, намекая на дискотеку, намекая на их праздность, намекая, что мы играем спектакль. В руке у меня вполне себе питкий коньяк, который я выудил из сумки Эда. Судя по всему, коньяк не дешёвый, потому что Эд порывался его забрать, однако, что-то сказав про выпивку, он исчез, увлечённый другими делами. Только он отвернулся, я забрал бутылку и поставил перед собой и теперь стою и жду, по мелкому редкому глоточку пробуя коньяк и думая, как я буду это делать уже скоро на публике.
Слышен шум у входа. Молодой, здоровенный, как лось, парень дерёт горло, играя Гиви – местного войскового начальника. Получается у него годно. С моей позиции виден коридор, по которому прошествовала публика. Человек двадцать-тридцать, едва ли больше.
Я жду. Что-то вокруг происходит, чего уже трудно вспомнить, когда я пишу об этом сейчас. В конце коридора сидит Варвара, готовая сыграть кульминационную сцену. Переговариваются рядом девочки из местных. Кажется, волнуются. Им лет по 14, наверное. Удивительно, если бы не волновались.
Я думаю, что скоро закончится весь этот дешёвый фарс, Эд, наконец, покажет свой "План №9", пилота сыграет сын спонсора, Белу Лугоши воскресят в прологе, мир будут завоёвывать ведущая шоу ужасов и шведский рестлер, а в конце будет, конечно, большой взрыв. И где-то там буду я. Что, я на это надеюсь, останется без внимания мировой общественности и без строчек в моём репертуаре.

Свет. Мелькает.
Люди. Смотрят.
Я. Говорю.
Я хлебнул из бутылки просто потому, что мне понравился напиток.
На меня смотрит пара десятков пар глаз.
Анастасия говорит.
Анастасия машет руками.
Снова какие-то слова.
И всё это без связи друг с другом и со всем нашим будущим.

В конце песня, поют Елена и Варвара. Всё та же про то, что тёмная ночь опускается засветло. И всё бы ничего. Я бы даже и слова бы не сказал, не написал об этом. Строчку и разве что и не более, но…
Но…
Но…
Но Эд.
Когда он учил нас играть, будучи пьяным, это было ещё полдела. К кульминации спектакля Эд был пьян под завязку. Но и это было бы ничего, если бы, будучи полным хмеля, Эд не выскочил под светлы очи зрителей и зорки взоры камеры всероссийского, мать его, телеканала.
И он запел.
Это был тот пресловутый момент, когда что-то нелепое делает другой, а стыдно становится тебе. Нечасто застаёшь в себе такое редкое чувство.
Эд, раскачиваясь, как маятник, расхаживал по скромной территории, отмеренной лишь несколькими шагами по сторонам. Зрители стеной закрывали проход, другая стена, которая из кирпича и бетона, отдавала холодом в спинку. Бежать было некуда, глубже проваливаться было невозможно.
Расшагивая по земляному полу подвала, Эд яростно и очень громко пропевал слова песни, пока Елена и Варвара её пели по-человечески. Зрители стояли, замерев. Конечно, они такого не ожидали, и какие мысли посещали их от такой импровизации режиссёра, я могу только гадать. То есть, скажу вам откровенно, я вообще, нисколько, никак не могу сказать, какова была реакция видевших это зрителей. Могу лишь отметить, что те будто вмерзли в землю, словно моаи. На эмоциях Эд пнул стоявший посерёдке стул, служивший декорацией последней сцены. Холодок обежал меня с ног до головы и обратно ещё до того, как стул рухнул в сантиметрах от зрителей. Моаи продолжали стоять намертво, наверное, двоясь, троясь или даже четверясь от внутренних интерпретаций происходящего. Однако, Эд, хоть и был как потративший рубль дворник Тихон, но ударчик ногой по стулу явно попридержал, а иначе бы быть скандалу.

Через полчаса прохладный донецкий ветерок охлаждал наши пылкие надежды от прошедшей премьеры. Мы стояли на остановке, и только Эд качался из стороны в сторону, как маркитанская лодка. Он покинул здание, не сказав никому "спасибо" и ни пожав ни единой руки. Ещё у нас в труппе был бездомный мужчина, который играл на гитаре на улице, чем и жил, и которого пригласил Эд Вуд на одну из ролей. Добрый, но безвольный, или отчаявшийся, человек. Так вот всё, что напоследок сказал ему Эд после премьеры, было слово из трёх букв, куда он этого мужчину послал и больше его никто не видел.
Между тем, некоторые бы подумали, что уместно благодарить людей, как и актёров, как местных, так и неместных, а также тех людей, за чужие деньги поставивших музыку и свет, а также и хозяев этих денег.
Но Эд ушёл по-английски. Настолько по-английски, что, наверное, по-валлийски, по-ирландски и по-скотски одновременно.
Теперь, стоя на остановке, он костерил Варвару извощецкими словами:
- Эта …, - тут мы упустим несколько слов, по смыслу говорящих о неблагонадёжности человека, - мой паспорт с****ила. – Эд смерил нас взглядом. – А вам всем похуй, что я паспорт потерял. Да вам поебать на то, что я, может быть, теперь здесь останусь в Донецке жить, потому что у меня паспорта нет. Вы съебётесь отсюда и всё. Я вам купил билеты, я вам оплатил жильё, я вас кормил, а вам поебать, что со мной будет. Что, я не прав что ли?
В части Эд не ошибался – многим действительно его беспаспортная судьба была неинтересна. Однако его беда была в том, что никого он не уважал, и большинство ему отвечало тем же.
И вот, напоследок, не могу не упомянуть эту историю.

Глава, в которой очень много мата и которая повествует о том, как Эд потерял паспорт и почему он винил в этом Варвару
Давайте вспомним, с чего мы повели повествование о Донецке. Сижу я в гальюне и никого не трогаю. Одновременно слышу, как за стеной кто-то трогает кого-то, не щадя своих сил. Как я уже упоминал, то Эд учинил расправу с Варварой.
- Сука. Шлюха ****ая. Собирай свои вещи и уёбывай отсюда! – кричал Эд, приговаривая массу иных выражений примерно того же экспрессивно-лингвистического содержания.
Варвара была в слезах. В моём присутствии и присутствии всей труппы Эд не пытался напасть на девушку, однако до того, как зайти в квартиру, говорят, не всегда сдерживал свой бойцовский пыл.
Однако это я уже упоминал.
Наутро случилось неожиданное. Жажда насилия покинула Эда и он уже, будто забыв, как вчера выселял и крыл свою пассию, разговаривал со всеми своим обычным голосом.
Как вдруг!
Поискав по неизвестной причине свой паспорт, Эд его не обнаружил и встревоженный прибежал в большую комнату, где произнёс:
- Варя! Где мой паспорт? Ты брала его?
- Нет, - с проникновенной невинностью ответила Варя. – Ты что, я тебе отдала его.
- Ты положила его в сумку. Я не помню, чтобы я у тебя его брал.
- Я вчера тебе отдала его, у меня его нет, - отвечала Варя, с любопытством роясь в своей сумке так, чтобы было видно Эду.
Мы пока молчали и смотрели, что происходит и чем закончится. Эд ушёл искать паспорт обратно в свою комнату, а мы думали, что во вчерашнем состоянии легко теряются, как память вместе с паспортом, так и зачастую дар речи и способность справляться с гравитацией, потому никого не удивило, что из этого списка Эд не обнаружил только паспорт.
- Варя! Где мой паспорт?! – Эд вернулся после повторных непродолжительных поисков и уже повышал тон, грозно вперившись в Варвару.
- Ну, я же тебе его отдавала! Я не знаю, где он! – отвечала Варвара самым безобидным голосом на свете.
Дошло до того, что она вытряхнула сумку, в которой, конечно, паспорта не нашлось. Помня, как пьян был Эд, все уверяли его перетряхивать не сумки с вещами, а собственную память о вчерашнем дне. Эд ходил полный сомнений. С одной стороны он был уверен, что лишён пробелов в памяти, и точно помнил, что паспорт должен лежать в сумке Варвары. С другой же стороны, он помнил и то, что был пьян, и это обстоятельство вкупе с невинной искренностью Варвары ставило его собственные воспоминания под сомнения. Несмотря на внутренние колебания, Эд время от времени нападал на девушку, особенно, поддав до того спиртного. После спектакля он прямиком на остановке использовал самую разнообразную брань, обвиняя Варвару в краже паспорта. Варвара на все вопросы отвечала самым несчастным видом и словами отрицания. Никто Эду не верил. Кроме одного человека под именем Табаки. Табаки всегда стоял горой за режиссёра, благодаря которому вполне недурно устроился. Табаки, будучи человеком приспосабливающимся, сориентировался, что верность Вуду-младшему выведет его к некоторым благам, что и случилось. Перед поездкой на Донбасс Эд отдохнул на юге России, и на те же деньги отдыхал там и Табаки. Эд никак не отличался щедростью, ему ближе были противоположные качества, но один он быть не мог, а деньги и так были даденые на спектакль, так что Табаки он взял с собой. Теперь же, на Донбассе, верный друг режиссёра демонстрировал верность тому во всём, включая и обвинение в адрес Варвары.
Апогеем стал вечер последнего дня. Мы только вернулись со спектакля, было нас человек пять, остальные задерживались. Табаки, внимательный к деталям поведения людей и улавливающий ветер симпатий и чувств, на который постоянно ориентировался, быстро уразумел, что никаких симпатий к режиссёру я не имею, никаким образом его творение не ценю и отношения с ним поддерживаю самые ограниченные, в то время как с Варварой я общался тет-а-тет пару часов после злополучной их стычки, покуда все прочие образовали свой круг на кухне. Табаки, хитро суживая маленькие глазки, очень отдалённо намекал, что я имею отношение к пропаже паспорта Эда Вуда или знаю со слов Варвары, где этот документ запрятан. Сейчас же, Табаки вдруг стал смелее и с хмельным равнодушием мне сказал, что паспорт, вероятно, взял именно я. Я же, находясь в состоянии напряжения перед отъездом и неопределённой ситуации с билетом, сорвался от такого заявлением и, поскольку Табаки находился ровно на расстоянии выброшенной руки, совершил взмах в сторону его физиономии без каких-либо раздумий. Табаки отпрянул от неожиданности, вследствие чего удара избежал. Мгновенно он перебежал за стойку бара. Принимая во внимание мысль о том, что противник готов учинить над ним расправу, Табаки стал увещевать:
- Нет! Я просто говорю, что девка так сделать не могла.
- Так ты хочешь сказать, что я взял паспорт? – гневно вопрошал я, надвигаясь на спрятавшегося клеветника. При малейшем намёке на утвердительный ответ, я готов был сорвать шкуру с этого гадкого и неприятного мне человека. Тем временем кто-то встал между нами, взяв на себя роль миротворца.
- Нет, я такое не говорю, - повторял Табаки. – Но ты просто сам подумай – девка бы не взяла паспорт, это сделал мужчина. У девки не хватит смелости так сделать.
- И ты мне говоришь об этом на основе аргумента "девка бы не взяла"? – почти кричал я, пытаясь рукой через барную стойку дотянуться до мерзавца.
Мерзавец ловко уклонялся, не желая оказаться пойманным. Попутно он сглаживал свою формулировку, тонко понимая, что неверно сказанное слово приведёт к тому, что я приложу ещё усилия и уже точно до него доберусь. Время, как всегда бывает, сыграло роль охладителя, и я унялся, слушая Михаила. Михаил, видя такое нарастание эмоций, внёс самое здравое предложение на сей счёт:
- Давайте обыщем всю квартиру полностью. Проверим вообще всё. Если кто-то спрятал паспорт, мы можем его найти, а если нет, будем хотя бы точно знать, где искать бесполезно.
Решив, что вариант с поиском тайника стоит проверить, мы принялись за тщательные поиски. Ранее мы перетряхнули вещи и комнаты, но с тем учётом, что паспорт мог пропасть путём случайного падения. Версию с целенаправленным хищением мы не проверяли – мне она казалась бессмысленной, я был уверен, что Эд, когда ранее набрался до белой горячки, попросту паспорт потерял.
Спустя буквально пару минут Михаил восклицал из одной из комнат о находке!
Сбежавшиеся, кто с удивлением, кто с надеждой, увидели, что Михаил обнаружил под кроватью, где спал наш режиссёр, купюру в пять тысяч рублей.
"Ну и дурак, что сказал", - подумали мы, Эд же мгновенно подтвердил, что деньги принадлежат ему, что он их точно потерял и в подтверждение слов готов детально описать купюру, которой владел. Поиски продолжились.
- Нашёл! – заголосил Архимед, открыв, что на тело, погружённое в воду, давит сила выталкивания, равная весу погруженной в воду части тела.
- Нашёл! – воскликнул Михаил и торжественно принёс на кухню паспорт Эда.
Радости Эда не было конца, он чуть не выпрыгнул с балкона нашего 18-го этажа – настолько он взлетел от счастья.
Паспорт был обнаружен Михаилом там, где его никто и не думал бы искать – под ванной, в небольшом отделении, предназначенном для хранения моющих средств, наркотиков и режиссёрских паспортов. Помимо общей радости и удовлетворения, Табаки злобно глянул на меня и "вспомнил", что я последний был в ванной и он-де оказался прав в своих предположениях. В тот момент я бы с большим удовольствием отправил его за балкон, однако тут пришли все прочие члены коллектива. Близилась окончательная развязка. Михаил встретил пришедших новостью, которую впрочем уже знали пришедшие. Пока оставшиеся члены труппы шествовали на квартиру, Варвара открылась им и сообщила, что пропажа паспорта Эда было её местью за нанесённые ей оскорбления и сегодня, перед самым отъездом, опорожнив чашу мщения, она думала сказать Эду правду, после чего, думается, он бы дал ей леща и снова вечер бы закончился бы очень весело.
Хитрый Табаки буквально за минуту до своего умерщвления спасся тем, что его версия была начисто опровергнута добросердечным признанием. Он подошёл ко мне, извинился и протянул руку в знак примирения, которую я пожал. Думаю, это был не столько его совестливый жест, сколько дипломатический ход – сделать красивый жест, получив общее одобрение, пустить пыль в глаза и вновь затаиться против оппозиции Вуда, которую он явно во мне чувствовал.

ЭПИЛОГ ПРО ВОЙНУ
Всё кончено. Я зело устал. В жару жду автобус в Донецке, под дождём стою в Ростове и жду автобус там. Несколько часов провожу на границе в чистом поле, где вообще негде присесть, а главное всё это не имеет особого смысла. Всё это лишь небольшое приключение, весь смысл которого только в том, что такие события разнообразят нашу жизнь.
Так жизнь скучна, когда боренья нет.
В минувшее проникнув, разлить в ней
Мало дел мы можем, в цвете лет
Она души не будет веселить.
В любом случае я бы завидовал тем, кто поехал, если бы сам не поехал.
Но всё это пустяки, всё это не так важно, а вот что важно и даже очень, так это то, как живут люди в Донецкой Народной республике. Там идёт война. Самая обыкновенная, казалось бы, война, но всё-таки не такая война, какой мы видим её в кино, особенно в советском.
Жизнь в Донецке и, полагаю, прочих городах ДНР идёт как и ранее – люди ходят на работу, получают зарплату, покупают еду, одежду и ходят в кинотеатры. Только делают это на фоне войне и с меньшим экономическим энтузиазмом. Вот стоило бы подумать вообще над вопросом: чья же это война, когда жители Донецка к ней причастны только как её жертвы, претерпевающие из-за неё финансовые сложности?
Напомню, что война началась в 2014 году, когда, по-видимому, пользуясь нестабильной обстановкой и беспомощностью кабинета Януковича, группа лиц инициировала многочисленные митинги, итогом которых стал вооружённый захват административных зданий в Донецке. Захватом этим руководили идейно Павел Губарев, физически же впереди находился Александр Захарченко, нынешний глава ДНР, имеющий, очевидно, особую страсть к оружию и армии.
Тут я приостановлюсь и напомню, что Захарченко есть ни много ни мало, а генерал-майор ДНР и ЛНР одновременно. Тут бы и промолчать, да вот только карьера Захарченко вовсе никогда не лежала в военном русле. По образованию он, как мы можем узнать в Сети, электромеханик, а по профессии токарь. Ранее он входил в коммерческие структуры самого Рината Ахметова, после чего вдруг вплыл в историю человечества с оружием в руках, и о наличии каких-либо воинских званий его было совершенно неизвестно. Скоро на популистских  выборах он стал главой ДНР и как-то само собой стал генералом.
Я так понимаю, что если у вас там война, то и положение должно быть военным, то, следовательно, ни о каких выборах и речи быть не может! Это просто вне всякого здравого смысла. Тем не менее, пустив пыль в глаза демократической шелухой, он стал президентом самопровозглашённой страны, после чего, видимо, сам себя назначил генералом. Пошёл Захарченко и далее – сам себе навешал медали и ордена, которые любой может наблюдать на фотографиях.
Немного разберёмся, какие там медали. Это оказалось делом занятным. Сильно Захарченко себя не обделил и повесил себе Орден Святителя Николая Чудотворца первой и второй степени. Откуда, спросите вы? Откуда Захарченко имеет награды, которые были учреждены в России в начале 20 века? А всё просто – он сам сочинил полную копию такого ордена, только в донецком варианте, и спокойно сам себе его вручил, не думая о том, что орден является династическим и, следовательно, выдаётся представителем династии. Впрочем, сам орден тоже хорош – его вручала и вручает доныне самопровозглашённая династия Романовых, которая растит свои корни с императора Кирилла Первого.
"Что за хрень?" – спросите вы. – "Какой ещё император Кирилл Первый?!"
А я вам отвечу! После революции был такой Кирилл, который сам себя провозгласил сыном Александра Второго и императором в изгнании.
Самозваный глава самозваной страны придумывает орден самозваного царя! Да где тут, мать вашу, чувство хоть какой-то меры! Вы там… сейчас будет мат – уводите детей, интеллигентов и людей некрепкого морального духа! Вы там ****улись все что ли, господа?!?!?
Вернёмся к перечню медалей Захарченко – к счастью, он себе их навручал не так много. Пока что. Он ещё дважды кавалер Георгиевского креста, соответственно четвёртой и третей степени, хотя я даже не уверен, что они вручают их в соответствии с орденским статутом. Ещё немного и, думаю, станет полным кавалером ордена, который вручается за геройство при проведении боевых операций. Ну и тут, конечно, легитимность этого ордена – вопрос исключительно риторический. Его также скопировали с российского и вручает его, разумеется, глава ДНР.
Ну и последняя награда этого героического человека звучит просто – он всего-то Герой ДНР. Сия медаль – высшая награда страны, которая вручается за заслуги перед отечеством и при том всегда только главой ДНР.  Что тут стесняться? Он глава? Глава! Значит, на полном законном основании сам себе утвердил медаль. К слову, ту же медаль имеет такой видный герой Донецка, как Иосиф Кобзон. Нешто его голос настолько вредит здоровью Вооружённых сил Украины? Может, он поёт на таком чистом русском, что все прокиевские русофобы теряют сознание? Или это такой политический шаг – дать медаль хоть кому-нибудь видному из России, чтобы поцеловать нужную задницу? Давайте думать о хорошем и остановимся на том, что Кобзон, очевидно, лично расстреливал из автомата выскакивающих из-за угла украинских солдат и героически брал брустверы врага.
Оставив выше иронию, я могу… То есть я не могу! Не могу не сказать то, что само собой наворачивается на язык, а именно, что глава ДНР Захарченко есть обыкновенный проходимец, стяжатель, самодур и пешка в чьей-то игре. Ни чьи интересы кроме своих тщеславных он, очевидно, не отстаивает.
Я бы немедленно перешёл к изложению своего взгляда на эту странную войну – и непременно перейду! – Но! Но вместе с Захарченко шествуют персонажи ещё более комические, и о них я молчать не могу и не хочу.
Их трое, и  говорить о них я постараюсь коротко и ясно. Это те люди, которые руководят несчастной Донецкой Народной Республикой, и после моего изложения, думаю, вы должны будете со мной согласиться в том, что ДНР действительно попала не в те руки.
Начнём с того, чью роль я играл. Это некогда председатель Народного Совета ДНР, его депутат, лишённый своего мандата по той причине, что ни разу так и не пришёл по месту работы. Андрей Пургин. Именно он, согласно записям нашего Эда Вуда, в пьяном состоянии талдычил о необходимости внедрять частную коммерческую инициативу сред простых граждан в военное время. Он был лидером общественного движения "Донецкая республика", который с большим перевесом победила на первых парламентских выборах в ДНР, однако с той поры карьера его пошла на спад, пока на посту председателя парламента его не сместил Денис Пушилин. Очевидно, что табачок с руководством ДНР пришло делить ему врозь, отчего Андрей Пургин лишился всех регалий и явно не с распростёртыми объятиями его встретит Захарченко и его команда. Можно сказать, пропал человек, не успев испачкав руки и продырявить свою репутацию. Или, хотелось бы думать, не желая того.
Теперь посмотрим на того, кто был заместителем Пургина, но в отличие от того, дружил с самозваным генералом – это Денис Пушилин. Сознательную жизнь он был работником безвестных коммерческих структур, пока вдруг не явился из небытия среди страждущих власти в новоиспечённой республике. Будучи человеком хитрым и жадным, и, вероятно, удачно оказавшимся знакомым с теми с кем надо, он долго и настойчиво стремился к большому достатку. Это желание совпало с возрождением насквозь мошеннической организации "МММ", которая вернувшись ненадолго из могилы, проникла и на Украину. Тут-то Пушилин и схватился за возможность быстро разбогатеть, став одним из главных активистов этой аферы. Он нисколько не скрывал свою любовь к Сергею Пантелеевичу Мавроди, в чём каждый может убедиться, поискав такие сведения в Сети. Нисколько не совестясь обманом, он богател за счёт украинцев. На пике роста "МММ" стала политической партией, членом которой Пушилин и стал. Говоря проще, обыкновенный лохотронщик уровня заурядного выпускника ПТУ сделал себе карьеру, торгуя сперва фиктивными бумажками от Мавроди, а потом патриотизмом и народной любовью. Много выступал на митингах в дни волнений, объявлял себя заместителем "народного губернатора" Павла Губарева, стал членом "Донецкой республики" Пургина, проник через него в парламент ДНР и всюду совал свой нос, прекрасно понимая, что сейчас то самое время, когда быть активным надо, как никогда. Так он стал заместителем Пургина, а потом, пользуясь тем, что Пургин не дружил с Захарченко, быстро понял, кому надо улыбаться. Вот так мошенник, бездарность и просто болван, который ни в одном своём интервью не может сказать что-то осмысленное, стал одним из видных деятелей ДНР. Воистину, ни одна смута не обходится без того, чтобы из её суеты не выплывали за счёт народных волнений на свет божий всякого рода аферисты, лжецы и жулики. Данный тезис подтверждает ещё один герой Донецка. Перейдём к последнему персонажу почти шекспировской драмы о бурной любви людей к власти.
Представляю вам "народного губернатора" Павла Губарева. Первое впечатление, которое он на меня произвёл, сформировалось от видеороликов с его участием. На них предстаёт человек, у которого либо проблемы с дикцией, либо он постоянно посещает стоматолога непосредственно перед тем, как говорить на публике, отчего от анестезии у него еле шевелится язык. Это выдаёт в нём человека небольшого умственного развития. По крайней мере, считаю я так. Путь Губарева к власти начался с рекламного агентства, когда Павел самолично призывал покупать Деда Мороза на новый год. Потом он рекламировал разные партии, вследствие чего и приблизился к политике. Во время политического кризиса он оказался первым, кто собрал ряд людей и самовольно стал выступать перед народом. Тем он и запомнился. Просто из-за того, что его неглубокое, но антиправительственное выступление попало на камеру, он стал политической фигурой. Положительно повлиял на его политические капиталы его арест за публичные выступления против конституционного строя Украины. Как известно всему миру, раз ты арестован, значит, ты жертва репрессий и с тобой теперь придётся считаться. Скоро на митинге Донецке толпа пришедших людей назвала Губарева губернатором Донбасса. Далее он, недолго думая, привлёк уже иностранные СМИ и – вуаля! – теперь ты политик и от тебя никуда не деться. Вот так, просто решив однажды с группой товарищей выкрикнуть на собрании местного городского совета несколько заезженных фраз о прописных истинах, ты становишься героем всей страны, не обладая при этом ничем особенным. Поскольку всё, что у Губарева было – это его волшебным образом явившийся политический вес – реальным губернатором он, конечно, не стал, но его уважили и теперь он мэр Ясиноватой. Были ли его выступления ловким манёвром создать себе имя во время смятения и отсутствия власти или он действительно так называемый ура-патриот Донбасса, я точно сказать, увы, не могу. Однако, ознакомившись с его выступлениями, с его книгой "Факел Новороссии", точно могу сказать, что человек он среднего ума, неглубокий и радующийся таким простым мелочам жизни как красивые машины и мягкое кресло мэра – настолько, чтобы всё прочее ему не надоедало.
Не могу не пройти очень кратко по истории этого раскола. Были на Украине в началае нулевых две силы – Ющенко и Янукович. Одного купил Запад, а второго Россия. Сначала Ющенко был президентом и качал деньги себе и на Запад, потом им стал Янукович, после чего случилась "Оранжевая революция", когда ющенковцы без зазрений совести называли выборы неправильными, провели правильные и Ющенко остался президентом. Однако в 2010 году Янукович выиграл снова, поскольку всё своё президентство Ющенко только и делал, что дискредитировывал себя не жалея сил. Но Запад не сдался, Запад затаился. Януковичу подбросили как "казус белли" идею интеграции Украины с Евросоюзом и после фактического отказа Януковича входит в ЕС, поскольку он хотел войти в ТС (Таможенный союз и интеграция с Россией), оппоненты быстро собрали митинги против Януковича и его правительства. Раскидали палатки на Майдане, которые пришёл убирать отряд "Беркут", что повлекло за собой эскалацию украинского кризиса и скорое отделение  пророссийских Донецка и Луганска.
Вот такая полная задница творится там сейчас. В 2017 году, когда я всё это пишу.
Остаётся нам скорбеть, что в Киеве собралась откровенно жадная наглая лживая и свора сволочи, думающей только о своём кармане. Такого никчёмного президента как Порошенко можно только увидеть в "Симпсонах", однако он реально сейчас управляет Украиной, во что нелегко поверить. С другой стороны шайка проходимцев – захарченков и пушилиных – оккупировала власть в Донецке, называя себя народной, но нисколько таковой не являясь.
Вот раз там у вас война, раз вы твёрдо стоит на том, что вы отдельное государство, то за каким таким чёртом, хочется спросить, вы действуете, как полоумные самоубийцы? - Спросил бы я у властей ДНР. Вся экономика ДНР держится на помощи России. Своего есть то, что осталось после бомбардировок, и ничего сверх того не делается. Почему нет активного создания новых экономических баз? Почему они не примутся за сельское хозяйство? Какие свои ресурсы они думают предлагать в обмен на оружие через 5-10 лет? Чуть в России изменится курс, и вся ДНР превратится в историю, а все захарченки рассядутся по украинским тюрьмам, а кого и банально поставят к стенке. Они такие идиоты, что действительно думают, будто могут до****еться до признания себя отдельным государством? Или они наивно верят во вхождение в Россию, которая бы забрала их себе давным-давно, будь на то желание Путина. Такие люди, как мне видится, проявив инициативу и стремление сегодня оказаться при деле, завтра, ввиду своей недалёкости, будут висеть у ближайшей колокольни с табличками "Мы ждали, верили и снова ждали". Раз идёт война, почему нет экстренных мер? Почему нет национализации? Почему нет воинской мобилизации всех трудоспособных мужчин? Почему не осваивается выпуск своего оружия? Где государственный контроль за ценами и рабочими местами? Что они там вообще делают?!
Нам бублик,
Вам – дырку от бублика.
Это и есть
Демократическая республика.
Увы, только зарабатывают себе капиталы. Они же просто назвали себя властью и ведут себя так, будто войны нет, а просто у нас тяжёлое положение, которое само собой пройдёт.
А люди ждут. Вот кто тут страдает больше всего – это жители Донецка. Какое отношение они имеют к конфликту за власть между подкупленными чиновниками?
Мне скорбно и тягостно наблюдать, как в России, в которой войны нет, бедные, старики, дети, миллионы людей влачат жалкое существование напрочь позабытые государством. Живущие в ветхом жилье, ходящие в осыпающиеся здания бесплатных больниц, обязанные платить за квартиры, дома и земли, им же принадлежащие – и всё это ради того, чтобы 5% населения чиновником раскатывало по миру на лучших автомобилях, сжирая ананасы и хвастаясь в инстаграмах о своей жизни.
Вам ли, любящим баб да блюда, жизнь отдавать в угоду?!
А Украина? А Донбасс? Люди умирают. Старики, дети и самые обычные взрослые мужчины и женщины. И не столько умирают от пуль и мин, сколько от жадности горстки людей, давно позабывших о том, что такое совесть. Тех людей, которые даже во время войны не стесняются всласть есть и пить, строить виллы и покупать недвижимость за счёт простых граждан, которые верят в них. Они обкрадывают всех дончан, вынимают по копеечке из их карманов и, напрямую не стреляя в них, невидимой рукой экономического прозябания толкают их в могилу.
Вот так на Донбассе умирают те, кому нечего есть.
Умирают те, кому негде и не на что лечиться.
Умирают те, кому негде прятаться от бомб.
Умирают те, кто лишился от их войны всего, что имел и лишённый надежд и полный отчаяния влачил жалкое существование, заболел туберкулёзом, дизентерией или просто растратил всё своё здоровье, став нищим бездомным человеком, который просто умер как будто бы от заурядной болезни.
Но мы-то знаем, что подлинная болезнь, заставляющая людей так жить и так умирать, имеет жаждой власти.
И я, сидя сейчас в Екатеринбурге, слежу уже больше года за сводками из Донбасса и помимо всех моих мыслей о судьбе ДНР, я не могу не бояться за всех граждан Украины, которые умирают сегодня и которым придётся умирать завтра, и завтра, и завтра.
Только потому, что кому-то очень нравится носить награды и чувствовать свою власть.