Чешуя у драконов бывает разной: розовой и зелёной, красной и черешневой, грозовой и серебристой. Но, когда дракон линяет, любая чешуя, касаясь земли, становится золотой. В некоторых странах пору, когда драконы, линяя, пролетают над землёй, называют осенью.
В этом году осень выдалась щедрой и густой: листьев лежит столько, что они хрустят, словно недоспелые яблоки под ногами. Все газоны и клумбы, тропинки и дорожки усыпаны золотистой чешуёй так, что пружинит нога. По краям грустят цветные, переливчатые акации: от свежего зелёного к октябрьской желтизне. Дрожат красные барбарисовые листья маленьких кустов, вытянутых, как солдатики, натыканных вдоль тротуаров. Коричневатая листва у обочин – как блестяшки после праздника.
Раным-рано в такую пору – первые утренники, серебряные морозы.
Зрелым утром – холодное и высокое, чистое, прозрачное голубое небо, а под этим куполом – золотой калейдоскоп листьев на чёрных ветках; даже грязь – и та как пенка на капучино.
В обед – полуденное тепло. Даже жарко, даже удивительно: осень?..
Солнце к вечеру – и целые полки крон с высоты: рыжие и зелёные,
аккуратные, словно вычерченные по циркулю.
На закате слабо-розовые, разбавленной краски, облака в сетке тонких веток, почти как весной. В это время все деревья как ивы – тонкие, тягучие и плавные, стелются и гнутся по ветру. В слабо-розовом, тоскливо-радостном небе тянутся стаи драконов.
А по вечерам, под первые сумерки, так теплы и ярки огни кофеен. Уличные столики уже холодны (им в сердцевине осени место только в каком-нибудь тёплом Вильнюсе), а кофейни светятся карамельным, золотистым маревом. Самая пора для чашечек латте с нарисованными колосьями, или рафа с пышной пряной шапкой, или простого чёрного под густыми сладкими сливками.
Но когда сумерки уже не акварель индиго, а самые настоящие чернила –
пора в дом. Хорошо, когда он есть, когда светится, не карамельно, а тише, медленней, спокойней. Светится чистотой и ожиданием.
Глядишь в окно - драконы летят.