** Глава XIX **
Глава XIX, «о глубокомысленных замечаниях, коими Санчо поделился со своим господином, о приключении с мертвым телом, равно как и о других необычайных происшествиях».
Глава начинается со слов Санчо, в которых он опасается, что слишком уж много бед свалилось на них за последние дни, и настоятельно говорит Дон Кихоту, чтобы он исправил ошибку, «а то ну как привидениям взбредет на ум еще раз потешиться надо мной, да и над вашей милостью, если они увидят, что вы такой упорный.». Упорный – слово, как нельзя лучше характеризующее рыцаря. Но тут неожиданно герои увидели, «бесчисленное множество огней», которые привели в испуг обоих. «… немного погодя им удалось различить множество фигур в белых балахонах…». Дон Кихот требует их остановиться, но получает невежливый ответ, после которого он бросается на процессию. Один из поверженных говорит, что он «вместе с одиннадцатью священнослужителями – теми самыми, что бежали с факелами в руках; … мы сопровождает мертвое тело, лежащее на этих дрогах.».
В конце этой Главы Санчо, он же автор романа, присваивает Дон Кихоту прозвище Рыцарь Печального Образа, который пришёлся по душе идальго. Дон Кихот же замечает, что, вероятнее всего, его «уже отлучили от церкви за то, что я поднял руку на ее служителя, …, мне казалось, что это какие-то чудища, выходцы с того света.» …
** Глава ХХ **
Глава ХХ, «о доселе невиданном и неслыханном подвиге, какого ни один славный рыцарь на свете не совершал с меньшею для себя опасностью, чем доблестный Дон Кихот Ламанчский».
Предыдущая Глава заканчивается тем, что «растянувшись на зеленой траве, они устроили себе завтрак, обед и ужин зараз», но «их снова постигло несчастье, а именно: у них не оказалось ни вина, ни воды, так что им нечем было промочить горло.». И как раз Глава XX начинается с того, что путешественники отправляются в дорогу на поиски воды, несмотря на то, что уже давным-давно ночь, но, как справедливо замечает Санчо – «жажда доставляет куда больше мучений, нежели голод». И вдруг неожиданно путешественники слышат «какие-то мерные удары и как будто бы лязг цепей и железа.». Санчо прикладывает массу усилий, чтобы не пустить Дон Кихота на поиски приключений, «в груди которого билось сердце неустрашимое», потому что оруженосец испугался не на шутку, и поэтому он решается «пуститься на хитрости»: ему удаётся незаметно стреножить Росинанта, и в довершении ко всему, он начинает рассказывать длинную сказку, которую ему так и не удаётся довести до конца.
С рассветом Санчо, опять же незаметно, освободил Росинанта, что позволило всем скорее двинуться в путь с тем, чтобы узнать, что или кто издавал всю ночь такие страшные звуки. И тут мы узнаём, что «то были – только ты не гневайся и не огорчайся, читатель! – шесть сукновальных молотов, и они-то и производили этот грохот мерными своими ударами.».
Смешного, конечно, мало, если в стране, в обществе насаждается и культивируется страх, то люди начинают бояться абсолютно любых звуков и шорохов, потому что думают, что это пришли за ними, что это для них приготовили цепи, из которых уже не выбраться. Тут, конечно, речь идёт о цепях инквизиции, которая опутала всю Испанию того времени. Даже христианское учение не смогло устоять, когда нашлись фанатики и их покровители, желающие исказить учение, чтобы получить страшный инструмент для управления своим народом. А управлять, руководить своим народом, куда легче, когда есть мощное оружие в виде страха. Без народа никуда – это он, народ, и кормит, и одевает, и создаёт, и производит, одним словом, трудится. Ну а покровители-руководители исключительно только потребляют и придумывают всё новые и новые рамки, запреты, налоги, чтоб народ головы не поднимал.
В книге священника Льоренте есть глава, которая называется «Писания святых отцов подтверждают, что дух и методы действий инквизиции противоречат духу Евангелия и христианской религии», где в самом начале он пишет, что «я доказал путем простого изложения исторических фактов и неизбежно проистекающих из них размышлений, что учреждение трибунала святой инквизиции, методы воздействия и наказания, которые он обычно применял к еретикам и к лицам, подозреваемым в ереси, противоречат духу кротости, терпимости и доброты, которые божественный основатель христианства хотел сообщить своей Церкви. Одной этой причины должно было хватить для отмены трибунала».
Когда же рыцарь и оруженосец узнали о происхождении страшных звуков, то дальше наступает нормальная человеческая реакция на страх – это смех: «Санчо, как увидел, что его господина тоже разбирает смех, разразился таким неудержимым хохотом, что, дабы не лопнуть, принужден был упереться руками в бока.».
Но постепенно смех у Дон Кихота переходит в гнев, и это понятно, поскольку у него ведь не было, нет и никогда не будет страха. Санчо же знает, что именно он является виновником того, что господин ночью не смог узнать причину звуков, поэтому старается сгладить ситуацию. «Ну, а теперь, когда мы помирились, - дай бог, чтобы вы изо всех приключений выходили живым и здоровым.». Но и Дон Кихот не остаётся в долгу, извиняясь в довольно скрытой форме, говоря, что «ведь ты неглуп, и ты должен знать, что в первых движениях чувства человек не волен, и пусть это послужит тебе уроком, дабы впредь ты не позволял себе так много болтать.».
Вроде бы всё хорошо, и все помирились, но Дон Кихот продолжает: «Санчо, ты должен вывести заключение, что не следует забывать разницу между господином и слугой, дворянином и холопом, рыцарем и оруженосцем. А потому отныне мы будем относиться друг к другу с бо`льшим уважением и перестанем друг над другом шутки шутить, ибо в чем бы мой гнев ни выразился – все равно тебе придется несладко.». Рыцарь призывает людей к тому, чтобы мы относились друг к другу уважительно. Иными словами, «Возлюби ближнего твоего, как самого себя».
О сложности Главы ХХ я уже упоминала в шестом разделе (**6**), поэтому, сложно сказать, правильно ли мною были поняты слова, сказанные Дон Кихотом, «ибо в чем бы мой гнев ни выразился – все равно тебе придется несладко.», но я их отношу к фразе, которой заканчивается эта Глава: «И для тебя настанет спокойная жизнь, - подхватил Дон Кихот, - ибо господин – это второй отец, а потому его и надобно чтить наравне с отцом.».
А для людей второй отец – это Иисус Христос, который рассказал своим ученикам заповеди, являющиеся основой христианской морали. И опять приходится вернуться к тому, что фанатики при поддержке покровителей могут исказить любое учение, как это сделала инквизиция...
** Глава ХХI **
Глава ХХI, «повествующая о великом приключении, ознаменовавшемся ценным приобретением в виде Мамбринова шлема, а равно и о других происшествиях, которые случились с нашим непобедимым рыцарем» привела меня к очень смелому, можно даже сказать, дерзкому предположению, что шлем, который заполучил себе Дон Кихот, это, иными словами, ореол или венок вокруг головы, по поводу которого он давал клятву.
Конечно, Санчо с трудом удерживается от смеха, впрочем, как и читатель, ведь шлем этот – обыкновенный таз для бритья, принадлежавший ранее цирюльнику, который «попал под дождь, и, чтобы не промокла его шляпа, - по всей вероятности, новая, - он надел на голову таз, столь тщательно вычищенный, что блеск его виден был за полмили».
Дон Кихот видит, что его оруженосец смеётся и поясняет, почему это не таз для бритья: «но это несущественно: кто-кто, а уж я-то знаю ему цену, и его превращение меня не смущает». По ходу диалога выясняется, что Санчо всё никак не может забыть, как его подбрасывали на одеяле, и рыцарь настоятельно призывает его забыть об этой шутке, говоря ему: «Ты дурной христианин, Санчо, …, ты никогда не забываешь однажды причиненного тебе зла, но да будет тебе известно, что сердца благородные и великодушные на такие пустяки не обращают внимания. … В сущности говоря, это была именно шутка». Но оруженосец не отступает от своего видения на происшествие говоря, что «это навеки запечатлелось в моей памяти». И далее он просит разрешения у Дон Кихота обменять, ну, если не осла, которого бросил убежавший цирюльник, то хотя бы упряжь. Рыцарь отвечает: «я разрешаю тебе произвести обмен, если только ты крайнюю испытываешь в нем нужду». Санчо не испытывает надобности в новой упряжи, и тут на лицо проявление человеческой слабости, если есть возможность всегда постараться заполучить себе нечто лучшее, чем есть у самого в данный момент, хотя в этом нет никакой необходимости.
Тем временем Глава заканчивается обобщённым рассказом Дон Кихота о том, как рыцари добиваются чести, как следует проявиться при дворе короля, где он увидит и влюбится в инфанту.
Сервантес постоянно смешивает, перемешивает разумные речи главного героя с его безумными поступками, или с бесконечными историями про благородных рыцарей…
** Глава ХХII **
Глава ХХII, «о том, как Дон Кихот освободил многих несчастных, которых насильно вели туда, куда они не имели ни малейшего желания идти» начинается со слов: «Сид Ахмет Бен-инхали, писатель арабский и Ламанчский, в своей глубокомысленной, возвышенной, безыскусственной, усладительной и занятной истории рассказывает, что славный Дон Кихот Ламанчский, обменявшись со своим оруженосцем Санчо Пансой мнениями, которые приводятся в конце главы XXI, поднял глаза и увидел, что навстречу ему по той же самой дороге идут пешком человек двенадцать, нанизанных, словно четки, на длинную железную цепь, обмотанную вокруг их шеи, все до одного в наручниках».
Дон Кихот просит у конвойных разрешения: «я бы хотел знать, какая беда стряслась с каждым из них в отдельности?», и, услышав истории, приходит к выводу, что, «хотя вы пострадали не безвинно, однако ж предстоящее наказание вам не очень-то улыбается, и вы идете отбывать его весьма неохотно и отнюдь не по доброй воле. И может статься, что малодушие, выказанное одним под пыткой, безденежье в другом случае, отсутствие покровителей у кого-то ещё и, наконец, неправильное решение судьи послужили причиной вашей гибели и того, что вы не сумели оправдаться». Смелый выпад рыцаря в сторону правосудия. И затем он напоминает всем присутствующим, что «на небе есть бог, и он неустанно карает зло и награждает добро, а людям порядочным не пристало быть палачами своих ближних, до которых, кстати сказать, им и нужды нет».
Освободив каторжников, Дон Кихот обращается к ним со словами: «из всех грехов наиболее гневящий господа – это неблагодарность». Он просит их отправиться в город Тобосо и рассказать сеньоре Дульсинее Тобосской «об этом славном приключении вплоть до того, как вы обрели желанную свободу». На что получает ответ от одного из освобождённых, что лучше «прочитать столько-то раз «Богородицу» и «Верую». Дон Кихот разозлён, свободные каторжники понимают, что перед ними стоит человек поврежденный в уме, и нападают и на рыцаря, и на Санчо, забрасывая их камнями. Эта Глава могла закончится только так, ведь прочитать «Верую», что предлагает каторжник, это прямой выпад в сторону инквизиции. В своей книге священник Льоренте пишет, что у обвиняемого спрашивают: «наставлен ли он в истинах христианской религии, и заставят его прочитать отче наш ("Pater noster"), Богородице Дево, радуйся ("Ave Maria") и верую ("Credo")», и затем трибунал святой инквизиции принимался за работу…