«А здесь трудящихся щит — милиция
стоит на своем бессменном посту».
В.Маяковский
Глава 3
Московские водители «такси» без отметки диспетчера не имели права выезжать за пределы 50 км от Москвы. Мы это особо не контролировали, но если инспектор ГАИ сделает запись в путевом листе водителю, то его на работе накажут. Таксисты у поста 49 км останавливались и спрашивали у инспекторов разрешение на проезд в населённые пункты, расположенные за его пределами.
Лето, погода солнечная. Работаю на посту 47 км, нахожусь на
перекрёстке. Задача на этом посту: работать с автотранспортом, двигающимся по «ленинградке» в сторону Москвы, а также, контролировать
бетонку - Малое бетонное кольцо Истринского направления.
На противоположной стороне дороги остановилась машина «такси», и из неё вышли и подбежали ко мне два парня, празднично одетые: костюмы, белые рубашки, галстуки.
- Товарищ инспектор, разрешите нам проехать в Солнечногорск, очень надо, за невестой едем, а то опоздаем, - наперебой говорили ребята.
Ну, мне-то что, чего мне было спрашивать? Это не моя тема, а того инспектора, что стоит на посту 49 км, но меня, как будто кто-то тянул за язык:
- А почему за невестой на такси? – спросил я.
- Свадьба в Химках будет, а машина поедет из Солнечногорска, с курсов «Выстрел», - объяснили они.
- А на какой улице живёт невеста? – зачем-то опять спросил я.
Не могу сказать, почему спросил. Спросил по инерции, просто так. Я жил, считай, в деревне, даже знакомых девчонок не знал адресов. Но ответ
заставил меня вздрогнуть:
- На улице Баранова, Наташа Василенко, - сообщили мне.
В городе проживало тридцать тысяч жителей, но я сразу понял какая это Наташа.
- Так, я с ней учился в одном классе, - стараясь придать голосу
равнодушный тон, сказал я - передавайте ей привет и поздравления. Я передам постам, чтобы вас больше не тормозили.
Я связался с постом 49 км:
- Анатолий Александрович, на тебя «такси» едет, не останавливай,
пожалуйста.
- Хорошо.
«Если автомашина с курсов «Выстрел, то это будет «ЗИМ», она единственная в Солнечногорке такой марки», - сообразил я.
- Ещё попрошу: где-то в течение часа в мою сторону поедет чёрная автомашина «ЗИМ», с военными номерами, со свадьбой, позвони мне, как она тебя пройдёт.
Свадебную процессию я встретил на перекрёстке, и Наташа помахала мне рукой с заднего сиденья. Мне стало как-то не по себе, нахлынули воспоминания.
Господин случай ещё подготовил мне сюрприз, испытывая меня на прочность. Иду я по Рабочей улице, утопающей в зелени, а навстречу мне идёт Ирина. Зимой она была в дублёнке, в полумраке, а здесь, на ярком солнечном свете, в цветастом платьице, с обворожительной улыбкой. «Ну, почему они все красивые - то? Как можно выбрать спутницу жизни при такой нагрузке на мозги»?
- Ты не меня встречаешь? – спросил я, любуясь ею.
- К подруге приехала, она на Крестьянской улице живёт.
Поговорив, минут пять, мы разошлись. К тому времени у меня с Любой было
подано заявление в ЗАГС.
С Иваном Захаровым мы оказались в разных сменах. Однажды, я его сменил на посту 47 км, работая в ночную смену. Его уже ждал водитель на машине, которого он попросил подождать, иначе потом можно было долго не уехать. Поэтому он мне быстро доложил обстановку, сунул мне журнал приёма сдачи поста, и поспешил к машине. А пистолет-то он мне не передал. Я выскочил на перекрёсток за ним, но не успел. Я понимал, что с субботы на воскресенье попутных машин можно прождать всю ночь, и Ивану вернуться, не получиться. «Утром приедет, отдаст пистолет» - решил я. Но утром я его не дождался, а к восьми часам приехала моя смена. Я Павлу Качалову объяснил ситуацию, и возник вопрос: как поступить? Я вчера, в 22.00, доложил дежурному по отделению, что дежурство у Захарова принял, всё нормально, а сейчас надо докладывать Качалову, что дежурство принял у меня, и всё в порядке. А вдруг что-то произошло? Решили, что я съезжу в Солнечногорск к Ивану, а там видно будет. Он жил на улице Почтовой, его мама открыла мне дверь.
- Тётя Зина, Ваня дома? – спросил я.
- Да. Спит в комнате, проходи, не разувайся.
- Где пистолет? – спросил я, растолкав друга.
Он сунул руку под подушку и достал его оттуда.
- Что ж ты не вернулся? – спросил я.
- А на чём? Я пистолет обнаружил, когда дома разделся. А дежурному звонить – тебя подставлять, - ответил Иван.
- А утром? – спросил я.
- А утром мать не разбудила, я же ей не сказал, что со мной пистолет.
В свою очередь, я сменял Захарова на посту 47 км, и он, через пару часов, с братом Виктором, заехали ко мне, направляясь в Зеленоград. Виктора я не видел с тех пор, как мы с Иваном ушли в Армию. Я с ними находился в помещении поста, когда подъехал на служебном мотоцикле Женя Гагин. Он вошёл к нам и замер у порога, увидев братьев-близнецов. Потом повернулся ко мне и произнёс:
- Вить, ты это брось. Я сегодня не пил.
Будучи с Иваном в гостях у Виктора, за столом они вспоминали, как познакомились со своими жёнами. И мне было интересно, как девушки выбирают из двух одинаковых парней суженого. Об этом я спросил жену Виктора, Машу.
- Не знаю, - ответила она.– Мне сразу понравился Виктор.
- Ты его первым встретила? – спросил я.
- Нет, они всегда были вместе, гуляли в одном дворе, вместе занимались спортом, но выбор мой пал именно на Виктора, не знаю: почему.
Ленинградское шоссе было шириной десять с половиной метров, и имело три полосы для движения. В пятницу, отстояв ночь на посту Дурыкино, я получил указание от дежурного по отделению:
- Виктор, ожидается большой проезд в Завидово, поедет всё руководство страны. Помоги сменщику.
Около 10 часов прошёл кортеж с Генеральным секретарём ЦК КПСС,
Леонидом Ильичом Брежневым, в сопровождении двух «Мерседесов» ГАИ. Минут через десять - второй кортеж, с Председателем Совета Министров СССР Алексеем Николаевичем Косыгиным. Его сопровождали «Мерседес» и «Альфа-Ромео». Ещё через двадцать минут – специальные автомашины, в одной из которых находился Председатель Президиума Верховного Совета СССР, Виктор Николаевич Подгорнов, в сопровождении белого «Форда» и «ГАЗ-23» синего цвета, модификация автомашины ГАЗ-21, «Волга», с двигателем от автомашины «Чайка».
Как только прошла последняя автомашина охраны, я сел в «Жигули»,
водитель, которой, ждал меня на обочине. Я с ним договорился уехать,
чтобы не попасть в «затор», когда инспектора на перекрёстках начнут выпускать транспорт, с примыкающих дорог после проезда. Он и сам был рад, что его не загнали на бетонку. Проезжая 55 км, на Красной горе, на спуске, я увидел стоящую на обочине «Волгу» из группы сопровождения, и рядом с ней сотрудников ГАИ.
- Останови, останови, - попросил я водителя.
Я вышел из машины и подошёл к сотрудникам.
- Что случилось? – спросил я, и тут увидел внизу лежащий на крыше «Форд», его колёса медленно крутились, из моторного отсека поднимался пар, а по крутому откосу вверх поднимались офицеры: капитан и младший лейтенант. Они рассказали, что им создала помеху встречная автомашина «Жигули», водитель которой пошёл на обгон в подъём в зоне скрытой видимости.
- У нас скорость за 160, успел среагировать, мгновение и мы летим. Хорошо, что ремнями были пристёгнуты, - рассказывал капитан.
- А чего так разогнались? – спросил я.
- Ехали медленней, но поступила команда: «Сокол один, вперёд».
- «Форд» широкий и длинный, поэтому устойчивый, - вступил в
разговор старший лейтенант с «Волги», - а мы бы взлетели, если бы не бетонная плита в багажнике. У нас шкала скорости на спидометре только до 140 километров в час, стрелка упала, зашкаливая.
Его напарник добавил:
- «Форд» впереди, мы за ним вышли на спуск, а его нет, только клубы пыли. Что делать? Бросать «ведомого» нельзя, а вдруг ребята пострадали. Вернулись.
- Вылезали через окна, звёздочки отлетели, - подключился к разговору
капитан из «Форда», - плохая примета, разжалуют.
Действительно, у капитана и младшего лейтенанта, у каждого, не хватало на погоне по звездочке. Эти сотрудники были из группы сопровождения моего первого старшего смены, Николая Захаровича. В первое время Брежнева от Кремля вела московская группа, до поворота на Шереметьево, и передавала эстафету областной группе. Экипаж «ГАЗ-23» отправился дальше в Завидово, а мы втроём остались на обочине. И тут капитан взял меня за плечи, развернул на 180 градусов, и сказал:
- Никогда не стой спиной к транспорту.
3 сентября 1971 года, в пятницу, состоялось моё бракосочетание в Солнечногорске. О поездке в ЗАГС договорились с водителями исполкомовских машин. Водитель «ГАЗ-21», Володя Фролов, со счастливым номером 06-06, приехал ко мне первым, и мы нарядили его машину. Виктор,
водитель «ГАЗ-24» присоединился к нам в последний момент. Он рассказал, что находился в Москве - было совещание - и, возвращаясь, попал в «затор» на 50 км Ленинградского шоссе. Там случилось дорожно-транспортное происшествие. В этот день был проезд в Завидово, шёл дождь, и на мокрой дороге водитель «Москвича-412», двигаясь в сторону Москвы, не справился с управлением, выехал на полосу встречного движения, где столкнулся с бронированной автомашиной «ЗИЛ-117», на которой ехал Председатель Совета Министров СССР Косыгин, сопровождаемой машинами охраны и ГАИ. Водитель и пассажир в легковушке погибли, а правительственная машина перелетела кювет, и 30 метров проехала по посадке картофеля. Алексей Николаевич получил лёгкое сотрясение головного мозга. Впервые охраняемая машина «ЗИЛ-117» попала в ДТП.
Из ЗАГСа мы приехали ко мне. У калитки нас встретила моя бабушка Нюша с иконой Божьей матери. Поздравления, хлеб-соль, и всё, как полагается на Руси в таких случаях.
Свадьба была широкой, присутствовало порядка 100 человек. Гуляли в
столовой пионерлагеря «Мир». От Любы были: мама с бабушкой, два старших брата, старшая сестра из Калуги, и две подруги. Остальные гости мои: большая родня, мои друзья и друзья родителей. Жить мы стали у тёщи в Дулепово. Таким образом, мои родные места с детства остались со мной, а это территория в 1 квадратный километр: хутор Живага, деревня Дулепово, пионерские лагеря: "Мир", "Солнечный" и "Заря".
Ещё до моей службы в армии, пионерский лагерь «Солнечный», расположенный рядом с пионерлагерем «Мир», только на другом берегу пруда, через дорогу, расширил свою территорию, и дом на Живаге, в котором жила моя бабушка, оказался в этой зоне. Таким образом, хутор прекратил своё существование. А бабушке, Анне Феоктистовне, дали комнату в посёлке Матросова, в двухэтажном, кирпичном доме, в котором «система коридорная», по Высоцкому, и меня прописали к ней. Она же переехала к своей младшей дочери Зое. Так, у нас с женой было своё жильё в 10 квадратных метров. Готовили в доме пищу на керосинках, которые стояли у каждой, входящей в комнаты, двери. Мы первые купили газовую плиту с двумя конфорками.
Жарю я на этой плите картофель, вернувшись с работы, а из соседней комнаты выходит Володька Вдовин. Вот это встреча! Оказалось, что он тоже прописался в этом доме, к своей жене. Вернувшись со службы, мы с ним ещё не встречались. Разговорились.
- Хорошо быть женатым, - поделился я своей радостью с другом, перемешивая картошку, - здорово жить вдвоём.
- Ничего, скоро тебе будет хотеться побыть одному, - охладил меня
Володька.
Я этому не поверил, и пропустил его слова мимо ушей. Мне, на самом
деле, было хорошо. Хорошо, когда в семье обеим - хорошо. Он-то женился до армии, и у него тогда же родился сын. Поступило предложение: «По такому случаю надо выпить». Мы оставили наших жён, Любовь и Надежду, дожаривать картошку, а сами направились в магазин. В посёлке водки не оказалось, и мы на рейсовом автобусе поехали в город. Обошли магазины, где продавались спиртные напитки, водки нигде нет. У магазина «Погребок» мы встретили водителя из ГАТП, Ивана Романова, который приехал на своём «Запорожце», «ЗАЗ-966». Он нам предложил съездить в магазин за стекольным заводом, на Тургеневской улице. Ни в нём, ни в Обуховском магазине водки не оказалось. В общем, зелье мы купили за городом, приехав в Берёзки. И, конечно, в «Запорожце» бутылку распили на троих, куда денешь Ивана, благодетеля. Домой мы вернулись в десятом часу вечера, навеселе. Картошка остыла, жёны скучали, но нас не ругали – друзья
не виделись четыре года, простительно.
В службу я втянулся. Один водитель, с которым я подъезжал, меня спросил:
- Не понимаю, как это вы стоите в любую погоду на перекрёстках? Дождь, слякоть, мороз, жара…
- Привычка, - ответил я, - единственно, к чему нельзя привыкнуть: к гибели людей, а её приходится видеть часто при ДТП.
К этому действительно нельзя привыкнуть. Горе и страдания людей надолго остаются в памяти, и тяжело отражаются на психике, особенно, если попадают в аварию дети. И приходит осознание того, что не зря ты стоишь на страже порядка, на дороге, что твоя служба нужна людям, и что надо служить, «несмотря ни на какие визги, слева и справа», как говорил Ленин.
Работая в вечернюю смену в Солнечногорске, около 20 часов я находился с напарником, Павлом Качаловым, на пересечении с улицей Баранова. Машин и людей мало, после 19 часов магазины закрыты люди сидят у телевизоров. Мимо нас в сторону центра прошёл лейтенант вооружённых сил, вскоре он уже шёл обратно, неся в авоське два батона хлеба. Единственный магазин работал до 22 часов, его называли: «ночной». Не прошло и пяти минут, как он снова вернулся, назад, и подбежал к нам.
- Там девушка убитая лежит, - сообщил нам лейтенант.
Она лежала у Ленинградского шоссе, между пешеходной дорожкой и невысоким забором из штакетника, у частного дома, недалеко от третьей проходной курсов «Выстрел». Я первым спустился по откосу и наклонился над ней. Платочек надвинут на лицо, на нём была кровь, больше видимых повреждений не было. Лёгкая курточка, подол платья был задран вверх и трусики приспущены. Я взял её за руку, и она застонала. «Жива»! Мы вызвали скорую помощь и милицию. Первой подъехала машина скорой помощи, и когда мы девушку перекладывали на носилки, она произнесла: «Не трогайте меня». Прибыла опергруппа. Осмотрели место, и один из оперативников предположил:
- Может на неё был наезд машиной.
Неочевидная версия, но её надо было проверять. В приёмном отделении пострадавшая девушка лежала на спине в одной нижней, короткой рубашечке, с закрытыми глазами, без сознания. Худенькая, светловолосая, с веснушками на лице.
- Может её машиной сшибло, - спросил я у женщин в белых халатах, озвучивая версию сотрудника ОВД.
- Машиной не знаю, а вот бутылку она сшибла, - ответила мне одна из них.
- Как вы определили? – спросил я.
- Матом ругалась.
Потом я узнал, что она умерла. Люба Козлова, 18 лет. Приехала из техникума
на электричке, и шла пешком домой. Её, обычно, родители встречали, но не в этот день. До сих пор у меня вопрос: «Почему на момент моего прихода она была не в реанимации? И была ли там потом».
В первый год службы я действовал строго по инструкции: нарушил водитель ПДД, объясняешь ему, в чём его ошибка, и делаешь прокол в талоне предупреждений. Несмотря на лица. Однажды мною за нарушение проезда перекрёстка был остановлен подполковник милиции, преподаватель Академии МВД СССР, и он дальше поехал с отметкой в талоне. Останавливал я одного водителя за превышение скорости, в водительском удостоверении читаю его данные: «Фалькенштейн Абрам Иосифович».
- Вы превысили скорость в населённом пункте, товарищ водитель, - объявил я ему.
- А какой русский не любит быстрой езды, - сразу обезоружил он меня.
Как его накажешь? А вот жалею, что сделал просечку в талоне водителю с
русской фамилией, с отчеством «Иосифович», а у него слёзы выступили на глазах.
- Что случилось? – спросил я, - Вы же согласились, что нарушили Правила дорожного движения. Я не прав?
- Я нарушил, но вы мне прокололи талон потому, что я еврей, - заявил он мне.
Это выказывание меня даже возмутило, и я возразил:
- Да, вы что? У меня и в мыслях не было. Нас же с вами воспитывали в духе интернационализма.
«Потом, у нас зам. начальника по службе, майора милиции, Мишина, звали Иосиф Гаврилович. А Сталин кто? Они что, тоже евреи»? Не определяют же национальность по отчеству, или имени», - успокаивал я себя. Долго этот случай не выходил у меня из головы.
И, по правде сказать, я никогда не думал, что еврей может работать водителем на грузовой машине. «Всё же, надо было бы ограничиться предупреждением, или записью в путевом листе о нарушении», - подумал я.
Я понял, что нельзя подходить к людям, одинаково, хотя и по закону. Надо учитывать обстоятельства, при которых было совершено правонарушение, умышленно оно было совершено, или по неосторожности. Вообще, это морально сложно: выявлять нарушение, выносить решение, и исполнять его же. Один водитель на посту 49 км, получив обратно от меня свои документы, вышел и пожаловался моему напарнику, Николаю Никанорову: "Надо же! Улыбался, улыбался, а прокол в талоне сделал".
Николай передал мне его слова, которые меня удивили.
- А что же, я должен, сделать зверское лицо? – спросил я Николая.
Решения принимаются: от тяжести правонарушения: была ли угроза безопасности дорожного движения, или нет, была ли создана аварийная ситуация, или нет, сознательно ли водитель пошёл на нарушение, или случайно. Я исходил из этого постулата.
Работаю я на перекрёстке 47 км и вижу, как со стороны железнодорожного переезда, по резервной зоне с обгоном нескольких машин, движется «Жигули». Останавливаю, за рулём девушка, редкое в то время явление. Рядом молодой человек, на заднем сиденье, видимо, родители. В открытое окно двери она протянула мне водительские документы, я объяснил ей пункт правил, которое она нарушила, и пошёл в помещение поста заполнять извещение о нарушении ПДД. Девушка осталась в машине – это её право. Водительское удостоверение ей было выдано два месяца назад. Ко мне зашёл молодой человек и попросил:
- Не делайте ей прокол в талоне, она плачет.
- Мне её жалко, - ответил я ему. - Но, если она с такой ездой разобьётся, мне будет жалко в сто раз больше. Поэтому, просечку в талоне она будет помнить, и управлять машиной, надеюсь, будет осторожней. Извините.
В конце вечерней смены у меня на участке случилось ДТП с пострадавшими, и домой я вернулся во втором часу ночи. А жил я с женой пока в деревне у тёщи, Марии Козьминичны. Дверь была на крючке, и чтобы не будить тёщу стуком в дверь, – ей рано утром надо было идти на дойку коров, - я решил, просто открыть окно на кухню, и пробраться внутрь, благо оно было низкое, и не закрыто на шпингалет. Что я и сделал, стараясь не шуметь. Не включая свет, я прошёл в комнату и тихо сел на диван, чтобы не беспокоить жену. Я сразу понял, что совершил глупость, после того, как жена с кровати спокойным голосом, будто не спала, спросила:
- Где ты был?
- Как где? На работе, - ответил я, - уже понимая, что, крадясь, как
вор, я вызвал у супруги подозрение. Оказался без вины виноватым. Это был
первый конфликт с женой.
В рабочее время находились мы с Александром Лопатниковым в деревне Ложки. По расстановке я должен был нести службу на перекрёстке 52 км, на повороте в посёлок Поварово, а Лопатников на мотоцикле обслуживал участок с 49 по 61 км. Он ко мне подъехал. Остановили мы «Москвич-408», водитель, которой нарушил правило обгона, и к нам из-за руля вышел актёр, снимавшийся во многих фильмах, в том числе, играл роль в тех самых, «Неуловимых мстителях», Савелий Крамаров.
- Что-то у Вас . Вспомнилась Наташа, которую я не догадался пригласить в кинотеатр. проколов много? - спросил Лопатников актёра,
рассматривая его тало предупреждений.
- Я тогда был не популярный, - ответил Крамаров.
- А сейчас популярный? – спросил я.
- Сейчас популярный, - заверил меня Савелий.
- Ну, если популярный, то поезжайте, только аккуратней, - пожелал ему
Александр.
Когда мы осуществляли пешее патрулирование на том, или ином подвижном участке дороги, то не ездили туда-сюда на попутных машинах, а время от времени интересовались дорожной обстановкой у водителей. Так, я с такой целью остановил в Дурыкино жёлтенький «Москвич», и сразу забыл, чего хотел спросить, увидев за рулём Евгения Леонова. При виде его невозможно было удержаться от улыбки. Мы все знали, что его родной дом находился в деревне Давыдково, прямо на 79 км Ленинградского шоссе, почти напротив магазина. Земляк.
- Не надо документов, проезжайте, пожалуйста, - сказал я ему, увидев, что актёр полез во внутренний карман.
- Скажите, где-то с правой стороны был красивенький такой магазинчик, - спросил Леонов.
- Это - в Ложках, дальше, через три километра, - ответил я.
- Вот, видишь, Ванда, - обратился он к спутнице, - я говорил, что мы не доехали.
Лето 1972 года было жарким, в июле в Шатуре начали гореть болота, и запах дыма чувствовался даже у нас. Наше отделение перешло на усиленный вариант работы. Иван Захаров работал на посту 47 км, когда туда подъехал Министр внутренних дел СССР, генерал армии, Щёлоков Николай Анисимович. Министр обратил внимание, что сотрудники в жаркую погоду были без галстуков, расстегнуты две верхние пуговицы на рубашках, но рукава длинные.
- А почему у вас рубашки не с короткими рукавами, - спросил
инспекторов министр.
- Таких рубашек нам не выдавали, - доложили ему.
Вскоре на склады поступили рубашки с короткими рукавами и отложенными воротничками, в том числе и белые. Как-то я после вечерней смены возвращался домой в белой рубашке, и в белой фуражке, и натолкнулся на компанию парней, в которой затевалась драка.
- Ну-ка, прекратить хулиганство, - крикнул я, проходя мимо.
- Морячок, иди, иди. Не мешай, - бросил мне один с них.
Но моё замечание на время приостановило их дальнейшие действия.
И в августе у нас с Любой родилась дочка, и я назвал её Еленой.
Щёлоков был лучшим министром, он многое сделал для становления советской милиции, для повышения её имиджа и улучшения её деятельности. Одни концерты, посвящённые Дню милиции, чего стоили. Правда, с его именем у нас произошёл казус. Младший лейтенант, Юрий Воробьёв, остановил «Мерседес», за рулём которого находился сын Щёлокова. Он остановил его за превышение скорости, и не нашёл ничего
лучшего, как передать привет министру.
- Счастливого пути, привет папе, - произнёс он.
В министерстве посчитали это оскорблением, и решили, что Воробьёв подлежит увольнению из органов внутренних дел. Юрий был хорошим инспектором, и хорошо, что руководство нашло возможность избежать такого наказания: на какое-то время перевели Воробьёва из Клинского района в Солнечногорский.
Железнодорожный переезд на Ленинградском шоссе был единственным, и он просматривался с обоих постов. Стою я на ближнем к железной дороге, стационарном посту 49 км, на семафоре зажглись красные фонари, опустился шлагбаум. Выстроившиеся в один ряд машины объехал чёрный «Мерседес» по средней полосе, с пересечением сплошной линию продольной разметки. Средь белого дня, на глазах инспектора, похоже автомобиль Щёлокова. Поднял жезл, так и есть: номерной знак 00-07. Подхожу со стороны водителя, в машине четыре человека. Попросил документы, читаю: «Щелоков Игорь Николаевич, 1948 года рождения». Вернул водительское удостоверение, и, памятуя Воробьёва, говорю:
- Я не имел права Вас не остановить, счастливого пути.
- До свидания, - ответили мне.
Дело даже не в том, что Игорь был сыном министра, он был сотрудником милиции, а сотрудники милиции к административным взысканиям не привлекались, к ним принимались меры дисциплинарного характера.
С этим переездом много происходило событий. Военный лётчик на
личной «Волге» совершил наезд на впереди остановившуюся перед шлагбаумом автомашину «Москвич-412».
- Как же это получилось, товарищ полковник? – задал ему вопрос
старший инспектор ДПС, Владимир Клинов.
Лётчик объясняет:
- Я с Шереметьева домой еду, к себе на аэродром, в Мигалово. Задумался. Вдруг передо мной загорелись красные фонари, стоп-сигналы впереди остановившейся машины. Я штурвал на себя, вверх уйти не получилось, а тормозить уже было поздно.
Другой водитель проехал на запрещающий сигнал светофора. Его
остановили.
- Товарищ водитель, вы проехали железнодорожный переезд на
красный сигнал светофора.
- Нет, товарищ инспектор, я проехал на зелёный свет, - возразил
водитель.
- Там нет зелёного света, - говорит ему инспектор.
- Тогда на жёлтый, ведь, шлагбаум был открыт, - продолжал
изворачиваться водитель.
- На переезде существует только красный свет. Он или загорается, или нет, - объясняет ему сотрудник ГАИ.
- Я всё равно не нарушил, потому что красный сигнал ещё моргал.
- Товарищ водитель. Вы, когда проезжали переезд, слышали звуковой
прерывистый сигнал?
- Сигнал слышал, - соглашается тот.
- Так вот. При приближении поезда на переезде включается
попеременно мигающий красный свет, и одновременно звуковой сигнал, а через 16 секунд опускается шлагбаум. Вам нельзя было ехать.
В сентябре, в ночную смену, я работал на посту 47 км. В пять часов утра стало рассветать, и я увидел, как две автомашины марки «Жигули», белого цвета, одна за другой, совершили обгон на спуске, по резервной зоне. Останавливаю. Машины с ленинградскими номерами встали прямо на перекрёстке передо мной. Я подошёл к первой, в машине четверо: пассажир на переднем сиденье опустил стекло. Я не успел представиться, как уже этот пассажир начал оправдываться:
- Товарищ, инспектор. Мы с Олимпиады, едем в Кремль за наградами.
«Баскетболисты». Догадаться было не трудно: коленки водителя возвышались над рулём».
- Смотрел, смотрел. Здорово Едешко с Беловым разобрались за три секунды, - сказал я.
- А вот он, наш герой, Саша Белов, - показал водитель на парня,
на заднем сиденье справа.
- В таком случае попрошу ваши автографы.
Я протянул им блокнотик, и они все четверо поставили свои подписи. Рядом с Беловым сидела красивая девушка. Она с подписью написала цифру «8». По росписи я понял, что это была Татьяна Овечкина, динамовка, из женской баскетбольной сборной Советского Союза. Сейчас её сын, великий хоккеист, Александр, тоже играет под таким номером в НХЛ.