**5**
Из биографии Сервантеса (29 сентября 1547, XVI век — 23 апреля 1616, XVII век) можно сделать вывод, что он был человеком рискованным, смелым, мужественным. В возрасте двадцати четырёх лет в морском сражении с турками он получил два ранения: одно было в грудь, второе – в левую руку, как потом он сам написал: «к вещей славе правой руки». Вообще, думаю, что Сервантес, ко всему прочему, обладал большим чувством юмора, но продолжаю. После госпиталя он возвращается обратно в армию, которая в это время располагалась в Италии, и всё своё свободное время Сервантес посвящает изучению литературы, искусства, архитектуры, богатство которых так поразили его.
Возвращаясь из Италии домой, он вместе с братом был захвачен в плен африканскими корсарами и продан в рабство. Несколько раз Сервантес предпринимает попытки бежать, что является подтверждением его мужественности, причём рабочая рука у него только одна. И даже когда на его шее уже была верёвка, он остаётся непреклонным, говоря, что это он придумал весь план побега. К счастью, благодаря непрекращающимся усилиям отца, сначала был выкуплен брат, а позже и сам Сервантес получил долгожданную свободу при поддержке общественной организации, занимавшейся выкупом пленных. Стоит отметить, что на тот момент Сервантесу тридцать три года.
Через некоторое время он уходит с военной службы и начинает писать. Правда, пьесы дохода не приносят, и он вынужден сначала устроиться на должность комиссара по поставке съестных припасов, а позже на должность сборщика налогов. Благодаря этим двум должностям Сервантес много ездил и видел, как живёт крестьянство, и что происходит на его родине. Благодаря этим же двум должностям он дважды оказывается в тюрьме. И существует предположение, что он начал задумываться над романом, как раз, когда находился в тюрьме.
Впрочем, об этом автор сам прямо пишет в начале Пролога: «А когда так, то что же иное мог породить бесплодный мой и неразвитый ум, если не повесть о костлявом, тощем, взбалмошном сыне, полном самых неожиданных мыслей, доселе никому не приходивших в голову, - словом, о таком, какого только и можно было породить в темнице, местопребывании всякого рода помех, обиталище одних лишь унылых звуков?».
Сервантес много всего пережил, при этом постоянно находясь в нищете, хоть она была не крестьянского происхождения, а дворянского. Меж тем, вокруг ходили сытые священники, нагоняющие на всех ужас и страх, а он вынужден был забирать у крестьян последнее, когда исполнял свои должностные обязанности. Нет, я не идеализирую его. Просто разве об этом говорил Иисус Христос. Поэтому можно предположить, что во время пребывания в тюрьме Сервантес задумывает роман, чтобы Христос смог проехать по Испании, как путешественник, и своими глазами увидеть всё беззаконие. А Санчо Панса – это сам он, Сервантес, обыкновенный человек, со всеми своими достатками и недостатками.
Инквизиция, безусловно, прочитала роман, и, возможно, догадываясь о чём-то подобном, намеренно оставила могилу автора без надгробной надписи, и поэтому она долгое время оставалась затерянной. Памятник Сервантесу появился в Мадриде только спустя двести двадцать лет. На пьедестале надпись гласит: «Мигелю де Сервантесу Сааведре, царю испанских поэтов».
Маска Дон Кихота – это маска безумца. Обвинить, заподозрить, уличить автора в какой бы то ни было ереси для инквизиции сделалось просто невозможным. А вот в книге Льоренте «Критическая история испанской инквизиции» я прочитала буквально следующее определение одного из терминов святого трибунала: «Аутодафе общее. На нем появляется большое количество виновных всех разрядов: лица, сжигаемые после удушения, как еретики-рецидивисты, хотя и раскаивающиеся; такие, которые представлены в изображениях, с их выкопанными из могил костями, как умершие нераскаянными; такие, от которых имеются только одни изображения, как приговоренные заочно. Бывают также еретики, примирившиеся с Церковью, исповедавшиеся и раскаивающиеся; отбывающие епитимью, уголовные преступники; лица, заподозренные в ереси, которые произносят отречение и освобождаются от наказания условно (ad cautelam), с предупреждением».
То есть, иными словами, если бы инквизиция смогла бы хоть за что-то зацепиться, то исполнила бы Аутодафе общее. А за не имением доказательств, оставила могилу без надгробной надписи.
Это стало одним из моих предположений, почему могилу оставили без надгробной надписи. Спустя время неожиданно появилось второе, о котором расскажу в восьмой части...