Написано для 35-го конкурса «Ирония судьбы или»
Внимание: фанфикшн; действие разворачивается в фандоме «Последний из могикан, или Повествование о 1757 годе » Фенимора Купера
ЛИКВИДАЦИЯ "ХВОСТА"
При сильных порывах ветра начинало дребезжать стекло. Варварским тамтамом рокотал подоконник под непрекращающейся канонадой дождя. Удача возносит на розовых крылышках в райские кущи, да роняет в грязную лужу.
Здравствуй, Новый Год и Рождество. Витькину гитару бы сюда, но тот охмурял блатными аккордами Ленку. А Инга Смолина вместо крутого загула срочно валяла курсовую на издевательскую тему «Жизнь фронтира по книге Джеймса Фенимора Купера «Последний из могикан». И как британский форт был разрушен до основания, так и хвосты предстояло ликвидировать одним точным марш-броском.
Французы бились насмерть с Британией руками индейцев за индейские территории реки Огайо до последнего могиканина. И Франция была разгромлена. Какая досада.
В дверь забарабанили.
– Инга, давай к нам: голодная небось, у нас и салат, и картошечка отварная, – услышала Инга Ленкин голос.
Нахалка такая: увела Витьку, а теперь жаждет продемонстрировать, как он Ленке песенки поёт. И даже готова подкормить «Ингу брошкину» объедками с барского стола.
– Гуся! – к Ленке присоединился коварный изменщик Витька, его голос звучал громче и веселее. Тот самый Витька, по которому страдала треть девок с курса, и который коллекционировал их, словно могавк скальпы гуронов. – Придёшь?
– Нет. Меня завтра Лёвчик допрашивать будет.
За дверью посопели, пошаркали и ушли. Лев Гурьевич – сила.
Инга швырнула в дверь потрёпанный томик Купера. Сползла с койки. Вытащила из холодильника пару банок пива, добавила сырок «Дружба».
«Всем ты Гуся хороша, – зазвучал в башке Витькин голос, – Да только с тобой и тараканы не выживут». Подлец, мысленно возмутилась Инга, добавила третью жестянку «Гиннеса», чипсы и мандаринчик. Вот назло буду праздновать на всю катушку, решила она. И всем Витькам подавиться салатами, а его прехехе отравиться шпротами. У меня такой парень будет, что все наши девки от зависти штабелями ложиться вдоль стен будут, а Витька... Витька так просто лопнет от комплекса неполноценности.
Из-за стены раздался бой курантов, усиленный грохотом кастрюльки об крышку. Или поварёшки о сковороду, через стену не углядеть. Инга расхохоталась.
Чем не праздник? Праздничная тумба накрыта. За зеркальную полку засунута еловая ветка, декорированная зачёткой и тысячной купюрой. Чем не ёлочка-красавица, что в гости пришла. Инга расставила и зажгла свечки. Устроилась на койке, завернувшись в одеяло индейцем. К сожалению «нью ё композишн» оказалась за спиной. Пошарив за тумбочкой, выудила немаленькое зеркало и поставила на тумбу так, чтобы любоваться ёлочкой, подпёрла томиком злосчастного Фенимора.
– Здравствуй, душка, Дед Мороз! У тебя прекрасный нос. В гости к Инге приходи, ей подарочки неси. Приведи ей жениха, хихихи и аххаха. Весело-весело встретим Новый Год! – Пропела она, чокнувшись с зеркальным отражением банкой. И подпрыгнула от удивления, залив тумбу пивом, поскольку в зеркале отразилась красавица. Она кокетливо приподняла вуаль, являя закатному солнцу чудесный овал лица и шикарную гриву чёрных кудрей в обрамлении еловых лап.
Очередной порыв ветра заулюлюкал могавками на тропе войны и осыпал градом дождевых стрел оконное стекло и подоконник.
– О, сила огня обрати любовь моего избранника на меня. Да будут его чувства ко мне горячими как пламя, чистыми как вода и глубокими как зеркало. Как достигнет огонь воды, так принесут результат мои труды. Слово моё крепко, так и будет, – распустив волосы заворковала Инга. – Суженый-ряженый, приди ко мне ужинать. Прихвати жареного порося и тушёного карася.
Но в зеркале ничего интересного и занимательного больше не отразилось. Инга вернулась к работе. Итак, что там с колонистами? Из злополучного форта Уильям-Генри в крепость Эдвард индеец принёс весть о наступлении французов Монткальма вместе с просьбой о подкреплении. Перепуганные англичане окопались по крепостям и дрожали, словно листья. Прям, побежит Вебб, спотыкаясь и падая. Ему самому нужна армия. Он не оставит собственную крепость без защиты. А Манро и так обойдётся солдатами с моряками и волонтёрами-колонистами. Но Вебб всё-таки послал некоторое подкрепление, видимо тех, кого не жалко, например, носителей оспы. Хотел в нагрузку к колонне определить и полковничьих дочек, да только индеец-скороход «вызвался проводить их» вместе с майором наикратчайшим путём. И куда, спрашивается, бедному колонисту податься: налево индейцы, французы направо. За Железняка – Соколиный Глаз, Магуа – за Сусанина.
Общежитие разгулялось вовсю. Темнота озарялась фейерверками. Доносились пронзительные вопли. Грохотали за стенами, визжали в коридоре.
Можно подумать, что именно там, под оглушительный барабанный грохот, выходил в поход боевой отряд королевских наёмников и поселенцев. Тумбочка заходила ходуном, зеркало задрожало.
Вопреки всем законам физики в стекле отразилась обложка книги.
Из зазеркалья угрюмо выступил жуткий лес. Корявые сосновые сучья в пятнах лишайника и клочьях мха суставчатыми лапами грозили вцепиться в лицо. Мощные стволы гнилыми клыками вспороли космы непролазных кустарников. Молодая блёклая поросль струилась потёками голодной слюны.
Жуть какая! Инга встряхнула головой, избавляясь от наваждения. Но нет. В зеркале отразилась пара девушек. А за ними, прислонившись к дереву, стоял высоченный индеец. Неожиданно у Инги всё поплыло перед глазами. Когда мелькание поутихло, она не завизжала только потому, что не получилось. Ничего не вышло: не смогла ни только шевельнуть рукой или ногой, оглянуться или себя ущипнуть, а просто вдохнуть или выдохнуть.
Она изумлённо таращилась на чью-то спину в красном мундире с золотым позументом, будто собираясь прожечь дырку, а потом услышала, как цедит сквозь губу, обернувшись к индейцу:
– Что Хитрая Лисица желает сообщить дочери Манро?
Инга оторопела: она что, вселилась в Кору, старшую дочку Монро? Но почему же та ведёт себя, как её батюшка перед рекрутом, налакавшимся в зюзю? Можно бы и поласковее быть, реверанс изобразить, ресничками похлопать. Значит, красномундирник – это Дункан, индеец – Магуа, а она, Инга, вынуждена пребывать в сознании Коры? Вот влипла!
– Слушай, – ответил индеец, иезуитски ухмыльнулся и скрестил руки на груди. – Магуа рождён вождём и воином племени красных приозёрных гуронов. Он двадцать раз видел...
– Я уже слышала об этом, – вставила Кора, не обращая внимания, что Магуа едва сдерживает ярость.
– Но виноват ли Хитрая Лисица, что голова его сделана не из камня? Кто дал ему огненную воду? Кто превратил его в низкого человека? Бледнолицые, люди твоего цвета!
– А разве я виновата, что на свете встречаются бессовестные люди с тем же цветом лица, как у меня? – Изрекла Кора с умным видом.
– А я? Я, по-твоему, виновата, да? – удалось вклиниться в диалог Инге, но её не услышали.
– Нет. Магуа – воин, а не глупец. Я знаю, такие, как ты, никогда не раскрывают губ, чтобы выпить огненной жидкости. Великий Дух дал тебе мудрость.
«Подумаешь перебрала пива в новогоднюю ночь до глюков, нечестно об этом напоминать, другие так вхлам могут нажраться, и ничего», – мысленно возмутилась Инга, вынужденная произносить идиотские слова красивым грудным контральто, и ощущая себя насмерть отсиженной из-за неудобной позы, ногой.
– Что же я могу сделать или сказать, чтобы облегчить последствия твоих несчастий или заблуждений? – никак не могла заткнуться Кора.
Умолкнуть идиотка, вот что! Он сейчас тут люлей отвесит всем за всё хорошее. Нет, почему так? Почему-то все перемещаются в прекрасных магичек. Встречаются с красавцами эльфами. А она без магии, без меча и ни словечка не вымолвить. Эй, Чингадчук, явись и спаси меня, любимую!
– Скажи, Магуа, что ты хочешь сделать? – спросила Инга, голосом Коры.
– Слушай, – снова сказал гурон. – Светлоглазая вернётся на берег Хорикэна и все расскажет старому вождю, если только темноволосая девушка поклянётся именем Великого Духа своих праотцов не солгать.
– А что я должна обещать?
– Когда Магуа покинул гуронов, его жену отдали другому вождю. Теперь Магуа снова подружился с ними и вернётся обратно к могилам своего племени, туда, на берега Великого Озера. Дочь английского вождя должна идти с ним и навсегда поселиться в его вигваме.
– Приятно ли будет Магуа делить своё жилище с женой, которую он не любит? Я думаю, он поступит лучше, приняв золото Манро и купив дарами сердце другой.
– В таком случае, снова почувствовав удары на своей спине, гурон знал бы, где найти женщину, которой он передал бы своё страдание. Красивая дочь Манро носила бы для него воду, жала его хлеб, жарила пищу. Тело седого вождя спало бы среди пушек, но Хитрая Лисица держал бы его сердце в своих руках! – Злорадно заявил он после минутного молчания и похотливого созерцания Коры.
– Чудовище! Ты вполне заслуживаешь своего прозвища! – Стыдливо потупив глаза мяукнула Кора.
«Вот дура! Она же с сестрицей находится в руках кровожадного дикаря, а он вместо того, чтобы отдать сестёр на потеху своим воинам, вздёрнуть за яйца офицера вражеской армии оказывает ей честь стать законной женой вождя. А прочих, пальцем не тронув, отпускает восвояси. И кто, спрашивается, «чудовище» после всего этого? Ты же всех в могилу запихиваешь своим тупым упрямством! Ну согласись, а потом накорми на ужин бледной поганочкой, подай жареную бизонью котлету с холодным красным вином, напои кофе с алмазной пылью из своих серёжек, в чём проблема-то? Дать бы тебе, чурочка-дочурочка по темечку, чтобы полежала немного в отключке, пока бы я тут порядок навела. Вот и кустик подходящий растёт», – Инга начала беситься.
Но тут её саму словно оглушило томагавком! Рядом с Дунканом рос потрясающей красы белый гриб. И к этому самому вождю всех окрестных грибов направился какой-то индеец, размахивая в предвкушении знатной добычи внушительным ножичком, явно изо всех своих коварных сил притворяющийся, что ничего, кроме золотистых локонов сестры Коры, он не видит на тысячу миль вокруг.
В Инге оружейным залпом из всех стволов полыхнули ощущения, звуки и запахи!
– Не трожь, гад! Моё! – Она ринулась наперерез остолбеневшему гурону, желая сцапать гриб раньше. Забыв, что Кора стояла в длинном платье и предательски выписав знак бесконечности надёжно стреноженными ногами, грянула оземь, тормознув головой о железобетонный живот Магуа. Тот слегка откачнулся назад, а перед глазами расплывались и качалась тумбочка, медленно вальсировали окно со стенами, вспыхивали и меркли в языческом танце огоньки свечей. В руке была стиснута открытка с изображением несостоявшегося трофея. А из зеркала на неё смотрел потрясённый Магуа. Какое-то мгновение.
Потом по стеклу пробежала рябь. И опять всё стало так, как и должно было быть.
Стараясь не обращать внимания на празднества, Инга всматривалась в зеркало. В окно ударилась петарда и с шипением погасла.
Тем временем, в зазеркалье, Кора прикрылась от любопытствующих сестрицей-Алисой, и они тронулись в путь.
Нестройные ряды численностью около трёх тысяч человек медленно двигались через низменность, стекаясь к оборонному пункту в том месте, где дорога к Гудзону сворачивала в лес. Как и следовало ожидать, появились союзные французам индейцы. Инга поняла, что форт уже был сдан.
Среди капитулянтов оказались самые настоящие афроамериканцы-рабы, «по самое не могу» нагруженные хозяйским скарбом. Без всяких надсмотрщиков они из последних сил пёрли на собственных горбах хозяйское добро, явно интересовавшее индейцев. Какой-то чёрный в красную полоску и белый горошек воин-абенака вцепился в жёлтый тюк, громоздившейся на дюжем негре, едва переставлявшем от тяжести ноги.
Тот протестующее заорал и, выпустив тюк, толкнул нападавшего в грудь.
Экспроприатор покачнулся от толчка и, чтобы удержаться на ногах, шарахнул оскорбителя томагавком по шее.
Ярко-алой струёй ударил фонтанчик из повреждённой артерии.
И вдруг прямо над головой раздался зловещий и устрашающий вопль. Индейцы, рассеянные по лесу, вздрогнули при звуках этого хорошо знакомого им клича. Тотчас же по всей равнине пронёсся дикий вой; раздался он и под сводами леса.
И словно дьявольским эхом завибрировал лес, заголосили небеса, завизжала земля под ногами. Тысячи дикарей хлынули из чащи на равнину. Воцарилась смерть.
Дай волю, Инга бы сама ударилась в паническое бегство прямо под окровавленные томагавки. Но Кора отключаться не желала, а топталась на холмике, тиская за плечи Алису.
Глазами выхватив из толпы нападавших высоченного гурона, что окровавленными руками раздирал ещё трепещущую человеческую плоть, запихивая в рот окровавленные куски, и неправдоподобно густая, почти чёрная кровь масляно пятнала ему грудь, стекая по подбородку. «Ой-й-йорш твою меть, матерь Божия, спасисохраниипомилуй меня», – всхлипнула Инга и согнулась в рвотных спазмах.
Над головой немузыкально заорал гимн Давид. Звуки его песни обратили на себя внимание пробегавшего мимо индейца. Магуа! Господи, благослови его грешную душу. Похищай нас, убивец проклятый, немедленно и уводи куда подальше.
— Пойдем! — он подхватил окровавленной рукой Кору за воротник.
– Прочь! — выкрикнула она и закрыла глаза.
Индеец, смеясь, поднял свою окровавленную руку:
– На этой руке кровь красная, но она из тела белых! – Самодовольно ответил дикарь. – Магуа – великий вождь, пойдёт ли темноволосая к его племени?
— Ни за что! Лучше убей меня сразу!
На здоровье! Давно пора пришибить эту идиотку! Дурак ряженый! По сюжету тебе положено действовать начинать, кретин расписной.
Что было дальше, Инга помнила слабо. Её крутили, тащили, роняли, трясли. Перед носом качался конский круп, мелькали копыта, проплывали ветки и стволы. Потом её уронили на что-то твёрдое, сверху накинули нечто мягкое. Смирившись с неизбежностью, она решила все разборки перенести на утро.
А оно началось с вороха вонючих шкур, в которые Ингу, как оказалось, укутали и пинка ногой в бок, от которого она собственно и проснулась.
Так называемый дом вождя показался колхозным коровником, пережившим кинжальный артобстрел и последующее нашествие племени диких мамонтов. Чтобы привести в относительный порядок расшатанные нервы, Инга переползла в уголок почище, задрав голову, пересчитала все видимые в щелях звёзды. Такое вот раннее сраное утрецо.
Только, как ни крути, нужно было обзаводиться собственным имуществом и подходящей одеждой. Украшения: драгоценности, ленты, рюшки: всё, что можно от платья и нижних юбок оторвать, всё в дело пошло. У дочери полковника оказался филиал ювелирной лавки.
Рассвело. Вдоль высокого частокола сновали призрачные тени, плохо распознаваемые в клубах тумана. Моментально отсыревший подол то и дело цеплялся за разнообразные колья и деревянные ежи. Приставая к торопливым скво с наглыми просьбами, подкрепляемыми колечками-лентами-бусинками и прочими сюси-пусинками и сопровождаемыми отчаянной жестикуляцией, Инга вскоре обзавелась берестяным туеском, связкой копчёной рыбы, мешочком риса и большой тыквиной. Открытую враждебность к новоявленной жене вождя проявлять не посмели.
Когда она вернулась, то Магуа ещё спал, противно и мерзко сопел. Спал так, что хотелось захрапеть у него под боком или шарахнуть пару раз между глаз чем потяжелее. Но Инга не сделала ни того, ни другого. Она вскипятила воду камнями из подобия очага, забросила туда рыбу с рисом. Вскоре хлёбово было готово. По хижине распространился неописуемо вкусный аромат, способный поднять даже мёртвого. К сожалению, индеец был слишком живым, чтобы проснуться. Такой уютный красавчик, тихий и спокойный. Так бы с ним и поваляться всё утро.
Рассмотрев похитителя во всех подробностях, Инга умилилась, возмутилась, что вынуждена всё утро кухарничать и скинула на Магуа глиняный горшок.
Помогло. Пробудился моментально. Подпрыгнул так, словно это был таз с кипятком. Злобно сверкнув глазами, прогудел что-то невразумительное, но весьма ловко схватил миску с супчиком и шумно отхлебнул.
Глаза его округлились. Он взвыл и отшвырнул миску в угол.
– Научись готовить, женщина! – прошипел он сквозь стиснутые зубы. – Хитрая Лисица не ест негодную пищу. Хитрая Лисица отказывается есть отраву, от которой отвернётся даже подыхающая с голоду собака.
– Не нравится, не ешь. Я не просила, между прочим, притаскивать меня сюда. Готовь тогда сам, покажи пример, а потом и поговорим о собаках и отраве.
– Хитрая Лисица привёл в свой дом жену, чтобы она приносила ему воду, собирала урожай на полях, готовила вкусную пищу. Хитрая Лисица не раб ленивицам, годным лишь развлекаться и требовать угождать всем своим желаниям. Хитрая Лисица – могучий вождь великого народа…
– Заткнись! Как же, Хитрая Лисица! – Заорала Инга ему в ответ. – Надо же, великий вождь! А что же этот вождь накачался до бесчувствия огненной водой, заснул пьяным под берёзами, позволил Манро связать себя и избить, словно собаку, на глазах бледнолицых солдат так, что теперь этому великому вождю стыдно без плаща показаться людям на глаза? И забрал Кору в жёны, чтобы отомстить Монро. Что, не так, я что…
В голове у Инги оглушительно взорвался огненный фейерверк, в глазах потемнело и, на какое-то время она полностью вырубилась. Ощутила спиной подушку, сильнейшее головокружение и странное онемение вкупе с неприятным жжением левой стороны лица. Перед глазами бесшумно лопались вальсирующие по кругу радужные пузыри.
В зеркале отражался перекошенный от ярости Магуа, левой рукой стиснувший ворот плаща под горлом, и судорожно комкающий правой материю на груди.
Эта… эта сука посмела меня ударить? Мне сейчас закатили оплеуху? Ну, урод, гадина, ублюдок! У…у…убью негодяя… он… как он посмел ко мне прикоснуться… Только бы дотянуться! Отомщу страшно! Смертельно и ужасно. Вот...
В дверь поскреблись. Ленка. Инга доковыляла до двери, но бывшую подругу не впустила в комнату, неубедительно сославшись на полный кавардак. Взяла трясущимися руками тарелку с каким-то непонятным месивом, вежливо поблагодарила и невежливо выставила из блока. Поставив тарелку прямо на пол, забралась в душ и долго поливалась горячей водой, пока не унялась дрожь.
Вернулась она в комнату, чтобы увидеть, как Магуа в зеркале грозит ей кулаком и услышать, как он вопит:
– Бледнолицые – собаки! Делавары – трусливые женщины! Магуа оставляет их на горах в добычу воронам!
Хрипло рассмеявшись, он прыгнул и сорвался, успев все же ухватиться руками за куст на краю утёса, повис на руках во весь рост, нащупал ногами камень, на который смог встать. Потом, собрав все силы, стал карабкаться вверх, коснулся коленями гребня горы.
Раздался выстрел.
Тело Магуа отклонилось назад, но ноги оставались в прежнем положении. Он обернулся, взглянул с непримиримой злобой и погрозил кому-то, кого Инга не увидела. Со свирепым, вызывающим видом, выпустив ветку, за которую ухватился.
– Держись крепче, идиот! – изо всей мочи заорала ему Инга, но её не услышали. Его тёмная фигура уже стремительно летела вниз головой мимо кустарника, окаймлявшего гору, летела к своей гибели.
А Инге на колени упала открытка. Воин выглядывал в бойницу форта.
Болело всё, словно её старательно отпинали ногами. Голова кружилась. Во всём теле чувствовалась слабость, руки тряслись, словно у дряхлой старухи. Будильник показывал третий час ночи. Инга улеглась, натянула на себя одеяло и немедленно вырубилась.
Однако проснулась она бодрой и, если верить зеркалу, красивой. Времени хватило даже влить в себя кружку кофе и закусить Ленкиной селёдкой под шубой.
В деканате её курсовую распринтовали и сброшюровали. Торжественно вручили ведомость и послали к чёрту. Искренне. Доброжелательно.
– Не стой, как невеста перед свахой, – отшутился Лёвчик прежде чем перейти к делу. – Выбирай билет и готовься. Посмотрим, что ты там натворила в перерывах между великими сражениями.
Инга положила Лёвчику на стол курсовой шедевр. Взяв первый попавшийся билет, она выдохнула с нескрываемым облегчением.
– Тринадцатый номер! Франко-индейские войны. Я могу и без подготовки. Это же почти мой курсовик.
– Ты можешь. Самоуверенности и нахальства у тебя, дорогая, хватит на целую армию, – фыркнул Лёвчик.
– Извините, Лев Гурьевич. Больше этого не повторится, – она никоим образом не лукавила. Больше его дисциплин в учебном плане не было. А из комиссии на ГОСах его вежливо попросили.
Пристроившись на неудобном стуле Инга принялась расписывать тезисы ответов на вопросы билета, наблюдая за мимикой Лёвчика.
Сначала он скептически ухмылялся. Потом с интересом прислушался.
– Монкальм ужасно страдал от огромного и угрожающего влияния интенданта Биго. Существование такого интенданта является скрытым фактором, который недооценивается при перечислении причин фактической потери Канады Францией. На мошенничестве Биго стоит остановиться более подробно, так как существует целая школа философской мысли, которая утверждает: Франция проиграла Семилетнюю войну в результате структурной слабости и хаотического управления финансами. У интенданта имелся целый круг лиц, состоящий из коррумпированных коллаборационистов, начиная от предпринимателей во Франции и кончая бесчестными официальными лицами в Канаде...
Когда Инга дошла до падения форта Уильяма-Генри и заметила, что атака на разоружённую колонну англичан носила и религиозный характер, брови Лёвчика поползли вверх и сложились домиком. Затем он попросил прекратить нести чепуху и вернуться к тому, что говорил на лекциях именно он, Косачёв ЛГ.
– Да там каждый куст иезуитом пищал! – возмутилась Инга. – Половина гуронов была обращена в христианство. И ещё бы не грех у маркиза спросить, почему это его вояки во время так называемой резни торчали тотемными столбами! И даже не пытались утихомирить и задобрить индейцев. А те, сами понимаете, холерики. Если пошло, так поехало. Да ещё и «огненной водой» подпоили накануне, кто в похмелье, кто в опохмелке, что миролюбию не способствует. Подумаешь, какое-разэтакое добро, чужая скатерть. Нафига в неё вцепляться мёртвой хваткой и оскорблять воина-абенака?
Брови Лёвчика сложились траурным уголком и грозились переехать на лысину.
– Что ещё за воин абенаки? Какая скатерть? Почему чужая?
– Извините, Лев Гурьевич, нас друг другу не представили. Я не знаю этого доблестного воина. Скатерть офицерская. Представляете, во время траурного отхода колонны полковника Манро всё офицерское имущество несли офицерские негры. Ой, да, извиняюсь. Афроамериканцы. Понимаете, весь гужевой транспорт был занят ранеными. Но не потащат же офицеры весь свой нехилый скарб на собственных горбах, верно? Ну, и хотел один из союзных-абенака приглянувшуюся скатёрку экспроприировать в счет, недополученной контрибуции. Чего было махаться руками, дрыгать ногами, обзываться погаными язычниками и нищими оборванцами, отстаивая хозяйское добро?
– Да что Вы себе позволяете, Инга Сергеевна? – взъярился Лёвчик, не в силах возразить конструктивно. – Что за лексикон? Подрыгаю! Погибло более двухсот человек, более пятисот захвачено…
– Сто пятьдесят восемь, – торопливо прервала Инга профессора, прекрасно понимая, что сейчас с треском вылетит из аудитории.
– Чего сто пятьдесят восемь?
– Погибших англичан, которые военные и колонисты. Убито было около пятидесяти. Скончавшихся в госпитале форта Эдвард надо отнести на счёт фронтирной медицины. Там же не хирурги были, а какие-то позорные мясники. Им только отпилить или отрубить руку-ногу грязным инструментом в немытых руках вместо лечения. Да, хорошо бы проверить и эту статистику, поскольку на конец июля численность гарнизона форта Уильям-Генри составляла одну тысячу сто солдат, немного матросов, шестьдесят плотников и восемьдесят женщин вместе с детьми.
– С детьми! – Лёвчик брезгливо поджал губы. – Что ещё соизволите мне сказать по этому поводу, дорогая Инга Сергеевна?
– Ну, девятого августа британцы сдали форт французам и длинной колонной красномундирников с колониальными минитменами выдвинулись в направлении форта Эдвард. А офицеры во главе с полковником Манро обратились к Монткальму, чтобы тот утихомирил взбешённых капитуляцией индейцев. Понимаете, какая беда, кровь воинов, пролитая во славу Франции, взывала к отмщению. Ну, во время штурма крепости было, конечно, получено несколько скальпов и стволов. Но ни одной-единой женщины! Чтобы ввести их в свои длинные дома, рассчитывая или на богатый выкуп или на рабочую силу. Кукуруза же сохла на корню! Табак, опять же, поник и скукожился. Листья тыквы в трубочку свернулись! Кто поля поливать будет, папа Карло? Я? А о трофеях из Освего легенды сложились. Легенды о захваченных скальпах и выпитых озёрах огненной воды, воодушевляющие душу краснокожего. Потому-то к шеститысячной армии маркиза и присоединились индейцы племён майами и делаваров из Огайо, оттава с верховий озера Мичиган, оджибве с озера Верхнего, меномини и потаватоми из нижнего Мичигана, виннебаго из Висконсина, сауксы и фоксы с еще более дальнего дикого запада. Они и составили передовую колонну атакующих осаждённый форт. Мало того, что отряд разведчиков был уничтожен из засады, так и идиотские приказы генерала Вебба в нагрузку к такой паршивой ситуации. Только представьте себе, Лев Гурьевич, эта бездарность требовала держаться твёрдо. Однако из опасения оставить форт Эдуард голым, отправила для подкрепления Манро не больше пары сотен солдат...
– Ну, с вами всё мне ясно, дорогая. Пааары соооотен, без скво, но со скальпами. А кукуруза спряталась и поникла фасоль. Мне только неясно, где вы нахватались подобной чуши? Я, если мне не изменяет память, говорил…
Он замолчал, наткнувшись на открытку с репродукцией Гриффина, которая почему-то была всунута Ингой в зачётку. Взяв открытку, он с брезгливым выражением стал её рассматривать, что-то бурча о горе-художниках и сопливых студентках, у которых в голове только голые мужики. Инга неожиданно для себя и профессора громко всхлипнула, а тот выронил из рук «голого мужика».
Когда же Инга справилась со слезами и смущённо подняла глаза на Лёвчика, то все мысли выпорхнули у неё из головы. Профессор пялился на пол круглыми глазами с открытым ртом, а остатки волос вокруг лысины встали дыбом наподобие ирокеза.
– У-у-ух! – потрясённо вскрикнула Инга.
Из-под стола вылезал Магуа. Живой, здоровый, в боевой раскраске и самом мерзком расположении духа.
На иллюстрации «Воин-ирокез» Роберт Гриффин