Городок

ГОРОДОК
1946 год


Санкт-Петербург
2013
Содержание

Армия 4
Повестка 4
Призывная комиссия 4
Дорога 5
Выборг – город броне техники и путан 5
Курс молодого бойца 6
Утро 6
Завтрак 6
АКМ-47 7
Три патрона 7
Присяга 8
Солдат кто ты? 9
Дорога в ГСВГ 9
Фашисты 10
Причастие 10
Германия 11
Завтрак 11
Рота 12
Вторая рота второй взвод 12
Банки 13
Истопник 14
Дневальный 14
Наряд на кухню 14
Служба достойная каждому, кому доверили оружие 15
Знамя части и денежный ящик 15
Наряд в не очереди 15
Сон на посту 16
Дежурный по штабу 17
Солдат спину потри 17
Исповедь 17
Второй пост 18
Зачёт по стрельбе 18
Летний лагерь 19
Гешефт 19
Староверы России в Германии 20
Солдат спит, а служба идёт 21
Приказ 21
Кто кого 22
Ефрейтор 22
Хлеборез 22
Диверсия 23
Узел связи 23
Пост охрана узла связи 24
Два года службы 24
Третий год службы 25
Тёмкин Иван 25
Партия 25
Дембельский поезд 26
Варшава 26
Город Ленинград 27
Жизнь вне армии 27
Сборы 1 (Лапландия) 31
Сборы 2 (летом) 34
Сборы 3 (зимой) 35
Сборы 4 (весной) 36
Сказ о бедняке Иване 37
Сей сказ о времени, в котором уместилось детство, юность. 38
Дашки козы сын 39
Брага 39
Атаман 40
Курить   здоровью вредить 40
Татарин 40
Причастие 41
Сродник 41
Сосед Юрка 42
Басаргин 42
Павлов Владимир 43
Дядя Петя 44
Картошка 45
Бабушка Дарья и доктор 46
Бабушка и смерть 47
Гадание 47

 
Армия
Повестка 
Хорошо когда начинается хорошо, а мой тесть Филин Иван говаривал всякому хорошо должно быть ещё. Жизнь допризывника на окраине такого города как такой город Ленинград была такова или ты дичь, или ты охотник. Там где я вошёл допризывный возраст, а это Кондратьевский проспект Калининского района города Ленинград  всё было просто, ты с Кондратьевского тебя бьют с Лиговки. Охтинские  бьют Лиговских, и так всё по кругу. Такое поколение, которое родилось после ВОВ по-другому и не жило. Как-то ночью к нам в коммунальную квартиру Кондратьевский 84 кв 14 вошёл наряд милиции 21 отделение Калининского района. Двери в  нашей квартире не закрывались ни днем, ни ночью, красть у нас нечего, все блокадники труженики тыла. Меня подняли с пастели, приказали одеться, из сродников была одна мать, отец в поездке он машинист Октябрьская железная дорога, ветеран ВОВ, заступится не кому. Привезли в отделение, посадили в конце коридора на лавку у окна и забыли на целые сутки. Сижу, есть хочется, спать также хочется, одно слово плен, что дальше будет не понятно, тут в коридоре появился мой брат Борис, только что демобилизовался из рядов Советской Армии, мастер спорта по вольной борьбе, служил спорт роте с его слов. Он подошел ко мне, спросил; « Сколько здесь находишься». Я пожал плечами; «Ладно» сказал он и пошёл вышибать двери в кабинеты, найдя того оперативника которому я был для чего –то нужен, велел мне зайти. Последнее слово было за братом ; «Брата моего не трожь,а то будешь дело иметь со мной».Спасибо брату вызволил, придя домой я на обеденном столе обнаружил повестку в военкомат Калининского района, если не в тюрьму тогда в армию.
Призывная комиссия
В военкомате мне дали направление на медицинскую комиссию. Собрались призывники в доме культуре завода Красный Выборжец ,всем приказали скинуть одежду. Вот чудо ни одного не забраковали все как на подбор атлеты, парни рождённые от героев прошли такую войну, могли постоять за себя, значит им можно доверить оружие а значит и защиту рубежей Родины своей России Матушки. Дома меня встретил брат Борис, он спросил « годен,» «годен» ответил я.  «Сейчас я посмотрю, на сколько ты годен» сказал мой брат и торнул меня своим кулачищем  в живот. Его кулак отскочил от моего живота как мячик от стены. «Батька» радовался мой брат. Браток действительно годен я его кулаком по животу, а он даже не пошевелился. Батя, не вставая с дивана, он читал лёжа свою любимою газету «Правда» сказал; « Не трож его сынок, я вчера вечером его шею спробовал, когда он между мной и моей маткой встал, а ты мою руку помнишь». Брат почесал затылок, как бут-то только что от батьки получил затрещину. Я с чувством собственного достоинства доложил завтра сбор у военкомата в 9 часов утра. Это был1965год 10 сентября. Утром,  рано встав, я привёл себя в порядок, после завтрака я полёгал  мешок, он был тяжел, брат снабдил меня харчами на неделю не менее. Брат стоял у порога, не входя в комнату. Мой отец лежал в постели, повернувшись лицом к стене, а мама моя стояла у окна смотрела куда-то  вдаль. В комнате стояла тишина, я так и не дождавшись напутственного благословления переступив через порог комнаты выбежал на улицу. Брат подхватив мой мешок отдал меня моей ватаге, я же когда -то был их первым атаманом. Теперь они меня, их первого атамана провожали Родине  служить, и защищать её. Но среди моих товарищей, которые меня провожали, не было моего учителя Юрки Лагутина. Ведь это он своими кулаками вразумлял меня  во дворе,  колотил он меня и моего соседа Вовку Петернёва поодиночке. Пришлось объединиться и доказать, Лагуте, так мы его звали во дворе, что четыре кулака не только крепче, но и больнее бьют, чем два кулака.  С тех пор мы, это я Басарга, и мой друг Петерня, так нас звали во дворе, мы были вместе. Юрка ростом не вышел, у него не хватало десяти сантиметров, рост его ровнялся метр сорок пять, а надо метр пятьдесят пять. Товарищи провожали меня особенно, толкали, кружили, завидовали вроде с одного года, меня призвали, а их ещё нет, надо ждать, когда повестка придёт
Тут появился Юрка, он бежал ко мне со всех ног, но споткнулся и вместо меня обнял столб. Я только увидел его спину, на мой окрик он в ответ махнул рукой. Когда брат навестил меня помосту прохождения курса молодого бойца, он сообщил мне, что Юру Лагутина спустя месяц призвали в ряды Советской Армии, подрос. На Ватутино где находился райвоенкомат, народу не протолкнутся, провожающие в основном девушки видно подружки дождутся или не дождутся, покажет время. Меня провожал мой брат Борис
Дорога
Автобусы поданы, места в автобусе заняты, состояние  было такое, я один и поддержки ждать не откуда. Брат, который всегда был рядом даже когда его и с собаками не найти. Тут мысли мои прервал грохот, все вздрогнули и  видно каждый находился в таком же состоянии, я оглянулся в сторону этого грохота. Около автобуса стоял мой брат Борис, это он ударил своим кулаком в стекло автобуса, Борис разбудил всех нас. Я посмотрел на брата, потом на своего соседа рядом со мной сидел парень необыкновенного роста и ширины в плечах, былинный богатырь ни больше, ни меньше. Брат, улыбаясь, показывал на него пальцем, мне стало ясно, справляйся сам. Автобус тронулся, пункт прибытия Царское Село. Как только колона с призывниками вытянулась за пределы города, её остановили. Призывников вывели на обочину с личными вещами, досмотр причина остановки. Сопровождающие офицеры изымали спирта содержащие жидкости «Одеколоны, жидкости после бритья».  Тут как то разом изымание прекратилось ,офицеры и старшины обратили свой взор в мою сторону, и все разом бросились ко мне, в мою сторону, я попятился. За моей спиной, присев у своего мешка, мой сосед по автобусу опрокидывал в себя бутылки с водкой так быстро, что такое можно увидеть только в цирке. Успели, отняли целый мешок с маленькими и поллитровкам с водкой. Я внимательно присмотрелся к моему соседу все, что он выпил, на него повлияло как на слона дробина. Когда мы прибыли месту погрузки в вагоны мой сосед был бодр и не показывал признаков опьянения. Досмотр личных вещей закончен мы опять в автобусе.
Выборг – город броне техники и путан
Состав с призывниками от Царского Села до Выборга шёл не спеша, он останавливался на каждом полустанке. Делать не чего, надо ждать, чтобы как то скрасить время  съедали свои запасы. Наконец состав прибыл, в Выборг. Раннее утро город ещё спит редко встречаются парни с удачей, а удача такова, он запел, а она завыла, ох легко ли было им. Мы как положено рекрутам мы встречали удачливых парней вопросами; «Ну что, поймал?». Парень, весело махая нам рукой, отвечает; «Через три дня узнаю». Итак, далее, девушки видя  колону новобранцев, жались к стенам домов, но от нашего острого слова им некуда было деться.  Как только на нашем пути встречались девушки, мы приветствовали их свистом и непотребной бранью, рекруту на Руси всё прощается.  Шли, шли, пришли  вот она Армия. Ворота были раскрыты  настежь. В части для нас была приготовлена баня перед баней стрижка под копыл, получив гимнастёрку и галифе, примеряли на себя, старшина гроза солдата внимательно наблюдал за каптенармусами, чтобы пополнение походило на солдат  не на клоунов. Пришлось, заново знакомится.
Курс молодого бойца
Казарма на берегу залива перед казармой памятник государю Петру Алексеевичу. Это его было  решение стать Императором, и Великая Татария стала Империей. Полковой фотограф трудился не покладая рук, все кого остригли, шли к памятнику там фотограф ждет, отдай свой рубль и жди своё фото. Помещение, где стояли койки, одна в одну вместила всех до одного. Каждой десятке добавили двух ветеранов сержанта и ефрейтора, их задача научить нас небывалых как правильно пользоваться портянками, подшивать воротник. Строится по ранжиру по росту и жиру, чтобы головной убор пилотка еле держалась на голове, но не подала. В Русской Армии при Советах солдат, которому пришёл приказ о демобилизации переходил в разряд дедов, он был примером для пополнения. От него требовалось, подготовь смену передай молодёжи азы дальнейшей службы, и как только новик присягнёт Родине, а присягают только один раз, он свободен.
Утро
Прозвучала команда рота подъём. Новобранцы потягиваясь вставали со своих коек, сержант дождался когда все оделись и построились в проходе между коек и стеной. он достал и кармана брюк коробок со спичками, поднёс его к своему уху, что ему нашептал коробок нам не ведомо. Зажав коробок в своём кулаке он обратился к нам ; «Воины, команда подъем, эта команда к бою, команда отбой это команда прекратить огонь». Выдержав паузу, чтобы мы прониклись ранее сказанным, продолжал; «Спичка горит тридцать секунд, это время за которое вы должны выполнить команду вашего командира, и как вы с этим будете справляться, зависит ваша жизнь и жизнь ваших товарищей». Началась учеба, спичка горит кто-то уже в койке под одеялом, если успел скинуть с себя одежду, кто-то ещё только скинул с ноги один сапог. Сержант нам объяснил, пока мы не достигнем слаженности завтрака нам не видать. Что тут началось, только прозвучала команда отбой послышался грохот от упавших табуреток, ведь надо не только скинуть с себя форму но и запрыгнуть на второй ярус, и также по команде по команде подъём уже стоять в строю.
Завтрак
Когда сержант убедился, что его подопечные уложились в норматив. Он подал команду, выходить строится. Желание везде быть в первых рядах, нам бедующим солдатам был сродни, секунда, и мы стояли в строю. Очень хотелось армейского завтрака, это же не мамины шоколады, а настоящая мужская пища, греча с мясом, чай, белый хлеб, сахар и сливочное масло, а по воскресеньям макароны с фаршем, одно слово праздник.  После завтрака начались  занятия, на этом занятие, мы узнали к какой ноге привязывать сено, а к какой ноге привязывать солому, четыре часа  с нами мучились наши наставники. Старшина нашей роты, который наблюдал за нашими мучениями, посмотрел на свои часы, объявил перерыв, во время перерыва кто-то курил, не курящие стояли в сторонке, переведя дух. Строевая подготовка требует хорошей физической подготовки, аппетит разыгрался у нас зверский, чтобы на стол не поставят, всё съедим.  Вот мы в столовой  на столе два бочка так назывались большие емкости для первого и второго за разводящего сам командир нашего отделения. Он достал из своего галифе репчатый лук, его хватило на всех. Он и его помощник ефрейтор освободили свои луковицы от шелухи, и съели их, не морщась, как яблоки. Нам не хотелось казаться слабаками, и также съели свои луковицы, наши наставники переглянулись между собой. Экзамен продолжался, после того как сержант разлил по мискам борщ с мясом, ефрейтор взял два куска ржаного хлеба густо в них высморкался сложа их в месте стал их есть с борщом, мы смотрели на него и не понимали что происходит никто не притронулся к борщу. Когда он закончил, с обедом поступила команда строится, он встал из за стола и улыбаясь сказал; « Ну что зелень брезгуете». Нам нечего ему было ответить мы остались без обеда, а он тем временем достал из кармана два куска ржаного хлеба склеенных его соплями и бросил их в бак для пищевых отходов. Нам стало ясно что солдату ни чего не должно мешать обедать, не пообедаешь не потянешь.          
АКМ-47
После  обеда тридцать минут перекура кто курит все в  курилку, не курящий в сторонку смотри, куда куры летят, там не стой. Куры деньгу требуют, задарма не бери, это было первое наставление от ветерана, нашего старшины, который отступая, наступал, так он рассказывал о своих орденах и медалях которые были нам представлены на его кители. Воротник  стойка, черные пагоны,  скрещенные пушки и золотая на весь пагон «Т». Пушкарь ,одно слово,  Петру Алексеевичу царю батюшке под стать, что стоит перед нашей казармой на пьедестале. Царь стоит у орудия смотря в даль он готов к бою как ни как канонир. Старшина  не курил, но и никого не осуждал, сам на фронте курил, ожидая конца  обстрела укрывшись в блиндаже. Стыдно дышать курами за счёт общины, если ты своего зелья не имеешь. Перекур закончился все в строй, на построении нам старшина объявил, что завтра у нас будет стрельбище, потом поступила команда бегом по одному в роту марш. В роте нас ожидал наш командир роты, двери в святую святых солдата «Оружейная» были  открыты. Перед нами на длинном столе лежало оружие; «автомат Калашникова», очень грозное оружие в руках обученного воина. Первое общение с этим чудо оружием вызвало у нас такой трепет, который  сродни только тому волнению, когда ты  обнимаешь девушку. Старшина, наблюдая за нами, улыбался в свои гвардейские усы, не прошло и минуты, как он сказал; «Автомат не девушка хватит любоваться. Сержант приступайте».Сержант инструктор на наших глазах разобрал  автомат на части и разложил их перед собой, потом в той же последовательности собрал его, делай как я, не умеешь, научим, не хочешь, заставим, такой негласный закон был в нашей родной Русской Армии. Завтра на стрельбище.
Три патрона
Утро как обычно, подъём, построение, пробежка, заправка постели, завтрак, построение. У казармы нас ждала военная техника броне транспортёры времён ВОВ. оружейная комната открыта, ротный ходит в вдоль строя внимательно всматриваясь в каждого из нас. Сейчас нам раздадут оружие, как мы поведём себя, обладая этим грозным оружием, в какую сторону его направим, в сторону мишени или в сторону товарища по роте или в сторону его командира. Да строг да где - то не справедлив, ротный скинул с себя нахлынувшие воспоминания, как ни как он прошел, как и его старшина, эту мясорубку ВОВ, за родину и за Сталина, от Бреста до победы в Берлине, приказал; « Взводные раздать оружие».  Каждое отделение заняло места в той боевой машине, которую указал старшина. Командир роты занял место в головном  бронетранспортере старшина в машине, что была в середине колоны, опыт дорого стоит.  В боевой ситуации выбивают первую машину и замыкающею, ротному гореть, а старшине жить. Так как ротного заменит младший по званию, а старшину заменить, не кому, без него подразделению не жить, одно слово карачун. Боевые машины в составе колоны втянулись в поле, которое для нас новиков было поле боя. Поступила команда покинуть машины, я выпрыгнул из машины, пытался понять, куда бежать с автоматом наперевес, хотя он был пустой, и побежал туда, куда бежали все, на звук, по нам бил холостыми пулемёт. Поступила команда залечь и окапаться, все взялись за сапёрные лопатки, работа пошла, я зарылся по плечи. Бруствер у меня  перед собой и по бокам, мою работу остановил грозный вопрос; «Воин! чем отбиваться от противника будешь? где твоё оружие?». Я огляделся, автомата нет, что я скажу старшине, только о нем вспомнил он уже здесь, стоит рядом с командиром роты и строго смотрит на меня. От сердца отлегло, когда я обнаружил торчащий оружейный ремень из кучи песка, я за него потянул и мой автомат оказался у меня в руках. Ротный развернулся на своих каблуках и отправился продолжать поверять качество наших убежищ, старшина же сказал парень; «Не расставайся с оружием, это сохранит  жизнь тебе и твоим товарищам». Я этот совет усвоил на личном опыте. Сходили в атаку, залегли, окопались теперь надо хотя бы стрельнуть в белый свет как в копеечку. После построения ротный повёл нас на огневую позицию, на позиции нам старшина выдал по три патрона, как снаряжать магазин нам показывать не надо, на учебных боеприпасах отработали снаряжение и освобождение магазина от боеприпаса. Командир роты сняв с руки свои часы объявил нам ; «Бойцы кто из вас выбьет тридцать очков, эти часы будут ему вручены мною, здесь перед строем». Ну, думаю, часы будут мои. Я на гражданке  не вылезал из тира, уж  три раза я попаду в десятку, если  выбивал пять из пяти. Но автомат не пневматика после первого выстрела он вырвался у меня из рук, я его прижал плотнее к плечу и добавил ещё две попытки. Часы ни кому не достались, старшина, проверяя мою мишень, сказал; « Цель поражена, противнику шансов на жизнь не осталось», а патом добавил; «Чтобы бить противника не целясь, солдат должен произвести полторы тысячи выстрелов».  На построении  ротный объявил, что скоро будет присяга; «Готовьтесь, вас ждут войска».
Присяга
Учёба продолжается скоро зачёт по уставу воинской службы, особое внимание дисциплинарному уставу, солдат должен знать свои права и обязанности. Но тут незадача пропал новобранец, на вечерней проверке не откликнулся, утром после подъёма не обозначился. Неделя прошла, зачёт принят я готов присягнуть а, присягнув лямку тянуть. Я стою в строю, а пред строем стоит наш командир роты, рядом с ним солдат бегунок, хотели мы его товарищи, все разом в его лапоть на……ть да за бегуном  послать, а он сам явился, не запылился. Ротный прочитал лекцию не очень длинную примерно минут на сорок, в ней было сказано, что курсанту ещё не солдату, но комсомольцу оставлять своих товарищей перед присягой не хорошо, и что его комсомольца, в коммунисты не примут за такие поступки. Рекомендовать  его в партию он его командир, коммунист со стажем, поостерегся бы и другим не советовал бы. После этих слов командир строго посмотрел в сторону нашего старшины роты, старшина молчал, и мы в строю молчали, в строю не на комсомольском или партийном собрании, где предусмотрена полемика. Тишину в казарме нарушил сам командир ; «Курсанты».Обратился к стою наш командир; «Что ему дать?».Из строя донеслось; «П…..ды ему дать!».Ротный услышав это  предложение снял со своей лысой головы фуражку помахал ею над головой и сказал; «Ты п…..ою не машись у тебя её нет». После этого замечания водрузил фуражку себе на голову, и приказал бегунку встать в строй, оставив нас со старшиной роты, удалился в канцелярию, надо побыть одному сегодня его курсанты присягнут Родине или Полит бюро. Все сегодня под вопросом, раньше было проще, Родина и Сталин, знали, за что живот класть на поле боя.  Старшина приказал выходить стоится и с песней в клуб полка шагом марш. В клубе стояли ассистенты у развёрнутого знамени полка, того полка, который неся огромные потери пронёс это знамя от границы до столицы нашей матушки России. И утвердил его в самом логове противника, сметая всё на пути своём. Расчищая путь царице полей, Русской пехоте, для которой существует только один приказ ; «Вперёд за Родину. У, Ра». То чувство которое я испытал подписывая текст присяги, нельзя с чем либо сравнить. Я солдат.
Солдат кто ты?
В полковом клубе, где я присягнул матушке России и обещал ей служить ей по совести и правде. Нам только что присягнувшем солдатам, офицер из полит отдела полка раздал чистые листы писчей бумаги. Он попросил написать анкету,и в ней рассказать всё о сродниках и о себе, где родился, когда крещён в какой школе учился, когда закончил, принят ли в комсомол, или являешься членом КПСС и кто давал рекомендацию. Выслушав офицера, я призадумался ведь все, что было мною услышано, было не для меня, мой дед Басаргин Максим Васильевич офицер Русской Армии кавалер Георгиевского креста, был заточён в концлагерь и выпущен по причине полного истощения. По возвращению в свои родные пенаты, не дойдя до родного дома в Костроме, всего лишь одного километра присев на обочину  отшёл в мир иной. Да его ни кто не ждал кроме его жены моей бабке Дарьи. Дети это мой отец Николай Максимович и его братья и сёстры разошлись по просторам великой нашей родины, России матушки, ищи их как ветра в поле. Дед со стороны моей матушки Дарьи,  Максимов Максим Иванович, купил на приданое  своей жены мей бабке Евсеевой Дарьи Максимовны землю на Псковщине и стал кулаком. Во время великих перемен был лишён воли и со старшими сыновьями  Матвеем, Егором и Антоном был отправлен на стройки нового строя  Советской Росси, где и скончались  от недоедания и не посильного труда.  Далее я описал о том, как мой батька встретил мою мать, и как они оба прошли через эту мясорубку так они называли ВОВ, и как они не особенно ценили награды, которыми был отмечен их боевой путь. Моя мать подкладывала батькины медали под ножки стола, чтоб он не качался. Единственная медаль, на которую она не посягала, это была медаль за Отвагу. Батя говорил ей ;  «Мать! Бери все, что тебе надобно, но только эту не трогай». Батя мне сказывал, что он за этой медалью в горячею топку паровоза лазал.  Офицер, прочитав мою анкету, сказал мне, что с такими анкетами буду служить только за границей.
Дорога в ГСВГ
Номер не прошёл откровения мои о сродниках, для командования  были не новость, Россию матушку в начале века тряхнуло, и сословия смешались, кто был у сохи встал к рулю, а кто рулил, тому Сталин вручил кирку, круши рулевой  скалы, стране Советов щебень нужен. Собрав наши анкеты, офицер, передав нас старшине, удалился к месту своей службы в штаб полка. Старшина  объявил нам, после ужина построение, как правило, после ужина строем в клуб фильму смотреть, любимая фильма старшины «Чапаев», после фильма беседа, а в конце беседы встанет со скамьи и скажет; «Парни не спите на посту, командира потеряете». Потом добавил; «Нас германец бил в начале войны, и бил крепко, не жалея патронов, потому – что мы Красноармейцы были без управления». Его напутствие мне глубоко запало в душу, из рассказов моего отца я узнал, что перелом в ВОВ наступил тогда, когда выстроилась вертикаль управления войсками. Вечером поле ужина построение перекличка после переклички команда направо шагом марш. Нас разместили в плацкартных вагонах, заняты все полки, на запад на запад стучали колёса по стыкам рельс. В положенное время состав с пополнением прибыл к границе Польши, нам приказали покинуть вагоны и оставить все, что осталось от сухих пайков, это консервы, масло, которое было вывешено за окно, завернутое в пергамент, мы были сыты.
Фашисты
С тёплых уже обжитых нами плацкартных вагонов нас принявших присягу Русских парней направили в сторону платформы, у которой стоял состав с новыми вагонами для перевозки войск в серёдке чугунная печь по бокам нары. Я оказался в голове колоны в передней шеренге, на платформе в её начале стоял седовласый мужчина на руках он держал ребенка парнишку лет десять от роду. Как только наша шеренга поравнялась с мужчиной с ребёнком, он выкрикнул; «Смотри хлопче, кто в этой форме идёт! Это фашисты». Мой сосед, по шеренге тронув меня локтём, сказал; «Слышал? Он нас фашистами назвал». Возглас этого старого ветерана повидавшего жизнь, который, наверное, также воевал, как мой отец я запомнил на всю жизнь. Только спустя  время понял что, не всё так просто в жизни, в которую мы только входили, как тебя оценят по твоим делам, которые ты будешь вершить облачённый в Русскую форму, ведь на плечах у тебя пагоны. Отправляя меня на воинскую службу, мой отец  наставлял меня; «Пагоны это наше знамя, береги их и не позволяй, кому- либо хлопать себя по плечу на плечах у тебя знамя». Вагон принял команду из того количества солдат которые должны находится по уставу. Если по территории нашей родины состав пополнением тащил тепловоз, то в Польшу втащил нас паровоз, романтика мы за границей нашей родины, как она нас встретит это Польская сторона, ведь  нам в школе учитель по географии  рассказывал что поляки наши братья по крови славяне. Мы по очереди стояли у распахнутой настежь вагонной двери, но путь проходил по дальше от населённых пунктов и кроме сельхоз полей нам не встречалось.  Встретить брата по крови Поляка и поприветствовать его помахав рукой нам не пришлось. Наступило время приёма пищи, разносчик из состава комендантского взвода сопровождения, приволок два термоса, в одном перловка в другом чай. Миски для каши, бычки в томате, сержант, сопровождавший нас, взялся раздавать довольствие, в которое входило; перловка и бычки в томате. Но мы были сыты и обошлись чаем, а перловка и бычки остались в мисках. Я отставив свою кружку с чаем обратился к нашему сопровождающему с вопросом что он знает о деде который нас назвал фашистами. Сержант внимательно посмотрел на меня, также отставил свою кружку с чаем сказал; «Этот дед cчитает кто в Германии служит значит с немцами дружит, а кто с немцами дружит тот фашист».
Причастие
Наш эшелон втянулся в ночь он шёл по окраине древнего города Данциг. Город тевтонских рыцарей нас встретил строгостью готической архитектуры и курами исходящих из печных труб. Ни кто не спал, это был первый город Европы на нашем пути на  запад в неметчину, как она нас встретит эта неметчина. Ночь миновала утро, настала, разносчик принёс завтрак, термос с макаронами, ну и термос с чаем. Есть очень хотелось, довольствие прибыло, куда его класть проблема. Миски наполнены  перловкой та, что осталось с ужина, ложки также желают быть лучше, чем вчера. Сержант видя нашу не решительность решил нам оказать помощь, перед ним стояли два ведра одно с водой. Сержант скинул с ноги сапог, на ноге обнаружилась портянка тёмно бурого цвета, с ноги её сержант не снимал неделю он же в походе. Мы обступили его плотным кольцом, ждали, что дальше будет. А было вот что, сержант ополовинил портянку, обвил сиротой свою ножищу, и воткнул её в сапог, готов к выполнению боевой задачи. Мы сержанту стали помогать ложками выкидывали перловку в пустое ведро и становились в очередь к сержанту. Он принимал у солдата грязную миску, обмывал её в ведре с водой. После протирал её куском бурой портянке и возвращал обратно. Солдат получив от сержанта омытую и протёртую портянкой миску, переходил в другую очередь. У термоса с макаронами и тушёнкой солдаты стучали ложками по зубам, аппетит был что надо, он соответствовал молодому организму, очень хотелось есть.  Причастил нас сержант, его пот и соль мы съели, и тем стали едины.
Германия
Вот она неметчина, какая она, как она нас сей час встретит, будет ли на пути засада, или какая ни будь немочка, помашет нам рукой. Эшелон втянулся под виадук, на виадуке стояла вышка на ней часовой это солдат внутренних войск СССР. Границу, отделяющею Польшу от Германии, охраняли наши ВВ. Это была ночь, нас разместили в пересылки Франкфурта, панцирные сетки были мягче перины. Утро, подъём, построение. На построении нам объявили, будет проверка личных вещей на предмет наличия; полотенца, смены белья, портянок, тёплых и летних, бушлата, зимняя шапка. На плацу нас построили в несколько шеренг перед  солдатом лежали его вещи. Группа офицеров из штаба бригады связи начало проверку наших личных вещей с левого фланга, я находился на правом фланге, мой сосед по шеренге нервно перекладывал свои личные вещи, он что-то искал. Я его спросил что он потерял он ответил; «Полотенце». Да думаю я, проблема, от старшины моему соседу мало не покажется, его надо выручать. Парень паниковал, офицер идет по шеренге, сейчас он обнаружит недостачу, и как он объяснит старшине эту пропажу, полотенце. И как он старшина после этого сможет ему этому растеряхи, что- либо  доверить. Если он и полотенца не мог сохранить, ведь он в школе был отличник, комсомолец, что теперь с ним будет, и что он напишет своему отцу. Я, видя его замешательство, оглядел плац. На конце плаца, стоял офицер, в руках у него было полотенце. Я толкнул товарища локтём и указал на офицера, улица учит многому, других академий у нашего поколения не было. Офицер проверил наличие вещей у моего товарища и перешёл ко мне, а офицер, который только-то принял водные процедуры, внимательно изучал крюк, на котором висело его полотенце. Когда офицеры из штаба бригады закончили проверку, поступила команда по машинам. В  Германии быстро темнеет, было, колона шла по неизвестной трассе, пролегающею через лесной массив в нём слышатся странные звуки, это немецкие партизаны шумят, такой был у меня боевой настрой, не замай, зубами порву.  Колона вошла в Штат Биесков, немецкий город на реке Шпрее, приняла наше пополнение бывшая немецкая  казарма видно немцы её обороняли стойко стены об этом говорили  После построения нам раздали чехлы из плотной  ткани, на хоздворе стог сена, поступило распоряжение набить сеном чехлы, это теперь наши постели.
Завтрак
Подъём построение пробежка за пробежкой гимнастика всё нам новикам знакомо. Постель не получилось заправить, так как мы её заправляли в учебной роте. С сеном  тюфяк не слушался, поступила команда выходи строиться, нас долго упрашивать не требовалось, в солдатской столовой нас  ждал завтрак, это был первый завтрак в войсках. Мы не спеша вошли  святою святых зал для приёма пищи, пол зала блестел от мастики, столы, рассчитанные на десять человек, были покрыты светлым пластиком. На столах стояли бачки, и чайники из белого чугуна в бачках макароны с мясом в чайниках чай белый хлеб сахар и сливочное масло. Только мы расселись, и разводящий раздал по целому половнику макарон с мясом и каждый солдат с чувством предвкушаемого удовольствия положил ему причитающий кусочек масла ровно двадцать грамм на кусок белого хлеба, и зажал в кулаке три куска сахара. Ведь кто - то пьет вприкуску или делает из чая сироп, сержант в это время внимательно смотрел на нашу трапезу и на свои часы. Оставив свои часы в покое, подал команду; «Встать». Мы, оставив свой хлеб, не выпуская из кулака свои три куска сахара, встали как один, тут – же поступила команда сесть, и так несколько раз, встать сесть, встать сесть. Время, отпущенное по уставу на приём пищи закончилось, поступила команда выходи строиться. Спасибо сержанту, спасибо поварам, за  сытный завтрак, после завтрака все на плац,  строевая подготовка основа хорошего аппетита, обед солдату по уставу положен, сержант сядь за стол, обедай с нами и не стой над душой.
Рота
Карантин для солдата, что санаторий для героя социалистического труда, отдых и только, отдыхай солдат  завтра война. Месяц в карантине для меня прошёл как один день. В батальон прибыли офицеры из бригады связи, покупатели. Роту карантина построили на спортивной площадке, которая находилась рядом со штабом батальона. Дежурный по штабу выкрикивал фамилию солдата и тот, срываясь с места, что было в нём духу, бежал в штаб, и спустя некоторое время уже спокойным шагом выйдя из штаба, занимали места в машинах, которые когда – то его привезли в эту часть. Это будущие наши командиры сержанты, этих парней ждёт сержантская школа.  Где служить на кого учится, мне было важно выполнить  приказ. Не спеши кидаться в огонь, получив приказ,  наставлял меня мой отец, ветеран ВОВ, жди приказа отставить. Моё ожидание прекратил окрик дежурный по штабу выкликнул мою фамилию; «Басаргин в штаб». Я сорвался с места, с такой силой как будто за мной гналась свора собак, но кто-то на моём пути протянул телефонный кабель, я приземлился на обе руки и,  не теряя секунд, рванулся  в атаку. В комнату, где меня ожидали офицеры, задыхаясь от быстрого бега, вошёл начальник штаба нашего батальона майор Ластовина. Переведя дыхания, он заявил; « Товарищи офицеры этот хлопец будет служить здесь». Офицер  из комиссии задал мне пару вопросов по специальности, из сказанного мною, он узнал, что я по специальности радиомонтажник, из этого офицер решил, что мне будет доступен монтаж связи, так я стал связистом.  Получив от начальника штаба, в каком направлении двигаться. Я отправился искать свою роту связи. 26 отдельный батальон центрального подчинения главного управления штаба вооруженных сил Советского Союза под командованием подполковника Хватова стал моим домом на три года службы.
Вторая рота второй взвод
Получив направление, я отправился к месту несения воинской службы. Поднявшись по парадной лестнице на свой этаж, где расположи
лась вторая рота под командованием старшего лейтенанта Подлесного, меня встретил дневальный. Росту этот солдат был не малого, на его пагонах была одна лычка. Я представился, назвав свою фамилию, он указал, где находится второй взвод, но и шагу не дал мне сделать в сторону комнаты, где размещался мой взвод. Дневальный стоит у меня на пути; «, Что тебе от меня надо, дай пройти». Словно сквозь сон я услышал; «Уры есть»?; « Какие уры? что тебе от меня надо, дай пройти!». Дневальный, видя, что я его не понимаю, указал своим пальцем на часы, которые были у меня на левом запястье, подарок моего брата Бориса. Перед отправкой в войска брат снял их со своей руки и передал мне. Часы особые, водонепроницаемые, эти часы он завоевал на борцовском ковре, когда ему оказали доверие, и он стал чемпионом по « ЦСО» на первенство России по вольной борьбе, и теперь мне их надо отдать откупится чтобы пройти в кубрик моего взвода. Я снял с запястья часы и передал дневальному, радость и улыбка не сходила с этой лошадиной морды, дневальный не мог наглядеться на добычу, прикладывал к уху поглаживал их заскорузлой ладонью и опять прикладывал к уху, а я стоял перед ним и ждал когда он даст пройти. Кода дневальный водрузил мои часы на своё запястье, ремешок ему подошёл, я хоть ростом не вышел, а на руку свою я не обижался, запястье у меня было не меньше чем у моего благодетеля. Он посмотрел на меня с высоты своего роста, как будто его занесло нелегкая на пожарную каланчу. Он не мог понять, почему здесь у тумбочки дневального,  стоит этот солдат. Дневальный словно проснулся, как-то суетливо даже, на мой взгляд, с чуством какой-то вины передо мною, сунул свою лапищу себе в карман и извлёк жменю мелочи, и как-то по отечески сказал мне; «Солдат возьми эти деньги здесь пять марок, купи себе что ни будь». Хоть с поганой овцы шерсти клок, настроение у меня пало, боевой настрой паник, часов нет, что ждёт меня там в моём втором взводе? В Кубрике светло койки в ряд заправлены как по линейке у входа изразцовая печь передо мной стоит солдат ростом не менее что у дневального. Стою я молодой солдат, этот перед солдатом третьего года службы, и жду что дальше, что ещё у меня можно отобрать.  Тут словно как будто выстрел из ружья я услышал; «Солдат драться будем?». Меня долго упрашивать не надо, большой шкаф громче падает, говорил наш тренер по вольной борьбе Квасников Анатолий общество «Трудовые резервы». Я сидел на груди у старослужащего в руке у меня табуретка, старослужащий, вытараща глаза, взмолился; «Ты что? Я только спросил». Я поставил табурет на место, сошёл с солдата, он быстро встал и вышел из кубрика. Так началась моя служба.
Банки
Мне в помощь из зелени прибыли Володя Шекорда, питерский бедолага, Николай Лямо тамбовский волк, Авдонин Виктор, глиста, соплёй перешибить можно. Но лучше на пути у него вставать, огребёшь,он такой же, как многие из нас уличный боец из Питера. Наш отделённый старший сержант Заварин  вологодский конвой шутить не любит и его правая рука ефрейтор Голад из Винницкой школы кабельщиков. После отбоя всю взводную зелень собрали в комнате быта, мы молодёжь стояли вдоль стен, в серёдке наш сержант, за его спиной стоял солдат из старослужащий. На пагонах лычка, ефрейтор, это был тот воин, который искал драки с зеленью, а нарвался на меня, хорошо, что не на Авдонина, а то пришлось бы ему не ложкой щи хлебать, а юшку через зубы тянуть. Наш сержант весело поглядывал на нас он стоял без пояса, его пояс  был его оружием, на нём висела кружка. Его помощник ,солдат из старослужащих нам популярно объяснил для чего нас собрали в комнате быта. Мои одногодки выполнили то, чего от них требовалось, показали спину сержанту, каждому кто стоял к сержанту спиной он отвесил банку. Настало и мне сержанту казать свою спину, сержант встретил мой взгляд, и рука его повисла, словно отнялась.   Я внимательно всматривался в его серые зенки, находящиеся под рыжими бровями, среди веснушек, которые густо усыпали его курносое лицо, одно слово Вологда. Сержант, тупя свой взор криво улыбнувшись, вышел из комнаты, за ним выбежал его помощник ефрейтор Голад.
Истопник
Утро в отделении второй роты второго взвода под командованием сержанта Заварина началось с побудки; «Рота подъём». Форма одежды по уставу, осень, гимнастёрка без пояса, головной убор пилотка с поясом на баночке, плотным строем бег в круг плаца, турник брусья гимнастика, водные процедуры, всё это необходимо молодому организму солдата, чтобы он солдат мог выполнить поставленную командованием боевую задачу. День прошел, как один час наступил перелом дня обед по уставу. После обеда полчаса перекур далее чистить оружие, это дело важное, люби солдат свой автомат не доверяй его ни кому. Автопарк, там ждет водителей техника, стоит она на колодках, ждет уходу. После построения солдаты нашего взвода разошлись выполнять то, что от них требовалось расписанию, мне же приказано сержантом топить печь. Наша казарма не имела централизованного отопления в каждом кубрике стояла изразцовая печь. Мне сержант вручил ящик для угля и указал направление, где брать уголь. На угольном складе меня ожидал солдат из старослужащих ефрейтор Голад перед ним стоял ящик это ящик называли ; «Великая Германия». Он сам уложил в этот ящик  прессованные из угольной пыли брикеты ; «Робур». И удалился с моим ящиком, стою это я перед этой Великой Германией, и не знаю, что с нею этой Германией делать, она не подъёмна. Моросил дождь, брусчатка блестела, отражая свет осветительных фонарей, я снял свой пояс, накинул его на ручку. Ящик с углём помог мне поднять в роту дневальный из первого взвода. Передо мной печь и Великая Германия, а за моей спиной стоит ефрейтор Голад, решение пришло топить печь, чтобы было хорошо. Я внимательно изучил устройство печи, её устройство позволило загрузить весь ящик и отправится ещё за порцией угля. Печь вместила всё, что приволок, и привес для подтопка. Отделение вернулось с работ старослужащие с криком ; «Ташкент» прилипли к печи как прилипли так и отлипли, на их ладонях ищущих тепла образовалась краснота. «Такого тепла нам не надо», заявили старослужащие, сержант Заварин назначил другого истопника.
Дневальный
Взвод заступил в наряд кто в караул, а кто и на кухню. Так моя  служба и шла через день на ремень через день на кухню. Мне достался наряд дневальный по роте, дежурный по роте командир отделения сержант Заварин и солдат из старослужащих. Развод под музыкальное сопровождение впереди взвода шёл барабанщик. Командир батальона подполковник Хватов установил правило передвижение по территории батальона только строевым или бегом. На разводе знание устава основа несения службы, сдав экзамен, я приступил к службе. Старослужащий солдат товарищ по наряду после команды рота отбой объяснил, что ночь делим по четыре часа, во время бодрствования должен вымыть пол коридора длина семьдесят метров, гальюн и мойку. Сказав это, напарник оправился отдыхать, я справился с поставленной задачей. За полчаса до подъёма я поднял напарника, он оценив мою работу словом ; «Гуд» встал к тумбочки и зычным голосом объявил подъём; «Рота подъём». Так прошли мои первые сутки без отдыха, свой опыт дорогого стоит.
Наряд на кухню
 Учёба тяжела, но необходима, служба в нарде, рассматривалась как отдых, после обеда можно было поспать, если оружие в порядке и парадка подшита и отпарена, получалось ровно полтора часа сна. Наше отделение во главе с сержантом отправилось на кухню, мне досталась мойка. Товарищ одногодка Вятичь так он себя перед нами Питерскими называл, получил зал, вся работа тридцать столов и паркетный пол, сделал и будь свободен. Мне досталось мыть бачки кружки миски ложки, это не дома, за собой вымой тарелку, слуг в семнадцатом отменили. Я тружусь, а посуда не кончается, повара, несут сотейники, противни, кастрюли. Солдат дежурный по залу из вятских, работу свою сделал, и на лавке отдыхал. Я зашивался, и вряд ли я мог справиться,  мытьё посуды после ужина меня замучила. Слушай я обратился к солдату отдыхавшему на лавке помоги я не справляюсь, он от услышанной просьбы расхохотался, а успокоившись сказав ; «Твоя работа ты её и делай». Обижаться  на него я не стал, всё честно, это урок, взялся за гуж, не говори, что ты не дюж. 
Служба достойная каждому, кому доверили оружие
Служба почётна и трудна, учёба, наряд, и так день за днём, и так все три года, пока всю кислую шерсть, не вытрет старшина. Выпал мне молодому солдату в караул идти. Доверили мне второй пост охрана автопарка, старослужащие которым выпал наряд на КТП. Мне объяснили  сторону, где они несут службу, не стрелять, так как их ждёт дембель. Я проникся их просьбой, понимая, что служба в Германии опасна, могут и убить, так- как ни как наши отцы их победили, могли они немцы обиду заложить? могли. Хожу это я с автоматом на перевес оглядываюсь, прислушиваюсь не пробирается где ни будь диверсант. А тут оказался я рядом с санчастью, окна её выходили на охраняемый мною объект, смотрю это я в окно, а там солдаты те, кто заболел, в карты играют. Забыл я, что пост несу, всё моё внимание на игру, тут над моей головой кто-то как крикнет я не помня себя оказался на земле, автомата нет смена идет, ползаю по земле ищу а найти не могу. Кричу лёжа; «Стой кто идёт» слышу ответ; «Разводящий со сменой» кричу в ответ; «Разводящий ко мне, остальные на месте». Автомата нет, пропал что делать? Нашёл я его в канавке, спрятался автомат в ней полностью, только рожёк чуть торчал. Я схватил его, прижал к груди, сердце, радостно билось так, как будто я обнял девушку, о которой мечтал, но боялся подойти и прижать её к себе. Разводящий подошёл ко мне; «Я подал команду остальные продолжать движение». Как-то потом я узнал что молодых бойцов пугает ночной орёл; «Филин» забава у него такая  Первый пост, первый испуг, темень умаляет боевой дух наполовину. 
Знамя части и денежный ящик
Постепенно я стал втягиваться в службу. Истопником был, посуду в составе кухонного наряда мыл. Дневальным в роте стоял. Филин ночной орёл, меня так на испуг взял, и довёл до такого страху, что еле в себя в караульном  пришёл. Начальник караула старший сержант Заварин, видя моё состояние, подойдя ко мне, сказал; «В порты случаем не навалил?». Сержант знал, как шутит Филин птица ночная, не было солдата в батальоне не испытавшего на себе его шутку. Командир роты старший лейтенант Подлесный объявил построение. На построении зачитал приказ о переходе на зимнею форму одежды. Это в место пилотки зимняя шапка ушанка, трофей, взят у финна в тридцать девятом годе. Зачитав приказ, ротный прошёлся вдоль строя, внимательно всматриваясь в наши лица, насмотревшись, он, подошёл к старшине роты, назвав мою фамилию, сказал; «Этого солдата на первый пост. Знамя части, и денежный ящик доверишь ему». Почётно, но очень тяжело, два часа стоять навытяжку, это дорого стоит, запомнилось надолго, стали проявляться вены на ногах,  будущие моих ног вопрос. 
Наряд в не очереди
Солдату тяжело в учении, но и для отдыха есть час. После ужина до отбоя есть время, которое солдат может потратить так, чтобы служить и учиться, было легче. Вычистить оружие погладить парадку, пришить белый воротничок к гимнастёрке отгладить галифе, отремонтировать обувь, четыре часа строевой убивают самую крепкую обувку. Но я и мой товарищ Володя Павлов решили заработать по два наряда в неочереди. После ужина решили мы я и мой товарищ прогуляться а где в воинской части разрешешо гулять конечно на плацу. Так это прогуливаемся по плацу, беседуем, скорей всего мечтаем. Отслужим и после дембеля обязательно  отдохнём и после отдыха, на работу устоимся, а как начнём зарабатывать, и только после этого женимся. По плацу шёл офицер, и прямо к нам, тесть мимо нас, и как-то вроде нас не замечает. Но и мы его не замечаем, иди офицер своей дорогой не мешай мечтать. Времени на отдых  всегда не хватает, но и честь пора знать, в роту возвращаться не обходимо скоро отбой. Явились, не запылились, дневальный нас тепло встретил; «Рядовой Басаргин, и рядовой Павлов в концилярию» таков приказ командира роты. Мы очень удивились, за что такая честь. Когда мы вошли, что же мы увидели, наш командир роты старший лейтенант стоит, а за его столом находится офицер. На его погонах четыре звезды, значит капитан. Это тот офицер, который на плацу нам рядовым солдатам честь не отдал, даже старался нас не замечать. Вышел я и мой товарищ Володя из конциларии и направились в  распоряжении дежурного по роте, отрабатывать каждый свой  наряд. Тяжело быть русским, старших слышать  надо, окажи честь, вскинь руку к козырьку и продолжай движение, этот урок я усвоил крепко. 
Сон на посту
Кто на ремень, а кто на кухню, мне только на первый пост. Стоять по стойке смирно два часа, охраняя знамя части и денежный ящик, когда в сутках отпущено четыре часа сна трудновато. Два офицера мой командир и командир соседний роты от щедрот выделили мне по наряду в не очереди каждый наряд двадцать четыре часа и того сорок восемь часов. После отбоя в распоряжение дежурного по роте, коридор семьдесят метров, туалет, умывальник и трап до выхода, сделай  и в постель только сомкнул веки, слышишь; «Рота подъём».  И так каждый день в течение месяца. Достался мне такой час,  пост я принял с шести утра в восемь смена, штаб отбывается в семь утра, разводящий открыл  штаб, стали прибывать офицеры штаба. Входя в штаб, отдавали честь, замени, и проходили мимо. Я же провожал офицеров поворотом своей головы, по трапу поднимался командир батальона подполковник Шаповалов, пройдя мимо знамени, он вскинул руку козырьку своей фуражке,а я в это время стоял по стойке смирно. Командир опустил руку и обратился ко мне с вопросом; «Солдат! Спишь?». Передо мной стоял офицер и требовал вызвать разводящего со сменой, я нажал кнопу, в караульном помещении прозвучал сигнал тревоги. Не прошло и минуты разводящий, и тревожная группа прибыла в штаб. Так закончилась моя служба на первом посту, что и какое решение примет командир части, моя судьба, судьба рядового солдата Русской Армии, ведь на моих плечах пагоны, в его власти. Славе богу он распорядился провести со мной беседу, со мной вёл беседу офицер которого я не видел среди офицеров штаба, наверное какой ни будь аналитик, кабинетный работник. Он был полноват, что было не похоже на наших командиров подтянутых, сухих телом, которые были всегда с нами на спортивной площадке, любили ринг, и не гнушались пробежать с нами десятку в полной выкладке. В конце беседы он меня спросил как я сам понимаю что я свершил, что мне солдату который  заснул на посту и на каком посту было офицеру ответить, я сказал ; «Переведите меня на второй пост». Офицер что-то отметил у себя в блокноте и отпустив меня сказал ; «Свободен».
Дежурный по штабу
Я опять в строю, учёба, стрельбы, полит занятие, чтобы мы русские не забывали что мы советские и все люди братья, даже те, кто за железным занавесом за Берлинской стеной в НАТО. Доги по наряду я отработал и готов нести караульную службу, но взводный старший лейтенант Иванов не торопился меня ставить под ружьё, доверил штаб батальона, так я стал дежурным по штабу, мой командир офицер,  дежурный по части. Дежурный офицер на обход, я к телефону принимаю телефонограммы. Офицер вернулся с обхода, я отправляюсь прибираться, обхожу кабинеты и навожу порядок. Время обхода закончилось, а офицера нет, мне надо прибираться, скоро надо открывать штаб. Тут слышу, кто-то стучит в окно, я взобрался на стол у окна и выглянул в форточку, что я вижу, мой командир стоит под окном и приказывает мне выйти из дежурного помещения и разбудить часового который охранял знамя, и денежный ящик нашей части. Я осторожно вышел из своего укрытия, и что же я увидел, солдат несущий службу у знамени находится в положении лёжа, его автомат направлен на выход, палец не спусковом курке, голова прижата к прикладу, такое впечатление ждёт команды ; «Огонь». Спугнешь, откроет огонь на поражение, дежурному по части не поздоровится, у него под носом спит солдат у знамени. Решили разбудить его не командой; «Рота подъём». А как ни - будь по-особому, решили бросать камешком в окно, у которого был пост. Сработало, я осторожно выглянул и дежурного помещения, солдат у знамени стоял по стойке смирно, дежурный по батальону спокойно вошёл в штаб.
Солдат спину потри
Солдат спит, а служба идёт, дембель не за горами, пока оружие мне не доверяют, хожу в наряд на кухню за мной закреплёна мойка, освоился ,даже есть время отдохнуть. Обед прошел, посуда вся у меня в мойке, только горячей воды в кранах отсутствует. Спускаюсь в котельную, она находилась в подвале столовой, истопника не видно где то шумит вода, наверное, кто - то принимает душ, истопник принимает водные процедуры, решил я. Открываю я дверь в душевую  и вижу, что истопника в душевой нет,  а передо мной стоит удивительной красоты женщина, она подставила под струи душа своё личико, закрыв глаза она что -то напевала, я от увиденного не мог сдвинутся с мета. Тут она открыв глаза и не сколько не смутившись меня, сказала ; «Солдат не стой столбом потри спину». И протянула мне мочалку, стою я перед красавицей с мочалкой и не знаю, что мне делать, бежать сломя голову, куда глаза глядят или выполнить просьбу этой диве. А девушки весело, видит она, что перед ней стоит парень, который кроме как сосцы матери своей не чего и не видел. В это время в душевую вошёл истопник, он  отнял у меня мочалку и выставил меня за дверь. В кранах появилась горячая вода мне надо мыть посуду время сдавать наряд.
Исповедь
Посуда вымыта на столы расставлена в мойке полы намыты жду смену, слышу ; «Солдат». Я оставил швабру, на пороге стоял истопник, он обратился с просьбой; «Слышь боец». Обратился истопник; « Забудь, что ты видел в душевой». Меня упрашивать не надо я был воспитан улицей; «Нашел, молчи, потерял, молчи». Истопник понял что мне можно доверять поведал свою историю. Случилось ему простудиться, поднялась температура, определили его в санчасть. Принимай медикаменты, отдыхай, солдат спит служба идёт, когда больному стало легче, он захотел курить. Курева нет, а где его добыть, у доктора, поднялся больной в амбулаторию, доктора нет, а сигареты на столе. Облачился больной в халат доктора, запалил табачок, и затянулся дымком, больной подойдя к окну, выпустил в открытую форточку дымок, хорошо.  В амбулаторию вошла молодая женщина, она обратилась к солдату в халате ; «Доктор у меня чирей образовался в промеж ног, помогите ходить больно». Солдат загасил сигарету и предложил женщине раздеться и лечь на топчан. « Будем лечить». Сказал солдат, он, осмотрев фурункул, нашёл в шкафу у доктора ихтиол и деревянной лопаточкой нанёс мазь на чирей, после наложил стерильную салфетку и прикрепил её пластырем. Когда истопник закончил свою работу он увидел что рядом с ним стоит доктор. Доктор внимательно осмотрел повязку, оценил работу фельдшера как хорошо. Лечение продолжил доктор, солдат выздоровел и продолжал нести службу. Как-то неся службу на КПП, солдат встретил своего пациента. В расположение части вошла  женщина, это была она, её под руку, вёл зам комбата,  майор химвойск.
Второй пост
 Сон на посту преступление, но не расстреляли же солдата, и не судили строго,  на кухню посуду мыть определили.  Теплой  водой мой солдат миски да ложки, жди приказа отставить. Заступил второй взвод в наряд, я наряду рад мне доверили автомат. После развода дорога в караульное помещение. Подразделение второй роты второй взвод несёт караульную службу, батальон отбился, спит, а во сне солдатам  дембель грезится, на гражданке их  девушки ждут. Только не спится зам командира по технической части, помнит он, как я его подвел, ему комбат доверил батальон. А  я его кадрового офицера  подвёл, во время его дежурства заснул у знамени части, и сейчас охраняю его технику на втором посту. Решил офицер проверить пост номер два, а для уверенности в своём решении он выпил немецкой водки и отправился  проверять меня солдата, не сплю ли я на мягком диване в машине. Территория, где стояла техника нашего батальона, прекрасно освещена, и часовой был виден как на ладони, мене от этого было как то не хорошо, не люблю быть мишенью. В течение часа я искал такую точку, где меня не видно, но я вижу все подходы. Такую точку я нашёл, стою, наблюдаю, вижу, белая рубашка выдаёт диверсанта, я присмотрелся, да это же зампотех, он решил перелезть через панцирную сетку ограды, и только он оседлал верхнею планку, я выкрикнул ; «Стой кто идёт». Офицер чтобы удержатся на планке, лёг на неё, закричал; «Солдат не стреляй я свой». А для меня что свой, что, не свой, только на дороге не стой, я вскинул автомат, щёлкнув ремнём, для диверсанта это так лязгнул затвор, загоняя патрон в патронник. Я вышел на свет с автоматом наперевес, моросил дождь, псевдо проверяющий обняв планку, скрипел зубами, мы оба ждали разводящего и смену.
Зачёт по стрельбе
Округ прислал проверяющих. Поступил приказ получить оружие и патроны. Стрельбище  не за горами всего лишь в часе строевого шага, от расположения части, мы построились  по четыре и по команде шагом марш с песней вышли из части. Город, в котором была распложена наша часть, был пуст, рабочая неделя немец трудится не покладая рук скоро суббота, улицы наполнятся людьми, немцы умеют отдыхать. Строевая песня для воина бальзам на сердце. Нас провожали ветераны ещё первой той войны, войны наших дедов, стоя по краям шоссе старики опираясь на витиеватые трости, плакали, как будто не мы идем строем, а они, воины великой Германии. Стоят деды и видят, как они идут строевым шагом по дорогам Европы, и видят, как девушки встречают их радостными криками, кидая им под ноги алые цветы. На стрельбище всё было готово, стояли столы, за столами находились проверяющие. Наш второй взвод второй роты прибыл для стрельбы из АК-47 это мощное оружие, в пуках подготовленного бойца более грозного оружия в мире не найдёшь. Мы стояли по даль, ожидая команды, ко мне подошёл наш командир взвода и потребовал мой автомат я назвав номер оружия метнул его в сторону офицера. Он, перехватив оружие, на лету приняв положение, лёжа показал нам как надо стрелять в белый свет как в копейку. Патроны сжег, а результат цель не поражена, подойдя ко мне, метнул в мою сторону оружие. Оружие любит чистоту и смазку, кто его чистить и смазывает тому оно и служит. Я дождался своего часа, приняв положение, лежа, я поразил все цели, взвод получил оценку хорошо.
Летний лагерь
Весеннею проверку наш взвод сдал на хорошо, второй взвод и в Африке  второй взвод. На отлично сдал первый взвод ему и знамя и сладкий пряник, второй взвод в поле продолжает манёвры, манёвры они и в Африке маневры. Старослужащие первого взвода ожидали приказ о демобилизации, надо наполнить дембельский чемодан. Для этого нужны марки в ГСВГ рубли не ходят, где взять марки? У немца,  так у него  их не получишь. Надо ему немцу что - то предложить в обмен на немецкую марку, это русские часы «Полёт». Часы отменные немец денег эти часы  не жалел и в придачу гросшляфен «Корн» давал. Немецкая хлебная водка два колоска на этикетке, пользовалась большим спросом у русского солдата. Собирается второй взвод на манёвры, проводы неспешные организовал знаменосец первый взвод. Нас зелень наставляли  солдаты первого взвода, первое на немок глаза не пялить, немца не забежать, часы ему за марки предлагать. Так мы, получив, у солдат третьего года службы по посылки заняли свои места в автомашинах спецсвязи и выдвинулись в расположение летнего лагеря.
Гешефт
Связист он и в Германии связист. Задача второй роты под командованием старшего лейтенанта Подлесного подготовить кабельную магистраль к эксплуатации. Мене как отличнику боевой и политической подготовке доверили задание выйти за расположение нашего палаточного лагеря, с  такими как я отличниками Евгением и Владимиром. Цель привязать кабельную магистраль к местности, нанести на карту, а по выполнение задания карту с пометками передать в канцелярию роты. Я получил наставление от командира отделения старшего сержанта Заврина, а мои товарищи Владимир и Евгений принимали от старослужащих товар на реализацию скоро дембель а дембельский чемодан Великая Германия пуст. Это были часы Полёт на семнадцати камнях в золоченом корпусе, немец при виде такого товара, не сопротивлялся и был годов  на переговоры. По уговору за часы мы получали сто марок и гросшляфен Корн бутылка немецкой водке, её делили на всех участников торга. На пути нашего следования оказалось поселение. На окраине немецкого села стояла кузница. Мы вошли и застыли от удивления.  Забыли с чем пришли в гости к немцам, кузнецы не замечая не званых гостей, мяли водяным молотом нагретую добела железку. В кузнеце шумела вода, с желоба она потоком падала на лопасти водяного колеса, колесо вращалась и било по журавлю. Бревно на оси, на конце бревна колун, под колуном наковальня, на наковальне красная железка. У колуна немец колдун, кузнечными клещами железку колдун ворочает, кузнечный обряд творит. Такого в кино не увидишь, этой кузнице лет, сколько не счесть, на стенах висят доспехи, кованые мечи, кольчуги, шишак клёпаный, одно слово музей или оружейная комната общины как когда-то было на Руси. Кузнец утомился, молот остановил, железку в угольки жаркие положил. Мы поприветствовали мастера с подмастером «Гутен таг»,немцы ответив «Таг» подошли к нам с вопросом «Вас волен зи» что означает что вы хотите. Самый шустрый из нас Евгений из Москвы сказал; «Гешефт» и не дав  опомнится мастерам, продолжил; «Камарады урын кауфен?». Мастера, закивав головами, в один голос сказали «Вифель костен?» Евгений выложив товар, сказал «Хундер марок за одну пару часов и гросс шляфен Корн хадн хальб». Тот немец что под мастером ходил, отправился добывать водку, а его мастер любовался, часами примеряя их к своему могучему запястью, кузнец он и в Германии кузнец, тайна за семью печатями. Гонец легок на ногу не прошло и пяти минут он уже здесь. Мы русские солдаты с немецкими мастеровыми стояли  вкруг наковальне, на ней  лежали наши пайки сало и  хлеб. Немцы поставили водку и свой брот с сасисками, я к водке не прикасался, вкуса этого напитка я не ведал.  Сослуживцы поддержали немецких товарищей, напряжение у нас русских и немцев от выпитого и съеденного куда -то ушло всем было хорошо мы прекрасно понимали друг друга. Тут один из немцев кузнец ,спросил нас кто из нас из Ленинграда я и мой товарищ Владимир сказали, что мы из этого города, немец обрадовался и рассказал, что он  под Ленинградом три года  сидел в окопах, вшей кормил, земляки, мы обнялись. Другой немец его подмастер спросил, а кто из Москвы? я ответил Евгений, подмастер подбоченись, сказал; «Я был в Домодедово и видел Кремль в бинокль». Протянув руку Евгению, тот её пожал как закадычному товарищу. Водка выпита, закуска съедена, пора возвращаться в расположение части. Немцы прощаясь посоветовали в соседнею деревню не заходить на вопрос почему нельзя кузнец ответил ; «Там Русские живут» потом добавил; «Даже наши полицейские не заходят опасно». Но Русскому солдату надо быть там, где опасно мы твёрдо решили завтра, мы будем в этой деревне.
Староверы России в Германии
Успех начатого дела, а это дело особое коробоейное, казал солдатам третьего года службы готовящихся к демобилизации, что нам солдатам первого года службы можно доверять. Утром после развода перед выходом в поле меня и моих помощников Владимира и Евгения снабдили товаром для реализации. Тут было всё; часы полёт, позолоченные обручальные кольца, электробритва Харьков. Нас тройку коробейников высадили из кунга так солдаты называют будку, установленную на шасси газона. Так называли мы автомобиль газ 69, оба моста ведущие, не машина зверь. Было пасмурно, моросил дождь, каждый из нас нёс свой товар, мне достался райзер аппарат, так немцы называли  электробритву Харьков. От нашей трассы до русской деревни было около километра, работа выполнена время до прибытия разводящего есть час. Нам русским солдатам километр шаг вперёд и не шагу назад. Перед нами стояла Русская деревня. Она стояла среди немецких полей, озёр ,лесов и рек, одна как рекрут на часах. Среди мощёной улицы колодец «Журавель». Дома за высоким бетонным забором скрыты, так что видны только крыши. Мы, подойдя к первой калитки, не знали, как пообщаются с хозяином не звонка ни щёлоки всё крепко основательно как должно быть у Русского мужика пахаря. Наше замешательство ушло, как только мы услышали родную чистую русскую речь. Рядом с калиткой находилось оконце бойница.  Только, оно и открывалось внутрь, из этого окна щели донеслось;  «Что вам парни в нашей деревни надо?». Я слыша свою родную речь сказал по немецкому; «Райзен аппарат кауфэн».Из бойницы донеслось ; « Покаж». Я просунул в щель электробритву, стал ждать, вернут мне обратно бритву или придётся целовать пробой. Не прошло и минуты моего тягостного ожидания из бойницы донеслось ; «Сколько хочешь?». Я всё также по немецкому ; «Хундер фюнцен марок». Из бойницы появилась рука с деньгами, я принял марки, оконце закрылось, мы собрались обойти деревню, было, что ещё предложить, но нас остановил всё тот же голос, оконце открылось и оттуда донеслось; «В деревню ходить не советую». Нам пришлось отступить, русские не немцы, с ними шутить, себе вредить.
Солдат спит, а служба идёт
Лето в германии жаркое виноград в каждом дворе соком наливается, киршен так немцы назвали нашу черешню, рядами она  вдоль шоссе стоит, спелой ягодой солдата к себе тянет. Дело к ночи нас солдат старшина забыл не обеда тебе не ужина только завтрак. Сидим у шоссе, ждём старшину, есть хочется, пить так хочется, хоть пей из канавы, что вдоль шоссе. Наш взор обращён на усадьбу что  одаль от нас, за оградой яблоня с плодами зрелыми, как только ветви ёё несут такой груз, не скинет она это добро на землю. Думаем надо яблоне помочь, я за старшего даю команду ; «Я отвлекаю хозяев прошу  васер». Это так немцы называют воду. «А вы товарищи в это время помогите яблоне, сколько  столько стряхнете всё наше. Но там за высокой оградой такой же воин живёт только что немец, он наступал, он отступал, сидел в котле, потом плен. Когда голод страшнее пули и противнику сходишь в гости, пока часовой спит, можно паек его добыть. Начало смеркаться, в германии это наступает рано. Я направился к усадьбе, а мои товарищи  яблоню облюбовали, но в это время из усадьбы вышли два мальчика лет так по двенадцать они за ручки несли большую сумку довольно тяжёлую. Направились ребята прямо к нам, я дал команду отставить, стал ждать, что дальше будет. Мальчишки, поставив сумку у наших ног ,поздоровались; «Гутен абен». Так немцы приветствуют встречных вечером. Я раскрыл сумку и что вижу кофейник пять кружек два блюда на блюдах блины в кофейнике кофе с молоком. Все немедленно взялись за еду, в ногах правды нет, мы уселись, скрестив ноги мальчишки также сели. Когда трапеза закончилась, прибыл старшина ужин нам не нужен, ешь сам. Старшина всё понял, сам воевал, отступал, в котёл попадал, но плена миновал, в гости к немцу за харчами хаживал. Идёт обстрел немец свои позиции оставляет, а харчи оставляет не пропадать же добру русский солдат тут как тут. Долг платежом красен утром старшина к усадьбе пригнал трёхосный ЗиЛ гружённый пустыми катушками изготовленные для кабеля, и на глазах удивлённого хозяина, ветерана прошедшей войны немца, приказал нам разгрузить ЗиЛ у ворот его усадьбы, подойдя к немцу, протянул ему свою руку, немец её крепко пожал. Уезжая, старшина сказал немцу; «За ребят спасибо». Немец ответил; «А тебе спасибо за доски». В ГДР доска на вес золота дефицит. Время воевать прошло надо жить.
Приказ
Вот и осень год отслужили зелёные солдаты, салаги и старики, все ждут приказа министра вооруженных сил Советского Союза, а для меня моей родине России. Моя рота готовилась выдвигаться в расположение зимних квартир немецкий город на реке Шпрее штад Биесков. Задачи, поставленные командованием бригады связи мы солдаты второй роты батальона связи ГУШ под командованием старшего лейтенанта Подлесного, выполнили.  Утро  началось как всегда побудка построение кросс три километра водные процедуры осмотр личного состава и завтрак. У полевой кухни столы из досок, рядом палатка ротного повара, там находится паек и консервы; тушёнка и сгущёнка, сливочное масло и сахар. Распределялся состав роты так, первый год службы, второй год службы и старики. От стола второго года службы отошёл солдат направился к столу, где находились солдаты первого года службы. На столе стояла миска с маслом. Солдат подойдя к столу, взял в руки эту миску и направился туда  где ожидали его товарищи. Ни кто из военнослужащих нашей роты слова ему не сказал. А если присмотреться к  каждому что ни воин, то богатырь, каждый спортом занимался и много достиг. Я тот, кто в строю был замыкающий, ростом  один метр семьдесят пять, встал на пути этого наглеца, он удивлённо смотрел на меня с высоты своего роста. «Масло на стол». Приказал я. «Что». Взревел солдат, я  миску с маслом поставив на стол, предупредил; «Будете отдавать своё, вас раком поставят». Старшина и командир роты сделали вид, что не заметили, наглец лежал на земле, не понимая, что с ним произошло.
Кто кого
После вечерней проверки в палатку первого службы прибыла ватага второго службы. Цель как делить власть в роте кто будет воспитывать пополнение, от кого назначат хлебореза. Свято место не бывает, солдаты третьего года службы сдали дедами, ждут отправки на родину в Россию. Ответ на поставленный вопрос был прост от кого будет хлеборез, тот год будет в роте праветь. Солдаты второго года службы,  западная Украина их родина, одно слово батька их, Степан Бендера.  Учитывая наше численное превосходство, отступили. Перед ними стояла  ватага все одного года призыва из города героя Ленинград. Одно слово Питерские хулиганы, семеро одно не боятся, опытные бойцы, двор на двор, улица на улицу, с раннего детства молодецкая забава.
Ефрейтор
Утро, сборы, пора возвращаться на зимние квартиры, на построение командир роты приказал мне выйти из строя, и зачитал приказ. Рядовому Басаргину Владимиру Николаевичу присваивается звание ефрейтор, я ответил; «Служу Советскому Союзу». По мере ответственности более свободы, так сказывал один дед. Поступила команда встать в строй теперь я старший солдат, мне положено отвечать за пополнение.
Хлеборез
Не успел я пришить лычки, как комсомольцы моей роты вызвали меня не комсомольца к себе на переговоры. В Ленинской комнате меня ждали трое, комсорг и два его помощника, комсорг роты Виктор Авдонин обратился ко мне; «Басарга тебе быть хлеборезом». Я спросил, а кто будет заниматься с пополнением? «Мы комсомольцы» ответил Авдонин. И на том спасибо подумал я, буду резать хлеб и делить масло, и сахар по совести, чтобы никто, никого не обделил.  Вечер надо принимать объект, солдат четвёртого года службы сдал мне ключи. На полках лежало три буханки ржаного хлеба и это на три сотни ртов, несколько пачек сахару и это весь харч на батальон. Взялся за гуж не говори, что не дюж опыт дорого стоит. Но  кто сказал, что я не ловок, испытай, слабо не задирай, горючими слезами зальешься, соплями красными утрешься. Я отточил нож и эти три буханки разделил на триста кусков, они были такие тонкие, что через них звезды пересчитать можно. Выложив на столы всем по доли хлеб и сахар, я закрыл своё служебное помещение, ищи меня как ветра в поле. Батальон икал меня как дезертира, но я не дезертир, а партизан, я всё видел. Утро начало начал, я получил на складе хлеб масло сахар, на завтрак каждый получил своё масло и сахар белый хлеб каждому  по два куска, двести грамм, масло по двадцать грамм, сахар три куска тридцать грамм, от повара макароны с мясом и чай. Батальон сыт, ему не до меня, надо, учится воевать,  сытой желудок товарищ солдату и учёба ему  легче даётся. Так как нам связистам приходилось работать с такими средствами, как свинец, флюсы для пайки скруток и муфт битум, все эти средства могли повредить здоровье солдату. Командование  бригады связи, в состав которой входил наш батальон, распорядилась выдавать каждому солдату суточную норму сала молока. Выдавал все эти прибавки общему котловому довольствию хлеборез. Но солдат нашей доблестной армии не однороден не все славяне кто не верит не кому и себе тоже но кто-то крест не снимал с рождения а кто-то тайно намаз вершит; «Аллах Акбар» вот ему сало ни как нельзя что подумают его сродники и единоверцы. Так случилось, пополнение, прибыло из Татарстана все статные светловолосые синеглазые красавцы, что не татарин то чистокровный славянин. Только  русский язык для этих ребят, что для меня латынь с трудом  изъяснялись, от сала отказались. Накопилось сала цельный ящик, пускай копятся, голод не тётка пробьет, придут, потребуют; «Вынь и положи». Неделя прошла, сало лежит, нет желания, не ешь, завтрак прошел, готовлюсь к обеду,  кто-то постучал в окно, я открыл окно, в нём показалась рыжая голова и на ломаном русском голова сказала; «Братка, сала дай». Не прошло и часа, ящик опустел.      
Диверсия
Батальон поднят по тревоги. Вторая рота в считанные минуты в полном вооружении выкатилась из казармы, на плац, прихватив с собой косяк, с дверями оставив за собой пустые кубрики и проём в подъезде. Крепкое слово командира роты бодрила  боевой дух вверенного ему подразделения. К вечеру колона прибыла в назначенный пункт, это был танковый полигон, колона остановилась под роскошными деревьями. Ветви надламывались от тяжести ягод, черешня обрадовались мы. Начальник штаба майор Ластовина бегал вдоль колоны, он просил солдат не ломать ветвей, объясняя нам, что все эти насаждения вывезенные из Украины. А солдат слушает и ест, и только когда поступила команда по машинам, солдаты нехотя оставили это вкусное занятие и колона тронулась. Находясь в палатке, после ужина я почувствовал головокружение и рвотный позыв, выбежав из палатки, я забыл о своём недуге. Поляна палаточного городка была заполнена стонущими бойцами, яблоку негде упасть. Командир батальона рычал на начальника штаба, держа руку на раскрытой кобуре. Утром прибыла команда военных медиков и дознавателей. Батальон выбыл из дела на три дня. Медики справились с поставленной задачей, вернули батальон в строй. Дознаватели нашли виновных, это были Советские солдаты, которые ели не из котла. Немцы проводили обработку придорожных насаждений от вредителей, а вредителем оказался русский солдат, сам ягоду ел и ротного угощал.
Узел связи
Пришёл приказ, старослужащие солдаты мастера монтажа и пайки готовились к дембелю. Связь налажена все до дому, там их подружки ожидают. Мне солдату второго года службы ещё год лямку тянуть. Магистраль дальней многоканальной  связи сдана, мне монтажнику кроме как караул нести,  в батальоне  делать больше нечего. Мой взвод раскидали по узлам связи, нести караульную службу, сбор короткий, матрас в рулон автомат на плечо. Лето в Германии жаркое девушки ходят в мини, сердце солдатское рвётся на части, ещё год и домой к сродникам. узел связи скрыт от любопытных глаз немецким лесом казарма столовая клуб баня вот вся часть подчинение центральное дежурный по связи через позывные может связать с подружкой или друзьями, я гордился своей службой. Одна мысль меня не отпускала как меня встретят старослужащие солдаты новый коллектив ,опять притираться, отстаивать себя. День прибытия выпал на выходной день воскресенье подразделение, где мне придется, проходить службу отдыхало. Старшина узла связи показал мою койку, выдал мне постельное бельё, две простони, полотенце и наволочку, матрас одеяло подушка при мне. Когда я заправил постель и повесил свою шинель на  вешалку,  подошёл солдат и предложил зайти в каптёрку. В каптёрке за столом находились солдаты третьего года службы на столе стояла бутылка с прозрачной жидкостью ; «Корн» написано на этикетке. Парни пригласили меня к столу, я присел на банку стал ждать, солдат  ефрейтор вынул пробку из бутылки и наполнил солдатскую кружку прозрачной жидкостью. Кружка на столе была наполнена для меня, я сказал себе; «Что я воды не пил, это вода». Кружка пуста, вода выпита, клуб открыт там крутят фильму «Чапаев». Во время вечернего часа проверки, вдоль строя шёл старшина, все в строю подтянуты бодрые, он остановился около меня, внимательно осмотрел весь строй, приказал старшему сержанту продолжать перекличку. Выслушав доклад,  дал волю своему красноречию, хотелось спать, а он все говорит и говорит, тут кто-то, как дёрнет и так громко как из ружья пальнул. Старшина прекратил свою речь, внимательно осмотрел строй, сказал; «Отбой». Тридцать секунд все в постели, солдат спит служба
Пост охрана узла связи
Узел связи особый объект он скрыт от постороннего ока так холмик на нём растут берёзки ёлочки, трава мурава, одно слово молодой лес. Объект положено охранять с собакой . Старшина привёз служебную собаку, овчарка, кабель, масть чёрная, не подойти, порвёт на части. Заминка надо заступать на пост, а к собаке не подойти, стою перед вольером, а передо мной картина  волк и я рядом. Как то я свою сестру спросил, почему я не помню сродников моего отца, она мне поведала, когда у отца гостили его сродники я уходил в конуру к волку, и только она знала, где я нахожусь. Открыв дверь в вольер, я переступил через порог, пёс перестал метаться, наступила тишина, подойдя к собаке, я сказал; « Пора в строй». Служить с таким помощником как служебная собака вдвое легче.
Два года службы
Поступила весть, мы солдаты 1965года  призыва служим свои три года, следующие призывы два года. Ребятам везёт, вместе с нашем годом уволятся в запас парни, отслужившие два года. Парни, отслужив год, станут старослужащими им готовить смену, сумел ли я солдат третьего службы подготовить солдата, из новика. Этому солдату придётся учить новика, тому чему сам не научился и ещё тянуть лямку службы за себя и новика. На полигон прибыло пополнение, стоят парни на плацу в бушлатах шапки ушанки кожаные пояса все по уставу, любо мило посмотреть. Утром построение на плацу, стоят в строю, странные парни, без сапог, без шапок, без поясов. На плац прибыл генерал, осмотрев строй, он дал команду; « Через десять минут построение личного состава полигона». У меня дембельский пояс не докажешь что не отобрал у молодого бойца. Десять минут это целая жизнь для солдата, где добыть старый пояс, не найду пояс, в место дембеля к генералу на его волю. Три километра не дистанция шаг за порог и ты на дистанции, санчасть под горой там мой пояс. На территории санчасти пусто хоть шаром покати. У забора стоит автобус, из под него торчит  пара сапог. Солдат водитель санитарной машины не понимал, зачем я его вытащил за сапоги. Зачем я снял с него пояс, и отдал свой  и был таков. Он ещё долго сидел, рассматривая нечаянный подарок. Я стою в строю, генерал идёт вдоль строя, мой пояс у меня на руке он засален, как ни как три года я его не снимал и спал я в нём и  купал я его. Генерал взял пояс из моих рук внимательно осмотрел его, возвращая пояс, сказал; « Солдат верен поясу и пояс верен солдату». На тыльной стороне пояса нацарапано 1965-1968 год.   
Третий год службы
Третий год службы я ефрейтор на должности командира отделения вторую лычку не дают. Марки как у старшего солдата, но головная боль как у сержанта, но я командовал не долго, прислали сержанта. Парень любил свежий воздух и открывал окна. Но по уставу окна во время сна личного состава должны быть плотно прикрыты. Сержант командир нашего отделения  после отбоя  окна раскроет, я его помощник ефрейтор закрывает. Я старослужащий солдат, а наш сержант солдат  второго года службы для меня салага, а я для него старик и меня надо слушаться. Терпения нашему сержанту не занимать, как я только ложился под одеяло он доставал из тумбочки календарь на текущий год и отмечал в нем, сколько осталось его помощнику ефрейтору  до демобилизации.
Тёмкин Иван
Дембель не за горами, за горами гора Арарат. Месяц май, 1968год  до  приказа о демобилизации  четыре месяца, у моих сослуживцев моего года призыва появилась нервозность. Старшина опытный воин  всё ему видно, всё ему ведомо, зацепит словом солдата, повёлся солдат, забрызгал слюной, ему наряд в не очереди. Потрудись парень не забывай что ты солдат. Скрепит зубами старослужащий солдат, приборкой  озадачен, дело привычное ,но давно не деланное, так как статус старика не позволял. Так лечил нас товарищ старшина ветеран ВОВ, за это ему поклон в пояс, утром на разводе командир узла связи перед строем объявил;  «Ефрейтор Басаргин отправляется в расположение части, готовится к демобилизации». Новость неожиданная, до приказа четыре месяца, вопрос, почему выбор пал на меня. Поступила команда, разойдись, я сдал старшине все, что за мной числилось, выйдя из каптерки, я наткнулся на моего земляка, солдата моего года призыва, Игоря  Тёмкина.  Не давая мне пройти, Тёмкин стал меня пытать; «Басарга! ответь мне, почему тебя, а не меня отправляют домой?». Этот вопрос мучил и меня, я отправился в канцелярию. Командир узла связи, старший лейтенант Митрошин  выслушав меня, сказал мне, что придет на Ивана распоряжение и его отправят домой.  Эта информация меня удивила, я обратился к командиру; «Товарищ старший лейтенант вы ошиблись, Тёмкина зовут Игорь». Командир улыбнулся и почесав за затылок просветил меня в том, что Тёмкин еврей по отцу, мать у него русская и она дала ему русское имя Иван, но Тёмкин стесняется русского имени. Командир просил меня никому об этом не рассказывать, а после меня предупредил; «Не трогай годно, а то завоняет».
Партия
Биесков город,  здесь наша часть, батальон связи центрального подчинения, подчиняется батальон Главному управлению штаба Советской Армии, великого Советского Союза это моя России единая и не делимая. Два года службы, карантин месяц, учёбы год, опыт на ученье, практика, воспитание новиков второй год, третий год обслуживание кабельной магистрали. Всё здесь, благодарность отцам командирам за воинскую науку, поклон старшине за прививку от западных инфекций, более тёплых чувств я не испытывал. За год работы в поле я отвык  от службы по уставу, часть  встретила меня строгим порядком.  На полигоне я отвык маршировать, или передвигаться по территории только бегом. Новый начальник штаба установил порядок, служба в батальоне  шла по уставу. Выгрузился я из машины и всему удивляюсь, стою и думаю куда я попал. Перед казармой стояла группа бойцов так- же как я не понимали, куда они попали, это мои товарищи,  солдаты второго взвода, все специалисты, монтажники  кабельных магистралей,  элита связи. К нам подошёл начштаба майор Кобаль, он посоветовал нам дембелям по территории части не болтаться. Где мы будем  ждать отправки на пересыльный пункт, его не волнует, а ждать и догонять с ума сойдёшь. Выручил начпрод, он предложил мне наладить дело в хлеборезке, две недели прошли как один день. Вот он город германских королей Потсдам.               
Дембельский поезд
Потсдам город резиденция Германских Императоров, а для Советского солдата здесь начинается дорога домой в Россию к девушкам. Заждались красавицы своих парней. День ждём, второй ждем, а вагона нет, только на третий день подали. Стали мы питерские парни в дорогу собираться, шинельку на локоть, чемодан великая Германия в пясть. Но вагоны не для нас питерских парней, сибиряки заняли вагоны, и смеются над нами; «Подсобите, подтолкните». Кричат сибиряки. Сибирякам дорога домой в Россию открыта, нам питерским парням ждать. Устали питерцы на пацерной сетке валятся без матраса, в казарму отправляться отказались, уселись на шинельки на плац, чемодан под голову, отдыхай солдат, может завтра война. К вечеру подали состав «Ура!». От Потсдама до польской границы шли ночью, Польша встретила нас хлябями. Русским солдатам Польша не Россия, и не Германия, которая за три года службы стала родной. Чужая для нас солдат Польша, вроде славянами заселена родной  народ по крове поляки, а для нас русских они чужие. Наш состав сопровождал комендантский  взвод , на каждой остановке состав с дембелями поляков к вагонам не подпускали да и нас не выпускал, приходилось наблюдать через дверь. Состав стоит у платформы вдали польское село тихо никто нами не интересуется. Поляки проходят мимо, как будто нас нет и в помине.  Послышался шум и возгласы, я протиснулся к двери и что я вижу, охраняемой комендантским взводом платформе идёт группа поляков, два парня и девушка.  Подойдя к двери вагона, эта тройка останавливается, и девушка  распахивает плащ. Из двери доносится восхищенный вопль, девушка запахивает плащ, вопль стихает, мне очень интересно чего это солдаты вопят. Группа из трёх человек оказалась около нашей двери, смотрю на девушку и думаю что в ней такова, но хорошо смеётся тот кто смеётся последний. Девушка  раскрыла плащ, наступила тишина, перед нами стоит обнажённая Афродита. Белокурые волосы спадали на её упругую грудь, осиная талия перехвачена золотым пояском, вот и вся её одежка, не считая плаща и скромных туфелек на её прекрасных ножках. Когда она запахнула свой плащ, наш вагон задрожал от вопля, а девушка, одарив нас своей улыбкой, отправилась дальше, идя вдоль эшелона.
Варшава
В Германию шли через северные приделы Польши, а домой в Россию через центральную часть страны мимо её столицы Варшавы. Окраины Варшавы освоены жителями столицы сплошь огороды, на каждом огороде небольшой домик, всё как в Росси, жители больших городов выходцы из деревень, земля их страсть в ней их корни, соками своей земли жив человек. Хмурилось небо над Польшей пока мы по ней шли до родного дома Россия. Вот мы и дома эшелон с дембелями прибыл в Брест город герой, немец три месяца колупался у стен его крепости, и не мог её взять. Наткнулся немец на славянина по роду Кривяч, а у кривяча есть припевка; «Задираться я не буду и бежать не побегу, для меня вырыта могила высоко на берегу».Вот какой народ Белорус ни замай. Беларусия встретила нас солнечной пагодой, на небесах ни облачка, хорошо, страна родная перед нами. Девушки подружки ждут не дождутся, мамки глаза проглядели, а батьки у многих из нас в сырой земле лежат, после такой тяжёлой войны не каждый отец дожил до дембеля своего сына. Пройдя пограничный контроль я покинул пульман и перешёл в плацкарт Брест Ленинград. Товарищи по вагону стали избавляться от своих шинелей оставляя их на перроне и выкидывая в окна на железнодорожное полотно. То что они так решили это их дело, но они остаются в рядах Армии до отметки в военном билете комендантом города по прибытию, даже без шинели.
Город Ленинград
Любимой город я хочу тебя обнять на каждой улице асфальт целовать. Московский вокзал принял нас дембелей  как родных детей, а мать наша Русская Армия Советского Союза. Май месяц солнышко греет, девушки в прозрачных платьях мимо нас порхают, хорошо, мы дома, нам много не надо, только дайте нам вашего тепла немного, ведь мы только что родились. Жизни ещё не ведаем, как ходить, куда вступить, не знаем.  В вагоне мы успели перезнакомиться и после решили встречаться в пивной под Думой, напротив Казанский собор в музей обращённый на которой вместо креста православного на куполе игла, как синагоге, найти легко. Обязались раз в году, каждый май, месяц прибытия в город, быть вечером после работы в этой пивной. В Германии многие из нас приобщились к этому напитку. Но хорошо желать, а плохо делать, раз собрались,  два посчитав,  прослезились. Прибыли те резервисты кому,  желание, встать в строй, песню сыграть, было в радость, а гражданским парням на зависть. Во дворе меня встретили тепло, тётки обступили меня, ушёл в армию парень, а прибыл воин, мужчина, он широк в плечах, узок в талии, жёсткий взгляд, чистый малец, пистон ему для его бойка срочно. Сродники не нарадуются, дядя Пётр, дядя Сергей, крёстная мать тётка Дуся, брат Борис, сестра Тамара оставили свои дела прибыли к моей матери Дарьи Максимовны Басаргиной в девичестве Максимова. Комната, где собралась моя родня, имела шестнадцать метров. В тесноте да не в обиде, ни кто не присел, смотрели, как  я за столом сижу, смотрели на  блюдо с едой, на блюде макароны и две котлеты. На макаронах кусок сливочного масла тает, от этого макароны  блестят, котлеты парят. Слюна наполнила мой рот, вот- вот захлебнусь, я вооружился вилкой, разломил парящею мясным духом котлету, прожевав эту половинку, и закусив её тремя макаронинами, я отодвинул блюдо от себя. В комнате наступила тишина, мои сродники умокли, они прошли фронт, и выжили в блокаду, после стольких бед и победы над Великой Германией радовались пришедшему миру, а с ним и достатку, а их надежа я от харча отказываюсь. Мама моя нарушила тишину, подойдя ко мне, сказала; «Ты сынок на еду не обижайся! Ты сынок на себя обижайся!». Потом добавила  с обидой в голосе; «Я сынок при этой власти три раза в голоде была». Но за меня заступился дядя Пётр мой крёстный отец; «Сестра племянник мой  сей час ещё солдат срочной службы, он аттестат на довольствие коменданту не сдал, сдаст аттестат тогда и корми его».Утром начистив сапоги поменяв подворотничок я отправился в комендатуру, вошёл к коменданту солдат срочной службы,а вышел из комендатуры резервист.
Жизнь вне армии
Май 1968 год город Ленинград

Лагутин Юра
Аттестат сдан, моб предписание в военный билет вклеен я в резерве. Я вышел из комиссариата  на Садовой, стою и радуюсь сам себе командир. Стоп думаю я, а как я теперь ,вне службы жить буду? Кто определит задачу, кому доложить о выполнение приказа, где находится старшина роты? Ведь он столько дал, всему научил, где мой взвод то целое частью которого я был целых три года. Неведомый мир раскрыл передо мной двери; «Решайся солдат входи». Сказал я себе и переступил порог комендатуры, город встретил меня как родного. Ведь он проводил меня на службу родине моей России, дома я скинул с форму, сапоги шинель нашли своё место. Мой район Калининский, другого района мне не надо здесь я родился, здесь мне жить. Примерил на себя гражданскую одёжку и, оценив своё отражение в зеркале, и сказал; « Не ходить тебе солдат бобылем». Где девушки там и я ,но всё за три года службы в нашем районе поменялось, на пляс сходить некуда. Дворцы культуры, такие как Красный Выборжец или Якова Свердлова танцы не устраивали. Молодежь стала пить дешёвое вино и потеряла интерес к общению, я себе сказал это не для меня. На первом плане учёба, специальность и только тогда женитьба, но жизнь вся впереди толи ещё будет. Прошёл месяц на гражданке, двор заполнился дембелями. Повезло парням, дембель оказался не за горами, парни 1947года уволились в чистую с парнями 1946 года рождения армия переходила на двухгодичный срок службы. Первого кого я встретил, это был Юрка Лагутин, он был призван с парнями 1947года, хотя сам родился в 1945году. Юрке не хватала росту, был он маленького роста всего лишь один метр шестьдесят сантиметров и комиссия его не пропускала. Но желание не отставать и быть всегда первым во всём прибавило Юрке пять сантиметров и его призвали служить родине. Демобилизовался Лагутин в звании старшего сержанта служил Лагутин также как я в ГСВГ в должности зам командира авто взвода. До призыва он сдал на права и имел стаж водителя. Встретились мы, во дворе подойдя, он меня спросил; «Звание». Я ответил; «Старик». Он, услышав мой ответ, сказал мне: «Я сержант». На этом наша встреча закончилась, проживали мы рядом, дом его стоял напротив нашего дома, больше мы не общались. Только спустя я узнал Юра, скончался в возрасте двадцати семи лет. Он сразу после дембеля устроился в автопарк, водителем, заработал денег на авто «Москвич», женился, но стал после смены выпивать. Но резко бросил пить и каждый раз, перед сном он долго стоял у окна, однажды утром он не проснулся.
Латышев  Юра
Латышев Юра сосед, он жил в первой парадной нашего дома на третьем этаже в пятой квартире. Семья из пяти человек отец ветеран ВОВ мать блокадница, две старшие сестры, и сам Юра баловень. Всё для него, первый во дворе велосипед, часы из чистого золота, а после демобилизации его сродники направили всю свою заботу только для него, сёстры детей не имели. Я после дембеля ,был не обласкан сродниками как Юрка мой сосед. так как служил и здоровье своё и силу молодецкую родине матушке Росии сполна отдал,  и  я заявил; « Я буду сидеть на ваших шеях ровно три месяца, месяц за год службы». Это, меня и моего соседа Латышева Юру и объединило, на дармовщину и уксус сладкий. Стали мы искать кафе, где музыка, а где музыка дам и девушки. Но недолго мы по городу шатались, три месяца прошло как один день, девушки, те,  кто в кафе кофе пили, да сигареты курили, на нас внимания не обратили. Видно мы для них рожей не вышли, вино мы не пили сигареты не курили, и танцевать не звали, робели. Одно дело сдачу отдать, когда по роже получишь, а тут надо подойти к девушке и разрешение на пляс у неё получить, а  вдруг откажет. Юра оформился на работу  НИИ там и нашёл красу весть, статную славянку под  его стать. Сыграли свадьбу, стали молодые  добро наживать, сына жёнка принесла, радуйся, но горькая взяла верх, развод пришёл как дождик в четверг.
Филиппов Анатолий
Нашему войску прибыло, сосед демобилизовался. Толик Филиппов, главстаршина, ракетного катера на Балтике прибыл не один, невеста ему была попутчица, это была дочка командира  соединения ракетных катеров. С милым рай в шалаше, Толик, как и мы, проживал с родителями в одной комнате в коммунальной квартире. Отец пенсионер ветеран ВОВ, бывший милиционер. Мать работала нянечкой в детсаде комната  большая 22 метра. Складная ширма это и есть тот шалаш. Анатолий нашёл время с нами пообщаться, рассказал о своих планах, это свадьба, работа. Свадьбу сыграл, на работу устроился, это завод Арсенал, коллектив его принял. Оказал ему доверие, он возглавил партийную организацию своего цеха. Всё хорошо и работа и жена,  живи, радуйся. Но беда пришла, раскрывай ворота,  ушёл из жизни его отец инвалид, за отцом мать. Некому ему Анатолию слово доброе сказать, стал он в универсам самообслуживания заходить, сам товары берёт и мимо кассы эти товары несёт, и это привело его на скамью подсудимых. Жена с дочкой отправилась к сродникам, и подала на развод. Анатолий сгинул в лагерях, больше я его не видел.
Юра Попов
Юра  парень,  всем парням парень. Вырос на моих глазах одно слово сосед, он был на год старше меня. Значит, и ушёл он на год раньше в ряды Советской Армии, чтобы родину нашу Мать, Россию на её рубежах оберегать. Рубеж  тот находился тогда в Германии, его военная специальность, корректировщик  огня, сержант миномётного взвода. Юра, ростом не вышел, но характер,  Батька с Урала, а его мать  из Пскова, он бывало, до одного дотронется, так трое упадут. Прознал Юра, что его сосед то есть я демобилизовался, утром чуть не заря тормошит меня, а я сплю сладким сном. Рота подъём ни кто не кричит, сержант отделение не строит, сладкий сон дорого стоит. Проснулся я и диву даюсь, стоит передо мной Юра, а я вижу передо мной статного воина, шинель на нём серая из офицерского сукна золотые пуговицы на шинели в два ряда, пагоны чёрные на них лира золотая, красавиц одно слово. Смотрю на него и удивляюсь, почему он в шинели да ещё при пагонах, а Юра, видя моё замешательство, сказал «Здорово спишь Басарга». Я ответил ; « Солдат спит а служба идёт». И как положено солдату он мне уже штатскому человеку доложил,  что он служит в рядах Советской Армии, и без армии  себя не мыслит,  а место службы Ленинградский Военный округ и скоро он женится. Сказав всё это, он вскинул руку к козырьку и удалился, сон у меня как рукой сняло, сижу это я на пастели и загибаю пальцы на руке. Лагутин женился, Латышев женился, Филиппов женился, Семёнов женился, и не с кем мне в кафе сходить. Ну, думаю, вот я женюсь  только тогда, когда припрёт. Юра за один вечер решил эту задачу,  он гулял  по набережной Невы, и там встретив девушку, и не отпускал её до утра,  держа её за руку. Утром они расстались,  чтобы на следующий день встретится, чтобы больше не расставаться. В положенный срок его жена принесла ему сына, и нарекли его Станислав.
Работа
Отдыхать хорошо,  имея в кармане деньги, но деньги надо заработать, двери НИИ, где я работал до призыва, для меня были открыты. Бригадир макетной мастерской Борис Иванович  Шинкевич принял меня, верстак мой стоял у дверей мастерской, девушки нашего отдела часто останавливались у нашей мастерской. Стоят, беседуют, но это меня это не интересовало, пусть стоят, я выполняю производственное задание, до девушек мне дела нет. Работник нашей мастерской верстак его стоял рядом с моим верстаком как-то спросил меня, собираюсь ли я, женится, я задумался. В голове пронеслось, а нужно ли мне эта забота вопрос.  Денег для этого  у меня нет, я слесарь третьего разряда, учёба есть, вечерняя школа, я не комсомолец и дорога в КПСС закрыта. Нет, думаю, я ни когда не женюсь. Но мой товарищ, по работе видя моё замешательство, молвил; « Слушай».  Мой товарищ по работе продолжал; « Баба это удав, а ты кролик, она раскроит она пасть,   и полезешь ты в эту пасть пища как кролик». Сказав это, мой товарищ бросил на стол свой инструмент, после встал  и закурил. Не прошло и года, я вспомнил эти слова.
Женитьба
Пошёл год , мне двадцать пять, как-то пришлось проводить девушку,  провожал, провожал, и вот я сижу за столом в гостях у невесты на столе напитки а к напиткам закуски меня кажут сродникам невесты муж сестры парень из Армении и кузен с Владикавказа Северная Осетия. Я потянулся к графину с напитком, это был гранатовый сок. Но не сок я должен пить на этом застолье, водка на столе, докажи что ты такой же как те которые сидят за одним столом с тобой. С дистанции сошёл кузен из Осетии, я остался один на один с мужем сестры. И только когда он стал требовать от меня общаться с ним только на его родном языке ,я встал и извинился, что не могу дольше оставаться. На следующий день моя девушка выговорила много не лестных слов. Из всего сказанного я понял, что я алкоголик, но свадьба не отменяется, женат и весь в долгах, работа в институте долги не перекрывает. Стал искать, где руки приложить, денег срубить.  Потолкался городским предприятиям, чтобы найти хорошую работу, нужна специальность, а у меня её нет. Ура нашёл, сестра помогла, её подруга врач стоматолог лечила офицера флота, его специальность морская геодезия тот ознакомился с моими документами допуск по секретности у меня подходил, осталось принести характеристику с последнего места работы. Начальник макетной мастерской, где я работал, выслушал меня и отказал, словно вылил на меня ушат холодной воды, это были его слова; «Владимир ты меня прости, не могу я тебе дать характеристику». Настрой на успех с меня как рукой смыло, словно это были не слова мною уважаемого человека, а ледяная вода. А долги надо отдавать, читаю объявление, требуется приемщик стеклотары заработная плата триста рублей в месяц. Нашёл я магазин, где требовался кладовщик, меня приняли. Но мой решительный шаг в решение финансовых проблем моими новыми сродниками был не понят. Начались у меня проблемы в личных отношениях с моей женой Ириной, деньги хорошо, но как они приходят, это её близкими было не принято. Как-то возвращаюсь я после праведных, трудов и что я вижу у подъезда дома, где жила моя тёща, две кареты скорой помощи. Моей тёщи разведка донесла, что её зять работает в магазине. Сердце у тёщи не выдержало, но доктор её спас, а меня погубил, тёща дочки заявила или она или он, то есть я дочкин муж, дочка осталось с матерью. А я, чтобы развеять грусть тоску, с тал оказывать помощь швейцару в ресторане Арагви. Каждый день бой не на жизнь, а на живот, хорошо, что добрые люди подсказали: «Парень у тебя одна дорога только в тюрьму или во тьму кромешную». Я задумался над сказанным и решил больше в ресторан не ходить и швейцару не помогать.
Семёнов Виктор
Виктор сосед по дому, в котором я жил с рождения, где – то с первого класса я с ним в товарищах ходил и это дорого мне обошлось. Он родом по отцу русак, а по матери казак. Мать его с Кубани родом, потомственная казачка из Островских она, её сродник советский писатель Островский. Роман «Как закалялась сталь» его повесть о самом себе. Я после армии был в гостях у его тетки в Новороссийске, комната в её квартире отдана под музей Островского. Виктор был женат на девушке из Приднестровья. Работала она зам директора столовой и по совмещению заведовала продскладом этой же столовой. Но вот задача, надо в отпуск на родину на Днестр в село Рашков к батюшке и матушке. Надо сестру навестить, с братьями на берег реки выйти, красотой природной любоваться. Эта задача легко решается, пиши заявление на отпуск, но директор не отпускает, сдай склад и иди на все четыре стороны. Зачастил мой товарищ в гости в мой дом, и стал меня уговаривать, мол, в белом халате ходить будешь, все мне будут кланяться, уважаемый человек кладовщик идёт, дефицит несёт. И вот результат я ухожу от деньги триста рублей в месяц, и принимаю продсклад с оплатой сто двадцать рублей в месяц.
Кладовщик
Вдох выдох сплошная пауза пошли на погружение, такая присказка у моряков Севереного Флота перед неизвестностью. Такое же ощущение было и у меня, когда я переступил порог помещения, где хранились продукты для столовой. Одно дело принимать у населения стеклотару и получать за это заработную плату. Другое дело продукты. Здесь и сроки реализации, и порча просроченных продуктов, СЭС и пожарный. Товарищ мой Виктор меня в беде не оставил всё у своей жены Марии принял и мне дураку передал, а передав сказал: «Владимир подпиши прием, у Марии завтра поезд на родину в Рашков, билет заказан». Ну как не подписать, друг просит, я подписал, а через неделю локоть кусал. Неделя прошла меня проверяют директор столовой и главный бухгалтер, я был готов к проверке, так я думал, но не комиссия. Меня повели на склад тары, где хранились пустая стеклотара от поступающего товара, проверка выявила недостачу на тысячу пятьсот рублей. Думай Басарга как решить эту задачу при зарплате сто двадцать рублей в месяц. Задумал я порешить Виктора и делу этому положить предел. Вспомнил, всё чему я был обучен в рядах Армии родной, не товарищ он мне более, а насмешник. Поздно вечером я, скрываясь от посторонних глаз шёл, играя припевку матушки моей; «Ты не смейся гадина тебе не навек дадено, дадено до вечера тебе смеяться нечего».  За рабочим столом сидел Виктор он, не поднимая своей головы, перекладывал с места на место какие-то листы бумаги. Стою и думаю, сейчас его не станет, а что будет со мной? Найдут и осудят, а после суда закроют на много лет. А я ведь ещё не женат, женщина, с которой я был в браке, подала на развод и убила первенца, легла в клинику и сделала аборт. Не время, думаю, Виктор, не время мне сейчас тебя решать, нет у меня сына и нет над тобой суда. Виктор так и не поднял головы, очень был занят работой, на следующий день я и мой «друг» встретились в кабинете у директора, он был участником этого спектакля. Я понял такой урок дороже денег, целый год я жил без оплаты своего труда.
Жизнь продолжается
Один я не остался, привёл женщину в дом, и тут же потерял мать, с приходом в дом женщины она тихо ушла, оставив меня одного. Есть сестра, есть брат, живы сродники, а матери нет. Рождение сына сняло пелену с глаз, и я опять вижу свет, Виктор учитель тут как тут, с долгами я рассчитался. Дипломатия кому нужна? Тому кому деваться некуда, а мне она ни к чему. Я не стал тянуть тягло нужды общения с учителем своим, встретив его, пояснил ему, что задуманное мною дело сбудется коли я встречу его на своём пути. Виктор проникся тем, о чём я его предупредил, и более я его на своём пути не встречал.
Сборы 1 (Лапландия)
Хорошо когда стране родной ты нужен. Военком в било бьёт служить завёт. Родине матери нашей крепкие парни нужны, я там, где парни молодые в строю стоя командира, теребят; «Ты не ловок, дай мы». Плох, тот солдат кто за спину командира хоронится. Жизнь штатского парня, это не жизнь парня военного. Штатский от драки под мамкину юбку хоронится, а военный парень всякую драку на штык пробует. Повестка пришла, сердце моё радостно взыграло, вот как бывает, когда по строю воинскому скучаешь. Сборы не долгие, харч на тое суток, и за порог, а то когда с котла кашки ячневой по жоркаешь не известно. На пустой желудок хорошо воевать, но не спать на полке плацкартного вагона. Сродники не понимают, войны нет, а он воевать собрался, то есть я. Сестра меня увещевает; «Брат ты куда собрался? Твоя сожительница на сносях, а ты воевать собрался!». Одна надёжа это мой брат Борис, он старый воин и от воинских сборов не бежал, он меня в этом деле поддержал. Брат, пожав мне руку, велел, что бы я баб не слушал и военкома не подводил, если он без тебя обойтись не может, то ему помоги. Хорошо когда  для тебя такая подпорка есть, как мой брат. На дворе 1975год июль месяц мне двадцать девять лет ещё пять лет упорного труда,  я вступлю в коммунизмы и со мной все народы моей любимой родины Союз Советских Социалистических республик. Шагну в коммунизму, и буду я лёжа на печи, не вставая жёркать калачи. Пока я мечтал о коммунизме, на сборном пункте парни с округи собрались все как на подбор крепко стоят на ногах и провожающих как на осеннем призыве, не протолкнутся. Меня как обычно провожал Борис мой брат. Московский вокзал в вагонах плацкартных не отказал, чтобы нам велело было разбавили нашу ватагу попутчиками карелами да поморами, людьми добрыми советскими. Ночью Россию миновали и в Карелию вошли, кроме карельской тайги в окно ни чего не видать пора разговор начинать. Я из рюкзака на стол вывалил все, чем меня сродники и в путь дороженьку снабдили. Брат портвейну пузырь тайно сунул в суму, сестра печенье положила, она знает, что я сладко с детства ем не запивая. Сожительница отваренную курицу в пергамент завернула, в руки дала, ешь милый. Я же сало, чтобы всё на место встало и ржаной хлеб, лук, и чеснок в придачу всё это добро я в мешок заплечный клал. А сожительница не жена, да потому что живу с нею без записи по уговору. Когда её живот на её нос полезет, тогда я её поведу ЗаГС, вот будет потеха, жених пьян невеста на сносях. Гости рядком стоят к столу тянутся, а я их не пускаю, пока законную жену в дом не приведу я их к столу не пущу. Но это так отступление, у столика, что у вагонного окна собрались все, кто в купе поместился, смели всё в один присест. Дед карел от выпитого портвейна осмелел и стал нас резервистов стыдить, мол, вы такие сякие живёте в своём Ленинграде как у Христа за пазухой. Магазины у вас полны всякой всячины, а мы карелы еду получают по талонам, проходимцев своих у себя не держите, к нам сиротам в Карелию определили жить. Слушали мы его, а возразить нам ему было нечем, особенно я не мог этому деду возражать. Ведь именно для меня через пять лет наступит коммунизм, но не для этого деда по роду карела. Карелия особая страна она богата лесами и бродячими собаками, которые корки хлеба рады, если им получится добыть, а карелу кусок хлеба по талону в радость, лишь бы не было войны. На полустанке дед сошёл с поезда, оставив нам пол-литра водке Петрозаводского разлива, на дне которой лежал белый налёт; « Что это? Спросил я деда» он пояснил, что это известь, которой очищают водку от сивушных масел, и  если не увлекаться это водка вреда не принесёт. Карелию миновали, вошли в Кольский полуостров. Кольский полуостров поморов сторона, в России он отдельное стоящее дерево, со своим укладом и обычаем.
Город морской боевой славы Мурманск северный порт, встретил нас ненастьем было холодно и сыро, но когда нас переодели в морской прикид нам всякая погода стала хороша. Казарма койки в два яруса тёплая и дневальный на посту, и комбат майор с нами сиротами занимается с утра до позднего вечера.  Жёнка его воюет, ищет, а он у нас в казарме хоронится, не желает к ней идти греть её широким поясом. А  нам сказывает что он рад побыть по доле у нас в казарме, теперь он не один, за ним мы его бойцы добрые молодцы и с жёнкой он справится . Вот она, родная армия то есть флот всё на виду ни чего не скрыть одно слово семья. Офицер перед жёнкой оправдывается, что он службу несет, а не лебёдушек под крылышки на сеновал ведёт. Морячёк на узле связи включил, громкую связь и радуется, что нам резервистам весело, а офицеру сердито. Хваленый флотский харч себя не оправдал себя, из столовой вышли резервисты без настроения, где макароны флотские, где наваристый борщ. Белый хлеб масло яйцо, кок обозначил и развёл руками, что наряд на камбуз доставил то и выдано. Кок из резервистов ему вера есть, одна надежда на меня, знаю в наряд я на кухню ходил, покуда в армии служил. Мичман из резерва внёс мою фамилию в список матросов назначенных в наряд на камбуз. Склад продуктов находился не далеко от столовой, мичман завсклада встретил нас хорошо, сам бери сам на весы клади,  всё наше, что записано в требование насыпай сыпучее в тару и ставь на весы. Настроение у мичмана ушло как вода в песок, когда он увидел, что я велел, взвесит тару и только тогда разрешил сыпать в тару сыпучее и от общего веса вычел вес тары. Начкамбуза мичман из резерва проследил за закладкой в котлы. Моряки из столовой выходили и прямиком направлялись туда, куда Макар телят не гонял. Не каждый донёс, боцман на этой тропе установил указатель с надписью «Обход». Вечером в клуб перед фильмой личный состав батальона обратился к начпроду батальона, с просьбой, вернутся к прежнему меню, а также резерв отправить в шхеры на манёвры. Резерв после завтрака построили, объявили, по машинам прощай теплая казарма, нас ждёт автомат и холодная палатка.
Палатка вместила наш взвод связи, печки нет, сыро, матрасы влажные, не согрется. Не долго я лежал, ёжась от сырости, скинув с себя солдатское одеяло, я занялся своим мешком выгреб из его глубин все, что  я там нашёл а нашёл флакон одеколона «Рига» и пачку пилёного сахара. Всё это наблюдала моя команда. И когда я на их глазах глотнул из флакона и заел выпитое куском сахара, все разом скинули с себя эти влажные одеяла и занялись своими сумками. Я же согрев нутро накрылся одеялом, оно было  тёплее тёплого, и я заснул сном праведника. Утром побудка я в строю, на моих плечах шинель моряка северного флота. Кудри мои русые заправлены под бескозырку, в такой одёжке не страшна мне жара и перед хладом  не стану дрожать как осиновый лиcт.
Завтрак для нас накрыт в столовой командного состава столики на четыре бойца, и не мудрено мы взвод связи в подчинении зам по тылу северного флота. Что положено нашему адмиралу все это положили и на наш стол ешь матрос, но не забывай что не от щедрости адмирала, а по продовольственному аттестату. Разочек стрельнули, разочек в противогазе на ветру постояли, два раза в бане сменили исподнею. Политпросвет раз в неделю, вечером кино, месяц пролетел как один день. Настал день, прощайся  моряк с Лапландией скорей на базу скинь робу, сдай шинель в штатское облачись красного вина напейся в плацкартном вагоне выспись. Дома сестра брат и девушка на сносях. В расположении батальона без нас резервистов как пионер лагере всё по уставу; подъём, построение завтрак, занятия, обед, полдник, вечером ужин, после ужина в клубе фильма. А тут прибыла команда резервистов все загорелые и весёлые, сейчас они робу скинут шинели cдадут и денежное довольствие получат, а магазин им не чём не откажет одно слово партизаны спроса с них нет, штатские они в войну сыграли за это им спасибо. Они вина молдавского купили и в казарму мимо штаба гурьбой без строя в вразвалочку шли хоть в трусах, но всё же моряки, и я  среди этой шумной  ватаги. Морячёк прибился к нам, нашей ватаге он был не знаком. Он, адмиралу подмигнув, вскинул руку правую к солнцу, прокричал; «Hail Hitler». Адмирал много в жизни встречал, но такого впервые. В казарме тепло и молдавское вино как виноградный сок закусывать нет смысла и так хорошо. Скрипнула дверь  в казарму и на пороге появился офицер шинели серой не морской,  явно из внутренних войск. Вскинув руку он пальцем на меня указал, я дожидаться судьбины не стал, опорожнив стакан молдавского вина вышел через форточку. Дюжие парни из внутренних войск выносили матросов и кидали их в трёхоску как куль с углём. Остался я один одинешенек среди пустых коек, вино в наличии, а сам на сам я пить не мог, компания нужна. К вечеру казарма наполнилась весельем, всех резервистов с миром отпустили, но штраф выписали за нарушение общественного порядка. Утром подали состав из плацкартных вагонов, ура пора до дому, в гостях хорошо, а дома лучше. Комбат на построении перед строем поблагодарил нас бедолаг за службу и отметил, что мы ни кого не потеряли на учениях приближённых  боевым. Поступила команда по вагонам, брали вагоны по скорости кто скорей того и купе. Дорога всех мирит всё общее вино и сухпай, только сосед на нижней полке к вину не прикасался, только за сердце держался к утру остыл. Вынесли мы это тело в тамбур, и обрели мы порог, на пороге не стой через порог не общайся, кто порог переступит тот его и окрестит.
Сборы 2 (летом)
Три года прошло, а на манёвры не зовут. Видно военкому не до меня, одно хорошо фабрика Труд не даёт растекаться животом, тяжела лёгкая промышленность не каждому под силу, но я втянулся.  В семье приплод был один ребёнок, стало два, дочка появилась, а меня на сборы не зовут. Лето настало, весточку прислала быть у сборного пункта, настроение поднялось, не забыл военком, весточку послал, на сборы позвал. Дорога известная до Мурманска, а там распределят, кому в Лапландию, а кому и на Щук озеро. Сборы проводить, где морпехи стоят, нас моряков носящий форму подплава грело, мы ростом не велики но удалы до кого дотронемся трое упадут.  . Прикид флотский синяя голландка, нашивка на левом кармане боевая часть четыре грела гордыню. Не далеко от расположения река не широка, но глубока она доппай  для личного состава роты морпехов и нас резервистов. Один из наших моряков как иллюзионист,  слегка взмахнув рукой, и без труда достал рыбку из пруда. Рыбка оказалась  кумжей без лицензии её добывать не разрешалось, наш ротный чуть дар речи не лишился ; «Отпусти не медля». Моряк, показав офицеру  сложенную конструкцию из трёх пальцев, унёс рыбину в казарму. Разделав её он, пересыпав  куски рыбы крупной солью. Первый кусок ротному,  а мне досталось соль, слаще соли я не вкушал. Нас задёргали построениями, понять не можем, что от нас требуется.  Оказалось всё просто, один из нас имел шевелюру тёмно русых волос не обыкновенной величины. Мичману это не нравилось, и он нас строил нас через каждые два часа. Но в строю найти нарушителя найти не мог, так как моряк из сметливых был, как только поступал приказ, стройся, он прятал копну своих волос в бескозырку. Отошла коту масленица сменили нам галанки  подплава на робу надплава, вместо бескозырки берет. Пришлось моряку расстаться с шевелюрой, а мичман расстался с бессонницей. К морпехам прибился пес, по всем признакам овчарка. Мортпехи его не обижали, он был сыт и ухожен.  В благодарность он нес службы дневального ложился на порог казармы. Как то ротный, возвращаясь с офицерских посиделок, решил проверить своих бойцов, все ли в койках, он  споткнулся о пса и грохнулся, во весь свой двухметровый рос в ноги дневальному. Казарма морпехов содрогнулась, недолго стояла тишина, последовал дружный смех бойцов. Утро четыре часа до подъёма два часа, а рота в строю все в противогазах ротный  так же в противогазе; « Смеяться над офицером не позволено даже Юпитеру, а вам быкам тем более». Такова была речь командира роты морской пехоты Северного флота. Через сорок минут рота во главе своего любимого командира вернулась. После команды снять противогазы морпехи отправились досыпать в шесть утра подъём. Нас резервистов забыли, мы строились без команды, два завтрака, два обеда, полдник, ужин, раз в десять дней в баню, вот и весь распорядок дня. В промежутках между построениями мы стали разведывать окрестность. Нашли каменную реку стоишь на валунах, а вода струится в глубине. Сопки усыпаны голубикой и грибами в основном подосиновики осины на сопках нет, а подосиновики есть. Резервисты народ запасливый стали ходить на сопку голубику собирать, грибы сушить не с пустыми руками к жёнкам да мамкам ехать. Но среди нас был парень, который всё что собирал, на трассу выносил и продавал.  Он собрал денег, около одной тысячи советских рублей. А мы  собрали и насушили грибов и голубики у каждого по мешку, но не довезли до мамок жён и сродников. Так как на каждой станции ларьки, а в ларьках продавцы женского пола. Женщина, привязанная к прилавку, не имеет выходных, она скупает все, что ей принесут, даже краденое. Всё что так было собрано и сохранено, продано и на вырученные деньги приобретена спирта водяная смесь. Эта смесь у резервистов пользовалась большим успехом. За нами наблюдал парень, он подсел к нам в купэ, парень представился доктор, самбист кандидат в мастера по имени Александр. Мы предложили ему пригубить спирта водяной смеси, он поблагодарил, но пробовать не стал. Он задал мне вопрос, ты, где занимался я, ответил, что в обществе «Трудовые резервы». Выслушав меня, задал мне вопрос, не хочу ли я освоить САМБО. Ответ был положительный,  я действительно мечтал об этом виде борьбы. Так как в то время САМБО считалось престижным видом, но если нет разряда по вольной и классической борьбе, в САМБО не записывали.  А тут, пожалуйста, так я вернулся в зал борьбы, туда же привёл старшего сына. Сборы закончились, личный состав потерь не имел, но и сродников не порадовал, прибыл без добычи; «Мы всё пропьем, но флот не опозорим, хоть в трусах, но всё же моряки.   
Сборы 3 (зимой)
Зима на радость нам дана. Детям санки, а нам резервистам ждать лета, летом сборы. Не ждал, не гадал, на сборы военком позвал зимние, хорошо, а всякому хорошо должно быть еще. Сборы это событие знаковое для солдата то, что его не забывают, что он родине матери нужон и без него военкому не обойтись. Зима задалась морозная снежная, лыжи в войсках имеются, решил я, знать ходить мне на лыжах я же связист. На сборном пункте народу не протолкнутся, проводила мать сына во солдаты. Пройдут, пронесутся три года солдату положенный срок по прибытию, он маму обнимет, так как раньше обнять он не смог. Месяц пролетит, хватит форму солдатскую носить пора её снимать и  носить то, что отличает парня от воина. Собрали нас в карельских лесах, У серёд вековых сосен озеро, с крут берегом, на берегу здание. Казарма это наше пристанище на цельный месяц. Но казарма парней в штатском к себе не принимает. Мороз крепок да и мы не из соломы Дед Мороз нас с измальства  баловал, то за ухо цапнет, щёку так забелит варешкой приходится отогревать. Ждём когда обретём надлежащий вид, привезли, переодевайте, полевая кухня жаром пышет, в котле вода варится, прислуга кухне служит, кто дровишки топориком  лущит. Истопник топку лучиной кормит, кашевар крупу в вар сыпет. Снежная шапка с горы сдвинулась, в горе дыра образовалась и эта дыра нас всех приняла, а нам парням, что дыра, что нора лишь бы  приняла.  Дыра не кому не отказала, обняла и обогрела, и заново родила тело белое, это тело одёжкой прикрыло. Влез в дыру парень, а из дыры вышел  воин, он в одного целится, а трое убегают.  В дыре тепло, а на яви холодно тело белое прикрывало хлопка азиатского исподняя  на исподние гимнастёрка и порты в сапоги заправлены и портянка в сапогах  махровая а на плечах шинелька из серого сукна и на славянской голове шапка ушанка. В такой одёжке служи воин и не о чём не жалей. Но опыт бывалого воина ему резервисту подсказывает, на пустой желудок не навоюешь. Вышел воин из дыры и прямиком к полевой кухни, а там в котле каша гречневая она сдобрена свиной тушенкой от такого питания воину тепло и сытно. От горячего у воины вспотели, и шинелька серая покрылась инеем. Генерал  нами вновь родившимися воинами был доволен. Особенно ему глянулся парень из резерва, на нём шинель висела как в ателье на манекене. Когда-то генерал сам был солдатом. Казарма нас приняла, как своих детей родная мать она встретила нас теплом и чистым постельным бельём, утром подъём и всё по расписанию. По подъему  гимнастика водные процедуры построение завтрак стрельбы и лыжи как ни как зима. Лыжи нам с детства знакомы, но  всякое дело требует мастера. Мастер есть наш резервист два занятия и зачёт принят. Так мы стали горнолыжниками, но под всякое хорошее дело должна пролиться кровь. Жребий пал на меня в составе отделения спускаюсь по склону замыкающим и что же я вижу, отделённый и следующие за ним бойцы сваливаются на бок. Эх, подумал я,  сей час вам не ловким покажу, как надо лыжами управлять. Склон градусов сорок пять не экстрим, но скорость приличная лечу вот и подошва, но грейдер прошёл и образовал на подошве вал. Вал своё слово сказал, я взлетел, но лыжи на лыжню не встали, а нос мой на лыжне крови оставил пол стакана чайного. Не велика рана до дембеля затянется. Но какая служба без увольнения ведь на дому винтовочка не чиста, не смазана у плиты стоит, надо у полковника спросить сбегать до дому рану залечить. Полковник догадлив был,  он меня до дому отпустил, сроку службы неделя осталось, он понимал, что моя бела кровь наружу просится. У полковника тоже есть винтовка на дому,  она у него чисто смазана и на положенный срок заряжена, чтобы его полковничьему роду не было переводу. Дома хорошо, а в строю теплее локоть к локтю плечо к плечу и полковник перед строем он доброе слово скажет. Само слово это решение к поступку, покуда войны нет к войне солдат готовься но и про сон не забывай так как когда солдат спит его служба идет не спотыкается и скоро заканчивается. Месяц сборов прошёл как один день такие сборы не часто встречаются тут и мороз лыжи полевая кухня нос разбит не побывку отпущен и опять в строй поставлен память на всю остатнею жизнь.
Сборы 4 (весной)
Солнце землю греет, резервисты на манёвры собрались и меня не забыли, с собою пригласили. Прибыли к месту манёвра солнце светит, погода радуется и у меня настроение на подъёме. На мне  куртка и пояс на поясе стальная бляха на бляхе звезда на голове пилотка на пилотке алая звезда, а на звезде серп и молот брюки галифе заправлены в кирзовые сапоги. Стою перед зеркалом и не налюбуюсь, на меня из зеркала смотрит солдат защитник страны Советов родины моей. Но не всё в стране моей по моему укладу и воспитанию. Пока я собой любовался в зеркало, солдат нёсший дневальную службу при мне и двух офицеров  позволяет бить себя другому солдату  едалам. Как он после этого  съест то, что ему положено съесть на ужин обед миновал. Я перехватил руку бойца и обратился с гневными словами к солдату при исполнении; « У тебя на поясе висит штык нож от АК-43 лезвие тонкое длинное достанет до печенок, ты почему не применяешь оружие? Ведь ты на посту! Охраняешь тумбочку. Дневальный должен не только охранять доверенную ему материальную часть, но и себя». Говорил я пылко как на трибуне как будто, я командир этой части и мне не безразлично  как несётся вахтенная и караульная служба. Пока я распылялся куда - то исчез хулиган в форме, и офицеры куда-то подевались, а дневальный стоял у тумбочки по стойке смирно. Ну, думаю, хороша армия, оставив в покое дневального, я отправился искать, где прилечь перед отправкой на полигон. На полигоне меня ждала палатка на отделение, полевая кухня и автомат АК-47. Проверенное оружие если им правильно пользоваться, цены ему нет. Вспомнил строевую, но не каждый из резерва готов снова стать солдатом, были и такие кто восстал, но результат для строптивых был плачевный, сила солому ломит. Беда пришла, когда не ожидали, есть, город Чернобыль там стоит ядреная станция так она лопнула невзначай. На построении  нам  доложил сам генерал, кто-то из строя решил шутить, на что шутнику генерал посоветовал на эту тему не шутить, иначе всем подразделением шутник во главе колоны отправится в Чернобыль. Наступила тишь, генерал закончил речь. Время делу потехи час строевая подготовка сплотила нас, мы опять солдаты парни хоть куда, но не в пекло ядрёного котла. Стрельбище встретило нас солнцем, выдали нам по девять патронов, вышли на исходную я осилил свои цели и помог товарищам рядом со мной лежал солдат, он произвёл один выстрел, после поднял руку и так лежал, пока к нему не подошёл офицер. Офицер осмотрел автомат, снял коробку и вытряхнул содержимое. Удивлению у офицера не было границ, за всю свою службу он первый раз  столкнулся с таким случаем. Но ему объяснили, что перед ним особый солдат в его руках оружие превращается в кусок железа. Чуточку  стреляли, чуточку строевой отмахали, хорошо, что мало, но нам и этого хватило и стали мы палатки с кольев снимать да  складывать и старшине сдавать. Прибыли к месту сбора в казармы, так как казармы не имели постоянный состав, всяк старшина, снимаясь с насиженного места, сдаёт  следующему старшине, голые стены, он уносит все, что может ответить. Вот такое помещение мы получили, я вызвался добыть швабру тряпку и ведро, воды в казарме не меряно и льёт она из порушенной сантехники бурным потоком, но куда уходит не ведомо. Привели казарменное помещение в должный вид и отдохнуть. Инструмент я вернул что увидел в казарме где брал инструмент забыл, но хорошее настроение растаяло как весенний снег передо мной стоит солдат лицо чёрное глаза белые негр в советской форме. Присмотрелся, русский парень явно первого года призыва несёт службу, он охраняет кучу из котелков и скаток, и вещевых мешков, рота прибыла со стрельб. Но почему он чёрный я подошёл к солдату, и что я выяснил, парень стоит у этой кучи три дня, не приняв и макового зерна, только вода во фляги, которая весит у него на поясе. Решение пришло сразу  накормить воина сухим пайком. Передав воину, котелок с кипятком и пачку галет я заступил на пост охранять котелки, солдат присев на корточки достав из глинища шанцевый инструмент то есть  ложку. Он не пил кипяток из котелка, а хлебал кипяток, как наваристый суп заедая его сухой галетой. Солдат схарчил галеты с кипятком после водрузил свой инструмент в глинище и принял у меня пост. На следующий день я пришёл в роту где нёс службу этот солдат и что я вижу у тумбочки стоит тот парень, которого я подменял передо мной стоит русский воин лицо светлое шинель выглажена сапоги отражают дневной свет гимнастёрка выстирана и подшита. На сердце мне стало тепло от того что я увидел а увидел русского воина и если его товарищи не согнули то и враг не победит.
Сказ о бедняке Иване
Нашлись Ивану помоганцы, и Царя батюшку прибрали, землю его, что за Царём батюшкой стояла, бедняку Ивану передали. Возрадовался бедняк Иван земли, сколько её стало у него, не соколом облететь, не зверем обежать. Собрал он вкруг себя бедноту и голь перекатную, всем кто на зов его прибыл, землёю одарил, нате пользуйтесь, а одарив, одарённых он бедняков напутствовал. В наставление том он сказывал, землица эта общая, сообща трудитесь на ней, и он их даритель будет над ними председателем. И если кто не в ногу шагнёт то того сообща судить будем, а чтобы всё было по правде он председатель выпишет из области комиссара. Комиссар прибыл, не дожидаясь приглашения, при оружии и председателю Ивану наган привёз, коли он власть, то должен быть при оружии. «Р» комиссар обходил стороной не его эта буква он молчал когда, председатель Иван вразумительные речи перед бедняками вёл. В тех речах была любимая комиссаром фраза; «Пролетарии всех стран в гурт пастух нашёлся». У комиссара от этой фразы ажно слезу вышибало. Пока беднота внимала речи председателя Ивана нашёлся средь голытьбы паренёк который на собрания не ходил а все свой надел ворошил все заступом да тяпкой, лошадку не на что приобрести, не вошёл еще в силу. Стал парень надел свой деревьями обсаживать, сажал парень дерево особое, тополь, дерево это скорое в росте. Покуда беднота мечтала о мировой революции, тополя в рощу встали. Вырядил паренёк тополиную рощу, часть кругляка пустил на дом, а с остатка смастерил машину. Вся деревня сбежалась смотреть на чудо техники, ходила эта машина от ветра, средь деревенских был и председатель комитета бедняков Иван. Собрал Иван свою общину бедных да голых и комиссара привлек, как представителя новой власти для порядку, чтобы он слово молвил по ходу дела. Умельца привели силком, не хотел отрываться от дела, надел вспахан, время лён сажать. Обратился Иван к собранию с пламенной речью, в речи он сказывал что кто в коммуне не ногу шагает, того из коммуны надо вывести. Иначе не доживет коммуна до светлого будущего, когда не будет богатых и бедных, и все буду ровны. Взволновалось собрание, каждый высказался по этому поводу, но никто из собравшихся не встал за соседа своего. Комиссар внимательно слушал, собранию не мешал, ждал, когда все выскажутся. Вот вроде каждый из комитета бедноты своё слово сказал, теперь слово за комиссаром. Трудно говорить комиссару речь русская не даётся; «Р» не выговаривается, но что хотел донести до собрания всё о чём ведал, и что скоро во всём мире свершиться революция, тогда уж все будут ровны, собрание прониклось сказанным и скопом решили умельца застрелить из нагана, а машину сжечь, а поле, то есть надел умельца, пустить под выгон скота. Наган у председателя ему и стрелять. Делать нечего, не думал Иван, что так дело обернётся, жалко ему соседа, но собрание решило, надо выполнять. Снарядил Иван наган, вывел соседа за околицу, там его и положил, а в это время на поле горела чудо техники, деревянная машина.
Сей сказ, поведан свидетелем тех трагических событий, дедом Иваном.
Сей сказ о времени, в котором уместилось детство, юность.
Дом, в котором я родился и проживал, вплоть до призыва в русскую армию, находился на краю города, его тогда называли Ленинград. Край этот был очерчен улицей Воскресенской, за ней поле совхоза «Ручьи». Отгородилась эта улица от поля постройками из горбыля; жители городка, где находился дом, в котором я рос после рождения, складировали в них дрова, и сено для скота. Время послевоенное, власти не мешали народу восстановить силы и здоровье после той тяжёлой войны, войны на уничтожения себя и противника. Свидетельница моего рождения, моя старшая сестра Тамара, мне рассказала историю. Тогда ей было девять лет от роду, девочка была очень любознательная, мать в коровник корову доить и она туда. Когда во время доения коровы у моей матери отошли воды и начались схватки, она прибежала домой меня на свет белый явить и сестра за ней побежала: надо же знать, как дети на свет божий являются. Ведь когда взрослые делом заняты, они детей своих не замечают. Только от их детей нечего не скрыть, все, что делают взрослые детям всё известно. Сестра вошла за матерью в комнату и скрылась за занавесью, здесь её наблюдательный пункт, отсюда всё видно и слышно. Мать скинула со стола клееную скатерть, дёрнула себя за ногу, и я появился на белый свет. Но я мог этот белый свет и не увидеть, так как я родился в рубашке, а рубашка дыхнуть не даёт. Обратно никак, вот и вешу на пуповине, и нет мне дыху, и нет мне свету. Но не судьба помереть: тетка Дуся, сестра моей матери, рубашку ножницами вспорола, дыхнуть мне дала, и я увидел белый свет, но и тут незадача: пуповину очень коротко перерезали и еле волосами роженицы перехватили, и тут все в округе узнали, что я дышу. Орал я громко, басисто, от этого ора стены дрожали. Бабка моя ор этот быстро остановила, нажевав ржаного хлебушка и завернув его льняной лоскут, дала его мне, это была первая моя соска. А сестра моя в это время за занавесью спряталась и всё видела, после мне поведала, когда представился случай. Батька, мой ор услышав, дела по хозяйству оставил, и матку свою, мать мою, пытать стал: «Докладывай немедля, кто родился? Сын или дочь». Узнав, что сын, строго спросил: «Скажи, только честно, рыжий или не рыжий»? Мать ему в ответ сказала: «рыжий, и ещё добавила, от тебя только рыжие и родятся». Батька не отстает, и продолжал мучить мать вопросом: «А почему старший сын, Борька, тёмно русый родился?» Мать моя за словом в торбу не лазила и батьке моему ответила: «Успокойся, Борка не от тебя, он от друга твоего, Сашки Никитенко». От такого ответа у моего отца дыхание перехватило, но так как он был человек бывалый, и его так просто из седла не выбьешь, мой отец, не теряя самообладания, спокойно продолжил: «Наша дивизия, когда к Пскову подошла, неделю стояла». И на вопрос: «А почто стояли, немца боялись?», - он также, с чувством собственного достоинства, ответил: «Чтобы нас скобарями не звали». Шел 1946 год, один из тяжёлых послевоенных лет. У моей матери её грудь не давала молока, и чтобы как-то меня поддержать она купила козу. Мать мою звали Дарья, и козу звали Даша, а так как я ел молоко козы Даши, а не родившей меня матери, меня звали Дашки козы сын.
Дашки козы сын
Хорошо когда ещё, от козьего молока я силу и вес набрал, и няньке своей я ручонки её оттягивал. В няньках у меня сестра моя была, на дворе лето, мне только три месяца, а няньке девять лет - сверстники её в лапту играют, по заборам лазят, а она меня пестует. Задумала нянька учить меня ходить, как только наша мать вышла из комнаты, сестра сразу поставила меня на половицы и, ухватив меня за щиколотки, повела меня по полвицам. В это время в комнату вошла моя мать, в руках у неё было два подойника с молоком. От того, что она увидела, ей стало дурно. Но труды моей сестры даром не прошли: не прошло и года, как я за сестрой побежал. Куда она, туда и я. Бегу за ней и ору: «Рара». «Тамара» выговаривать еще не мог. Сестру мою выручила моя бабушка Дарья, потомственная крестьянка, родом она была из Боровичей Новгородской губернии. Она понимала, что я своей няньке мешаю играть, с подружками хороводы водить, с мальцами в лапту играть. Когда я поутру проснулся, а спал я в постели моей бабушке, у неё за спиной я тут же стал звать свою няньку Рару. Бабушка успокоила меня, накормив меня жёвкой, а когда я насытился, повела меня в птичник, где птицы всякой разной было видимо-невидимо. Показав цыплят, бабушка сказала мне: «Это твой народ». Хотя я не все слова выговаривал, но понимал все, что мне говорили, и что происходило перед моими глазами. Сестра вздохнула легко: теперь я бабушкин помощник. Как только жёвку проглочу, молочка парного, бычком, не отрываясь от кружки, выпью, я уже в птичнике. В птичнике шум- гам - это я за цыплятами гоняюсь. Какого цыплёнка поймаю, тому петушку или курочке карачун, а бабушка меня подбадривает: «Как их! как их!». Устану гоняться за цыплятами, бьюсь с гусаками на кулачку, только уворачивайся от их крыльев и крепкого клюва.
Брага
Вот мне исполнилось три года, и всё это время мной занималась только моя бабушка Дарья. Сестра Тамара, брат Борис, отец, мать где то рядом, а я сам по себе. В птичнике мне стало тесно. Двор - вот простор! Во дворе есть девчонки - с ними можно играть, мальчишки - есть с кем драться. Сосед Юрка Лагутин одного года со мной, в драке ловчей был всех нас: моего соседа Володи Петернёва, Юрки Латышева - все мы были из одного дома. От глаз мой бабушки ничего не скрывалось: она видела, как Юра Лагутин вразумлял нас своими кулаками. Как-то днём, перед тем как выпустить меня на двор, бабушка обошла квартиру - это была коммуналка. Постучала в их двери и, убедившись, что никто не отвечает, подвела меня к бочонку, вынула пробку, сказала мне склониться и порычать в дыру по-звериному, а сама не отходила от меня до тех пор, пока от силы моего рыка бочонок не ответил гулом: «Ууу………ууу». Далее, наклонив бочонок, налила целый стакан шипучей жидкости и, дав мне стакан с этой жидкостью, велела её выпить. Это была брага. Шипучей напиток ожог всё моё нутро, тепло разлилось по моему телу, я тут же засобирался во двор. Во дворе шло своим чередом, Юрки Лагутина во дворе не было, Володя Петернёв играл с девчонкам. Я стоял в раздумье, идти к соседу Володьке и присоединится к игре, или залезть на забор, там сидел Юрка Латышев, и погреется на солнышке. Но тут во дворе появился Юра Лагутин, он стоял у своего крыльца и думал, с кого начать: с меня или с моего соседа. Юрку Латышева не достать, он высоко на заборе. Я, не раздумывая, направился к своему мучителю. Володя, сосед мой, оставив своих подружек, так же направился в сторону Юрки Лагутина, и мы, не сговариваясь, в четыре кулака уронили наземь нашего мучителя. Юра Латышев, видя это, слез с забора и ушёл домой. Тут появилась мать нашего мучителя и унесла его домой. Так я стал атаманом, а Володя - моим товарищем.
Атаман
Назвался груздём, полезай в кузов, вот оно, как побеждать. Так я гулял во дворе один, сам за себя, а теперь я не один, со мной Вовка Петернёв, теперь так просто меня не взять. Спустя неделю к нам прибилась ватага: Толик Филиппов, Володя Павлов, Юрка Комаров, Лешка Павлеченко, Витька Булов. Каждое утро моя ватага ждала меня у крыльца. Нам уже исполнилось по пять лет, все курили, а я, как атаман, имел запас, в него входила махорка, которую я добывал из бабкиного сундука. Махоркой она пересыпала суконные вещи, чтобы моль это сукно не побило. Даже батьки «Беломор Канал», это такие папиросы, которые он прятал от меня на шифоньере. Но от меня ничего нельзя было спрятать, одно слово «надо». Я ставил табурет, на него влезал и, не боясь свалиться на пол, кочергой выуживал пачку папирос. С добычей отправлялся в поле, там, на валуне, греясь на солнце, ожидала моя ватага. Это было то место, где мы курили, не боясь быть врасплох обнаруженными. С камня обзор местности был великолепный, накуримся и айда шкодить. Первое - надо поймать кошку, привязать к ней пустые железные бани, и гоняться за бедным животным. А потом также убегать от сердитого дядьки, которому стало жалко бедной животины, и так до тех пор, покуда не хватятся сродники и начнут выкликивать из окон.
Курить   здоровью вредить
Время летит быстро, я учусь в школе, трудно достаётся наука. Бабушка сказала мне, что она читать не ловка, а раз я учусь читать и писать, то обязала меня читать ей журналы, какие у неё были в достатке. Так в моих руках оказался журнал «Здоровье», в котором я вычитал, что курить, то есть пускать дым изо рта, опасно для здоровья. Ведь чтобы выпустить дым изо рта, его, этот дым, надо в себя вдохнуть, то есть впустить его в легкие. Легкие от этого действия начнут болеть, и человек сам весь заболеет и даже может помереть. Решение пришло сразу, я остановил чтение, и ничего не объясняя бабушке, вышел из комнаты и уничтожил весь атаманский запас. Все, что у меня было, я отправил в печь. В воскресенье в школу идти не надо, меня ждут во дворе. Недолго я собирался, весна на дворе, последний месяц учёбы, скоро каникулы, я учусь в третьем классе. Во дворе меня ожидала моя ватага, и каково же было удивление моих товарищей, когда я вместо табака вручил им журнал «Здоровье», статью о том, что пускать дым изо рта опасно. Читать взялся мой товарищ Володя Петернёв. Прочитав статью, Володя освободил свои карманы от своих запасов, у него, как товарища атамана, был свой запас, и в отсутствие атамана он снабжал ватагу зельем, из которого можно было добыть дым. Нет у атамана припасу, нет у атамана ватаги, остался только его товарищ, который сам себе атаман.
Татарин
Лето прошло, товарищ мой, Володя Петернёв, со сродниками – отцом, матерью и младшим братом, переехал на другой конец нашего города, я остался один. Ватага моя отошла от меня: я не пускал дым изо рта, а им это нравилось, хотелось казаться старше. В четвёртом классе прибавилось преподавателей, письменность и урок пения стал вести мужчина, мы его между собой называли «Солдат», наверное, недавно демобилизовался, ходил в военной форме. На первом уроке наш преподаватель по письму раскрыл журнал и стал с нами знакомиться, читая каждую фамилию, просил обладателя вставать, и, услышав ответ: «Я», - разрешал сесть. Подошла моя очередь. Услышав свою фамилию, я встал. Учитель внимательно на меня посмотрел, потом задал вопрос: «Басаргин, ты татарин?». «Русский я», - ответил я. «Ладно, русский, садись», - сказал учитель. После занятий в школе я нашёл свою бабушку в коровнике, подошел к ней и стал жаловаться на учителя, рассказал, как было дело с учителем. Выслушав меня, бабушка прижала меня к себе, погладила меня по стриженой голове и сказала: «Ты, внучек, конечно татарин, но придёт время, и ты женишься на русской девушке, и у вас родятся дети и они будут русскими». С тем меня и отпустила, продолжая заниматься коровой, ведь она наша кормилица. Выйдя из коровника, я пошёл выполнять домашнее задание, теперь я знал, кто я по роду, мне бабушка сказала, а я ей доверял во всем, она меня никогда не обманывала.
Причастие
Наступили каникулы, времени много, я свой досуг трачу во дворе. Мои товарищи по двору заметно подросли, окрепли, такой ватаги, как раньше уже не было, каждый сам себе атаман. Но нами стали интересоваться ребята постарше, принесли перчатки боксерские, стали нас стравливать, кто кого. Настала моя очередь, мне достался противник выше меня ростом и шире в плечах. Это был мой ватажник Лёшка Павлеченко, и стал он меня бить: слева, справа, от его ударов с носа у меня уже текла красная ушка, в ушах стоял звон, как будто Лёшка бил не по моей голове, а по чугунку. Он бил с такой силой и скоростью, что на его два удара, я отвечал только одним. Наш бой старшие ребята остановили за явным преимуществом Лешки. Наевшись своей кровушки, я поплёлся домой к бабушке. Бабушка, встретив меня, отвела меня в ванную комнату, обмыла мою избитую рожу холодной водой, посадила за стол, дала ужин, а после ужина сказала мне, что завтра причастит меня. Утром на завтрак было мясо прямое и яйцо крутое, все это, запив парным молоком, я отправился с бабушкой в хлев, там с коровой стоял ее теленок, бычок. Бабушка вывела бычка во двор, я помог ей возложить на спину бычка деревянную лестницу. Покуда я держал лестницу, бабушка обмотала верёвкой бычка с лестницей. Свалив бычка на бок и связав ему ноги, бабушка поставила под его голову эмалированный таз, вручив мне острый австрийский штык, трофей моего отца, сказала мне: «Реж». Для меня это дело не представляла труда. В свои двенадцать лет я под присмотром своей бабуши уже рубил головы петушкам и гусакам. И я помнил, как мой батька пригласил бойца, который при мне забил борова и пил его кровь. Дело сделано, бычка я зарезал. Когда таз наполнился кровью, бабушка зачерпнула кружкой из таза бычьей крови, передала мне. Приняв из бабкиных рук кружку, я выпил эту кровь, бычком, не отрываясь, как будто я пил парное молоко. Так я стал бойцом, который причастен к смерти, к той смерти, которая даёт жизнь. Но коли я боец, то стал себя готовить к той смерти, которая даёт жизнь. В ванной комнате повесил покрышку от футбольного мяча, набитую речным песком. Чугунные утюги стали моими гантелями. И когда случалось надеть боксёрские перчатки, моему противнику было не сладко. С наступлением нового учебного года, поехал в центр города, нашёл общество «Трудовые резервы» и записался в секцию вольной борьбы.
Сродник
Как–то столуясь у старшей сестры, я задал ей вопрос: «Сестра, почему я не помню родню нашего отца». Сестра мне тогда рассказала, что, когда к нам приходили гости, и среди их были отца братья, сёстры с мужьями, то я сразу, не взирая на погоду, будь то дождь или снег, босиком в рубашке, в лёгких штанишках, уходил к волку, который жил в конуре в нашей загородке. Батя где-то добыл его, и посадил на цепь, и так было до тех пор, покуда цепь его держала, и только моя сестра знала, где я. Но как-то я вернулся весь в слезах, друга моего в конуре не было, кто-то снял с волка ошейник. Память дорого стоит, в бытность моей срочной службы к нам в подразделение привезли сторожевого пса. Этот пёс не подпускал к себе солдат, а по распоряжению командира, объект, доверенный нам командованием, должен охраняться со служебной собакой. Выбор пал на меня, приказ командира не обсуждается, я вошёл в загородку, как в воду. Пёс перестал рычать, мы встретились глазами, я пристально вгляделся в его желтые глаза. Пес, не отводя своего взора, подошёл ко мне, подняв свою голову, и завыл, как воют волки. Потрепав пса за ухом, я ему шепнул: «Волка во мне признал». В ответ пёс лизнул меня в лицо. Пристегнув к ошейнику поводок, я повёл пса на развод. Уже на гражданке после демобилизации я узнал, что мою сторожевую собаку застрелил наш командир, пес оказался нести службу и был готов разорвать всякого, кто войдёт в его загородку.
Сосед Юрка
В комнату, что была на кухне, заселилась женщина, для меня тётя Настя, мать-одиночка. Её сына звали Юра Попов, по легенде его батьку срезал снайпер-германец. Дело было в Берлине, там он, Юрка, и родился. Так что мой сосед Юра был предоставлен сам себе, как и я. Дружил я с Юрой вряд ли, сосед который на год меня был старше, и учился в старшем классе: я в четвёртом, он в пятом классе. Юра был парень занятой, ходил в секцию бокса, и ему было не до дружбы со мной. Но одно нас объединяло: тяга к музыке. Он учился играть на валторне, я же мечтал о гармошке. И покуда у меня гармошки не было, я его, то есть Юрку соседа, просил дать мне подудеть в его валторну. Но на Юру как сядешь, так сразу и слезешь, залаешь на саночках кататься, тогда их надо на горку поднять. Юра вручил мне баночку с белой жидкостью, это был «Асидол», я понял без объяснения, пока я не добьюсь зеркального блеска, мне в валторну не дунуть, а что мне делать, уж очень хотелось в валторну дунуть. Но меня выручила моя бабушка, ее опыт и знания дорогого стоит. Видя моё старание, и моё желание приобщится к музыке, приказала моей крестной матери тётке Дуси купить мне гармошку. Теперь моему соседу пришлось чистить свою валторну самому. Но не долго Юра Попов был у меня в соседях. Как–то вечером в нашу коммунальною квартиру вошёл юноша в серой солдатской шинели. На чёрных пагонах красовались золотые лиры. Это был мой сосед Юрка. В музыкальной школе, в которой он учился, был набор в музыкальный полк Ленинградского военного округа. Юра записался воспитанником в музыкальный полк, ему исполнилось четырнадцать лет. Мать его, тетя Настя, получила новую комнату, выехала из квартиры. В пустую комнату вселился дядька, звали его Пётр.
Басаргин
Пятый класс для меня был классом особым, в нём я узнал, какая ответственность возлагается на человека, носящего свою родовую фамилию. Как обычно, все, кто учился в четвёртом, перешли в пятый. Прежний классный руководитель, Сергеев Сергей Александрович, никого не оставил на повтор. Первого сентября после тожественной линейки я и все мои товарищи и подружки, с кем я учился в четвёртом классе, нашли помещение с табличкой 5 «В». Каждый учащийся выбрал себе парту, я нашёл парту в среднем ряду в середине, сосед по парте был Володя Павлов, меня с Володей объединял спорт, я и он посещали секцию борьбы, общество «Трудовые резервы». В класс вошёл завуч школы, с ним вошла женщина, мы встали со своих мест. Завуч нашей школы, выслушав наше дружное приветствие, представил нам нового классного руководителя, и что к ней надо обращаться по имени, отчеству, например: «Здравствуйте, Фрида Соломоновна». Мы её узнали, за глаза нашего нового классного руководителя в школе обзывали: «Мумия», так как она была непомерно сухощава и смугла. Завуч школы удалился, с нами остался наш классный руководитель, Фрида Соломоновна попросила нас сесть, после сама села за стол классного преподавателя и раскрыла журнал. Ну, думаю, всё начинается с начала, очередь дойдёт до меня, и опять меня начнут пытать: кто я, русский или татарин. Но, когда подошла очередь назвать мою фамилию, Фрида Соломоновна долго всматривалась в классный журнал, потом как бы проснулась, крикнула: «Басаргин»! Я от неожиданности, вздрогнув, вскочил, стою и думаю: если училка спросит, кто я по роду, я скажу, что я русский. Пускай докажет, что я татарин. Но Фрида Соломоновна, не задавая мне вопросов, долго смотрела на меня, как бы хотела меня в чём- то уличить. Насмотревшись на меня, вдоволь велела мне сесть, когда я сел за парту, спросила меня, дома ли отец и мать. Я сказал утвердительно, что сегодня вечером все дома, а сам думаю, что такого я успел натворить, ведь я сегодня только первый день в школе. Вечер на дворе, я дома делаю домашнее задание, стараюсь, как никак тетрадь новая, чтобы робота была выполнена без помарок, старательно вывожу каждую букву. Мать в то время на кухне готовила ужин, а отец, лёжа на диване, читал газету: «Правда». В комнату вошла Фрида Соломоновна. Она сняла пальто и, повесив его на крючок вешалки, села за стол. О чём наша училка вела беседу с моим отцом, я не понимал, хотя был рядом, взрослый язык мне в то время был не понятен. Вдруг мой батька, оставив свою газету, встал с дивана и подошёл к столу, за которым сидел я и моя училка. Фрида Соломоновна с тревогой посмотрела на моего отца. Он опёрся своими могучими руками о столешницу и, процедив сквозь зубы: «Ты старшему сыну подножки ставила, теперь и за младшего взялась!» Потом как вдарит кулачищем по крышке стола. Училка упала со стула на пол и на четвереньках выбежала из комнаты, я за ней вынес её пальто. На шум пришла моя мать, стала успокаивать моего отца. Он с зажжённой папиросой ходил по комнате, когда она догорела, отец прилёг на свой диван, мама села рядом, отец, взяв маму за руку, сказал: «Знаешь, мать, если бы я служил в германской армии, я записался бы в СС». Дела взрослых меня не касались, мне надо выполнить домашнее задание, завтра в школу. Время пролетело быстро, наступила весна, конец учебного года, но не для меня: я получил задание на осень. Всё лето я ходил в школу, писал диктанты с учениками, оставленными на осень. Всех, кто сдал экзамены, допустили учиться в следующем классе. Меня же оставили на второй год обучения, опять в пятый класс. Получив положительные оценки, а у меня не было не одной тройки, я направился в учительскую, там нашел завуча школы. Завуч объяснила мне, что меня оставили на второй год по решению классного руководителя. Расстроенный, я шел домой: что батька скажет. Батька выслушал меня, на мой вопрос, почему моего товарища Хабибуллина, который учился не лучше меня и у него были также тройки как у меня, его перевели в шестой класс, а меня оставили в пятом, отец ответил мне: «Он Хабибуллин, а ты Басаргин».
Павлов Владимир
Пятый класс не для каждого дорожка в десятый, а кому и в комнату милиции, к участковому. Так случилось с моим соседом по парте, Володей Павловым, он имел характер, быстрый на решение. У отца моего соседа Володи был такой же характер, он тоже был скор на решение. О нем ходили такие рассказы на фронте, когда он в составе своего подразделения занимал немецкий окоп. Всё то, что принадлежало немцам - столы, койки, всё за бруствер, нам чужого не надо, но и своего не отдадим. Такая была позиция у отца Володи Павлова, Василия Николаевича. Так Василий Николаевич вел себя и в мирное время, Марья Васильевна, его жена, расставляла мебель в комнате по своему разумению. А Василий Николаевич, придя с работы, встанет у порога, внимательно осмотрит комнату, и решает, что ему делать: оставить всё как есть или, открыв окно, выкинуть всю мебель во двор. Бывало и выбрасывал, а потом заносил эту мебель через двери и устанавливал ее так, как он считал, что так и должно стоять, а не иначе. Жена его, мама моего товарища, Мария Васильевна, ему не возражала, но когда Василий Николаевич отбывал в командировку, а он был водителем автотранспорта, его отправляли на целину в Казахстанские степи на уборку урожая. Мария Васильевна расставляла мебель, так, как она считала, что так должно быть, и не иначе. Одно слово характер, не батька с маткой, а коса и камень, такой был и мой товарищ сосед по парте Володя. Как то преподаватель по математике появилась в классе с новой указкой, она была выполнена из обожженного дерева, с надписью «Кавказ». И предупредила всех нас что, если во время урока мы будем отвлекаться, то она нас накажет. Идет урок, мы решаем уравнение, учительница ходит вдоль рядов, в руках у неё указка с надписью «Кавказ». Подойдя к Володе Павлову, учительница увидела, что мой сосед по парте у меня списывает, за это она приложилась указкой о его голову, по затылку. Володя удивлённо посмотрел на преподавателя: его, Володю Павлова, и по голове. «За что вы меня ударили указкой», - спросил Володя учителя. «Не будешь списывать», - пояснила преподавательница и села за свой стол. В классе стало тихо, никто не шептался, всё внимание на моего соседа. Тем временем Володя положил свою сумку с учебниками на парту и достал из неё маленький навесной замок, а к душке замка была привязана верёвочка, у всех парней нашего двора была такая верёвка с грузом, на всякий случай. Смотрю-то я на Володю и думаю, зачем он достал свой кистень? Но когда мой сосед по парте встал и направился к учительнице, мне стало ясно: быть беде. А в это время наш преподаватель что-то записывала в классный журнал. Володя, подойдя к столу преподавателя, стал ждать. Он хотел, чтобы она подняла голову и посмотрела на него, он исподтишка ничего не делал. Учительница, оставив своё занятие, подняла свою голову и, увидев своего ученика, которого только что воспитывала указкой, сказала: «Павлов, сядь немедленно на своё место». Володя ответил ей: «Сейчас сяду», но, прежде чем вернуться к своей парте, он взмахнул своим оружием. Наш преподаватель схватилась руками за голову. Струилась кровь прямо на классный журнал. А мой сосед тем временем вернулся к своей парте и сел рядом со мной, руки сложил, как показали ему ещё в первом классе, спина прямая, не на что не отвлекаясь, смотри только на преподавателя. Как об этом происшествии дошла весть до завуча нашей школы, мне не ведомо. В классе стоял дядя милиционер, с ним завуч школы, медсестра, которая накладывала повязку на раны нашей учительницы. Соседа по парте увёл дядя милиционер, учительница покинула класс, урок продолжил завуч школы. Прошло достаточно времени, я уже закончил шестой и, как обычно летом, выполнял задание по труду - это работа на приусадебном участке. Но работу пришлось оставить, все ребята, которые работали со мной и я побежали к школе, там стреляли. На крыше угольного склада стоял парень с ружьем, он метил из этого ружья по окнам учительской, и так было до тех, пор, пока не опустела у стрелка сумка для патронов. Когда парень спустился на землю, я в нём узнал своего соседа по парте, это был Володя Павлов, у склада его ожидал наряд милиции.
Дядя Петя
Пётр Максимович брат моей мамки детей не имел, и считал своим долгом меня воспитывать, так как крёстил меня. Бывало, придет к моей бабушке Дарьи, тут же зовёт меня, я беру свою сумку с учебниками иду в бабушкину комнату. За столом сидит мой дядя, я выкладываю на стол учебники, тетрадки и дневник, который почему-то прячется в сумке. Я его с трудом нашёл. Петр Максимович взял мой дневник и осторожно раскрыл его, мне нечем, было, гордится, там, в дневнике, среди удовлетворительных оценок, красными чернилами были писаны послания к моим сродникам, батьке и моей мамке. Дядя, изучив мой дневник, отложив его в сторонку, попросил меня позвать моего соседа, Юрку Попова с дневником. Юру упрашивать долго не надо, он с готовностью исполнил желание моего дяди видеть его. Вот он стоит в бабушкиной комнате, в его вытянутой руке дневник, дядя принял из рук у моего соседа этот документ, хранящий отличные оценки Юркиных знаний, и раскрыл его. Наступила тишина, дядя, насмотревшись вдоволь на дневник, передал его моему соседу. Потом обратился ко мне с воспитательной речью, здесь было всё и то, что в обществе, которое строит коммунизм, меня, не допустят до руля, а рулить будут такие как мой сосед Юрка. Но я особенно не расстраивался, в коммунизме всем будет хорошо, хоть ты рулишь или рядом стоишь и указываешь куда рулить, от каждого по возможности, каждому по потребности, так нам в школе говорил наш классный руководитель, Фрида Соломоновна. Когда мой сосед удалился, неся перед собой свой дневник, как будто это не дневник, а серебряный поднос с дорогими камнями. Юрка ушел, и дядя Петя попросил меня подойти ближе, я выполнил его просьбу, и, подойдя к нему, я встал перед дядей вытянувшись как солдат перед командиром. Дядя тихо мне сказал, хотя в комнате кроме меня и дяде ни кого не было: «Племянник не называй, жида жидком, как бы беду на себя не навлечь». Кто такой жидок, и почему его нельзя называть жидом, мне было не понятно и почему именно сейчас об этом мне говорит мой дядя. Только спустя время я узнал, что в Полоцке был убит его родной брат Павел. Дело было так, Павел в выходной день в субботу, сходил в баньку, а после бани как все русские парни шёл к пивному ларьку, пиво пить. Где русский мужик может спокойно за кружкой пива пообщаться с товарищами, о бедующем, России. Ведь только закончилась война, и жить бы да жить, но от жидов жизни нет. Напившись пива, Павел товарищам говорил, что он не против советской власти, хотя его эта власть лишила его всего; родины, он родился на Псковщине, а сейчас живёт здесь в Полоцке, где жидок на жиде сидит и жидом погоняет. На беду Павла, эти слова задели за живое мужичка, который случайно оказался рядом. Мужик поднял с тропы песочину и направился вслед за Павлом, который пошатываясь, шёл к дому, к своей женщине, полячке, которая приняла его к себе в дом как мужа. И он русский богатырь, герой войны, стал опорой и защитой этой женщины и её пятерых сыновей. Вот она калитка, уже поздно, Павел присел на лавку, ему есть куда идти, его ждут, жена и дети, сейчас он отдохнет и откроит калитку. Более удобного случая не представится, подумал убийца, и тихо подойдя к сидящему на скамье Павлу, вложил всю свою силу, что у него была в удар. Удар пришёлся точно под ухо. Утром соседи проснулись от женского крика, перед скамьёй стояла статная белокурая женщина, которая пыталась растолкать лежащего на скамье могучего парня. Был суд, мужика того с камнем нашли и на суд привели, а заступился за убийцу местный раввин. Все, что мне дядя Петя в ухо надул, из другого уха выдулось, в одно ухо влетело, из другого вылетело. Радуюсь, жизни я, только что демобилизован, со мной девушка, высокая, личико белое, глазки карие, мечта дембеля, но не задача, Пётр Максимович у меня на пути, а со мной девушка, красавица, глаз не оторвать. Стою я перед дядей, и не пойму что ему от меня надо. Лицо у моего дяди багровело у меня на глазах, он вскрикнул; «Ты, что хочешь, чтобы твои дети», дядя задохнулся от гнева, я стал успокаивать Петра Максимовича; «Дядя ты что, о чём ты». Дядя успокоившись, сказал мне, что старших надо слушать, и если ещё раз он увидит меня с этой или ещё с такой же кралей, у которой ноги иксом и губы утюгом отглажены, я ему больше не племянник и он мне не дядя.
Картошка
Сентябрь - время сбора корнеплода картофель. Хозяева не торопятся ковырять поля, усеянные картофелем. Но коли хозяин не спешит, прохожий тут как тут, картофель в магазине денег стоит. Время советское, частник тот, у кого картофельное поле, у кого такого поля нет - тот не частник, он с общего стола берёт и того ему хватает, он советский гражданин. Но вот незадача: сосед целину расковырял, интересно стало советскому гражданину, чего это сосед, такой же, как он, советский гражданин, без указки сверху целину ворошит. Да ещё сосед как-то купил картофель на рынке, деньга давалась соседу с кровью, с надрывом. «Это мои кровные деньги», - говорил он сродникам. Вот он, сам с собой дело свое согласовав, лопату взяв, целину картофельными проростками усадил. Ещё в детстве помогал он сродникам проросший картофель от проростков освобождать, опосля в борозду садить. А чтобы картофель уродился, травою скошенной борозду уложил, землёю прикрыл, стал ждать всходов. Настал месяц сентябрь, пора проверить каков урожай, хозяин борозду подкопав, вынул на свет Божий картофелину. Полегав на ладони, радовался: своя, покупать не надо. А сосед, на его труды, смотря, задумал, как только урожай поспеет, помощь соседу окажу, его урожаем разживусь. Не всё кулаку не добитому жировать, все вокруг колхозное, а значить моё, так решил себе сосед. Взрослым за добро биться, детям школу ходить, хорошо учится, а после школы, что делать детям, если взрослым не до них. Вот и я после уроков вышел из школы, школа в которой я учился, находилась на проспекте имени Мечникова, 146 средняя. Рядом сосновая роща, у этой рощи мои сродники расковыряли луг, усадили картофелем, и каждую осень были с картофелем, его хватало скоту, и мне картошечка перепадала. Стою это я на пороге школы и решаю, куда направить свои стопы: к дому, но сегодня дома батька, у него выходной, это не есть хорошо: «К стенке не прислонись, сиди за столом прямо, не сутулься, ладони на коленки не клади, брюки засалишь». Решение пришло скоро, надо искать товарищей, с ними до темноты побыть, вечером придёт мамка с работы, будет батьку кормить, батька, когда сыт ему не до меня. У него был обычай, как только насытится газету в руки и на диван, да ещё заветное слово скажет: «От чего медведь гладок? Поел и набок». Куда идти я знал, товарищи мои собираются у большой воронки, которая образовалась при взрыве авиабомбы во время войны. На краю воронки пылало кострище, вкруг костра стояли мои товарищи, а поодаль в сторонке дяденька с лопатой. Дядька этот по полю ходит и причитает, в своих словах кого-то не добрым словом поминает, мол, он ростки сажал, удобрял, всходы окучивал, настало время собирать корешки, а вместо корешков, ему бедолаге, достались одни вершки, и что он будет с этими вершками делать, солить как огурцы, квасить как капусту. Пока дядька слёзы лил, в золе пеклась картошка, ещё чуть, и можно будет отведать печева, с золой, без соли, вкусно дома такого не поесть. Я, подойдя к товарищам, поставив сумку с учебниками, поздоровавшись, спросил, как картошка? «Хороша», - хором ответили мои товарищи. Дядька с лопатой, услышав, что картошка хороша, взяв лопату наперевес, направился в нашу сторону. Ребята, мои товарищи, как-то сразу перестали хвалить печево, наступила тишина. Я к дяденьке стоял спиной и не видел, что дядька занёс свою лопату над моею головой. Но как-то получилось, что в этот момент я потянулся за картошкой, что лежала у моих ног в золе, лопата чиркнула мне по затылку, сбив с моей головы кепку. Моих товарищей как ветром сдуло, я стою один без ребят, кепка моя в костре, передо мной мужик с лопатой, что делать - бежать туда, куда глаза глядят, решил я. Хорошо, что у меня «пять» по физкультуре, в классе я по бегу был первый, можно сказать чемпион. Но и дядька оказался не слабак, того гляди догонит. На моё счастье нас обогнал мужик на велосипеде, он мне кричал: «Парень, цепляйся за багажник». Я схватился за багажник, как утопленник за соломину. Дядька с лопатой остановился, за мной более ни кто не гнался. Отпустив багажник, я поплёлся домой: куда мне идти, как не домой. Иду без сумки, без учебников, без дневника, что батьке скажу, не знаю. Одно хорошо: батя, если поколотит, то не на смерть. Когда я осторожно открыл дверь нашей комнаты, я увидел, за столом сидит тот дяденька, который пытался меня прибить лопатой. Отступать было некуда, я встал перед отцом, как лист перед травой. Отец провёл со мной воспитательную беседу, но я выстоял. Дяденька-убийца ушел, а я отправился спать, уже поздно, батя в след мне сказал: «Возьмёшь чужое, убью».
Бабушка Дарья и доктор
Так как меня при матери и батьке долго не держали, бабушке Дарье меня передали на попечение. Бабушка Дарья была женщиной старого закала, в ней было всё, она няня, воспитатель, а если надо и доктор. Но так как я был ребёнок не организованный, доктор не найдя меня в яслях, искал меня в комнате у моей бабушки. Бабушка обладала особым чутьем, как только детский доктор подходил к дому, в котором жила моя семья, бабушка тут же прятала меня в шкаф для платья и постельного белья. Видно мне это нравилось, я сидел тихо и даже засыпал, доктор не найдя меня уходил, а бабушка переносила меня на свою пастель, в перину. Чудеса, засну в шкафу, а просыпаюсь в бабушкиной постели, такая игра в прятки мне была по нраву. Но всякому хорошо не всегда еще, когда доктор вошёл в комнату, бабушка не успела меня в шкаф спать уложить, что делать, как внука от доктора спасть. Но мою бабушку так просто не победить, многое ей пришлось в жизни испытать. Потерю имения, мужа, старших сыновей, изгнание с родных мест, голод. А теперь этот доктор будет её любимого внука, которого она сама вскормила козьем молоком, ячневую кашу ему жевала , иглою колоть, не будет этого. Доктор тем временем раскрыл свой медицинский сундучок, достал белый халат, облачился и посадил меня на стол, чтобы удобно было меня иголкой колоть. Но не ту-то было, в бой вступила моя бабушка; «Малец»обратилась бабушка к доктору; «Ты только что из туалета»; « Ну и что?» cпросил доктор. Бабушка в голос продолжает; «Ты!» и, перейдя на шипение; «Сейчас ты держался за свой струк, и моему внуку полезешь в рот». От услышанного у доктора из рук выпал инструмент, он обернулся и что же он увидел перед ним стоит русская женщина. Руки у неё сложены на её груди крестом ,из под шуйцы торчит кочерга. Как то не по себе стало доктору, он засобирался, скинул с плеч халат, бросил его в свой сундучок, и, опустив свою голову, выбежал из комнаты. Так я остался без осмотров и уколов. Страха я при виде белого халата не ведал, и мне было странно, почему мои одноклассники из нашего первого «В» хором завыли, когда в класс вошёл доктор с классным руководителем. Наш классный руководитель пытался успокоить моих товарищей что, мол, это совсем не больно доктор кольнёт в руку иголочкой и уйдёт, мои товарищи завыли ещё громче. Тогда я, встав, засучив рукав левой руки, подошёл к доктору, вытянув руку, сказал коли, в классе стало тихо. Получив укол, я вернулся к своей парте, у доктора уже была очередь мальчишки старались быть впереди девчонок.

Бабушка и смерть
      Утром, как обычно, бабушка на плите на кухне варила пойло для коровы, кормилицы нашей. Я рядом, куда мне от бабушки деться, когда зима на дворе. Когда дело было сделано, пойло в вёдра разлито, меня бабушка укутала поверх пальтишка платком пуховым приговаривая: «Квелому тепло, ядрёном палка суковатая, чтобы край знали».  Подойдя  к сараю, где корова стояла и поставив вёдра на приступ, бабушка подошла к чурбаку, взяла ложку, оставленную вечером на мороз с водой из кадки, сказала мне: « Внучек, смотри на ложку, в ложки лёд». Бабушка внимательно осмотрела ледышку и, улыбнувшись, сказала: « Поживу ещё».  Что такое жизнь, что такое смерть, мне тогда ещё неведомо было.  Недолго радовалась моя бабушка своему счастью, о казни своего мужа и трёх её сыновей ей как-то не вспоминалось: я рядом. Только один раз я видел её слезы, когда в первый класс в первый раз. Мне сем лет, все в школу, и я туда же, я ученик первого «В» школы 146 Калининского  района. Первые каникулы - 7 ноября, все радуются, поздравляя друг друга, обнимаются «Красный октябрь» у всех на устах. В школе была праздничная линейка, директор поздравил нас, первоклашек, с праздником и приколол каждому на грудь красную ленточку. Надо скорей к бабушке бежать, радость,  праздник 7 ноября, каникулы. Бабушка сидела в своей комнате за столом, играла сама с собой в карты в «Пятки». «Бабушка, -  закричал я с порога, - у нас каникулы, праздник 7 ноября. Услышав это, бабушка оставила карты и встала из стола, упала  ничком на свою кровать, плечи её содрогались от рыдания. Через рыдания я слышал, как бабушка мне говорила: «Внучек, это их праздник, для нас это горе». Опять мне не понятно, что за горе такое, когда все радуются, а  бабушке слёзы. Бабушка в то время сдавала угол. Две девушки, только что сдавшие экзамен в институт им Мечникова, сговорились с бабушкой о цене и стали у неё жить. Мне с ними было интересно, я их слушал. А где еще такие сказки услышишь. Это были сказки о их житье-бытье, угощали меня в меду сваренными семечками - казинаками. Тут открылась дверь, в комнату вошёл дядя Петя, он обратился к бабушке: «Мама, Павла убили в Полоцке». Дядю Павла я видел только один раз, я ещё не ходил в школу, как-то вечером в комнату к бабушке вошёл высокий дяденька, дяденька обнял бабушку. Дядя стал рассказывать, что живет в Полоцке, приняла его женщина полька, у неё пятеро детей. Муж её в лагерях, он воевал против советов, за это и отправили его в лагеря. Бабушка спросила дядю Петю, за что Павла убили, и дядя Петя рассказал, что дядя Павел не осторожно пожаловался на жизнь при посторонних, и это стоило ему жизни. А убил его, дядя посмотрел на квартиранток и замолк. Потом он склонился к бабушке, что-то шепнул ей в ухо и ушёл.  Бабушка от услышанного изменилась в лице, она сидела за столом и смотрела куда-то вдаль, встала из-за стола, и подойдя к девушкам, велела им собирать вещи и немедленно съезжать со двора. Девушки стали спрашивать бабушку, в чём причина, бабушка сказала девушкам, тихо почти шепотом: «Если сейчас не съедете, отравлю».         

Гадание
Зима на дворе, скучно:  в птичник не сходить, цыплят не словить. Одно дело, когда бабушка в коровнике трудится,  и я с ней - помогаю. Сена корове дай, половицы подмети, того же сена, что в яслях, корове постели, а половицы в коровнике в пол бревна. Корова на подстилке лежит, как баба в перине, тепло. Но к пойлу бабушка меня не подпускала: « Стой поодаль». Я за корову встану и жду, когда к ведру с пойлом подойти можно, а бабушка в это время нагнётся над ведром и шепчет. После, как шептать перестанет, сольёт это пойло в дубовой засек, сена в пясть возьмет, да его в пойле выполощет, и корове даст. Корове хорошо, жёвка наговорена, на добро. Но коли, так надо сено жевать, корова так и делала, сухое сено не проглотишь, его надо в пойле помочить. Зацепит из яслей сена корова и в пойло окунет, сено мокрое хорошо жуется, слюну тратить не надо. А я тем временем  рядом с коровой стою, жду, когда корова насытится, не мешаю. Корова выдоена, в яслях душистое сено, надо идти домой, молоко нести. Бабушка из кармана  куртки достала деревянную ложку, черпанула ложкой воды из кадки и, осторожно, не расплескав, вынесла ложку из хлева. У входа в хлев стоял берёзовый чурбак, бабушка осторожно поставила ложку на чурбак. И как бы прочитав мой вопрос, а я был из тех, которые слушают, а не спрашивают, сказала мне: «Это я, внучек, гадаю на смерть». На смерть, так на смерть. Бабушка взяла подойник с молоком и  пошла домой, а я следом. Дома я получил полную кружку парного молока, выпив бычком, стал искать сестру: надо ей рассказать, что я видел, что я делал. Нашёл я сестру у соседки, тихонько открыл дверь и увидел странную картину: в комнате было темно, в центре комнаты стоял круглый стол, за столом сидели три девушки: моя сестра и две её подруги. Когда я подошёл к столу, то я увидел, что девушки, как заворожённые, смотрели на центр стола. На столе в центре стояло блюдо, на блюде стакан с водой, на дне стакана обручальное кольцо из белого метала, по бокам блюдца стояли два зеркала, перед зеркалами стояли две зажженные свечи, они горели ярким пламенем. Я стоял рядом с сестрой, дёргал её за рукав кофты, но она этого не замечала, все её внимание было направлено на кольцо в стакане. По  кольцу шли люди, на руках они несли гроб. На следующий день тяжело заболела хозяйка комнаты, где девушки гадали на смерть, и спустя неделю скончалась.         
Когда жизнь не в радость
Коровку отобрали, сына убили, внук отбился, вырос. Куда не глянь –  везде красные флаги висят. Радуется народ: не жизнь, праздник. Для бабки моей, всё, что в круг её ходило, пела, пила, дралось и любило, вызывало боль и скорбь. Сколько она на смерть в святки ни гадала, ей всё выпадала жизнь.  «Ну, погоди, ужо я с тобой справлюсь»,- молвила вслух моя бабка. Сказала эти слова моя бабка не нам, кто в круг её был, а кому-то тому, который ведом был только ей одной. Сказав это, бабка засобиралась в баню, придя из бани, потребовала от дочки своей,  моей крёстной матери тетки Дуси, посмертную рубаху. На вопрос: «Зачем тебе, мама, посмертная рубаха?», бабка ответила: « Собери всех, завтра буду помирать». Утром в комнате собрались все кто был рядом: дядя Петя, дядя Серёжа, моя мать, отец, и бабки, зять дядя Гриша, моя сестра Тамара, старший Борис и только не было меня, её любимого внука. Я спрятался в комнате моих родителей. Меня и бабку разделяла стена, стена страха. Бабка, осмотрев всех своим строгим взглядом, спросила: «Все пришли?» «Не все, нет любимца твоего внука Владимира»,- ответил мой крестный отец Петр. Мой крёстный отец, Пётр был один из её сыновей, а было у неё их шесть, а осталось двое –  он Пётр и Сергей. Андрея, Матвея и Егора, с её мужем Максимом, при раскулачивании  лишили жизни. В Полоцке нерусь Павлу, ее сыночку родному,  камнем  голову проломил. Убийцу сына не очень строго судили, после суда отпустили. У бабки моей от такого тягла руки опускались: не лоб перекрестить, не корову подоить. Устала русская женщина средь не русей жить, вот и соорудила  себе посмертную лавку, легла на неё  стопами к окну вдоль половиц, так легче помирать. В комнате, где бабка собиралась помирать, стояла тишина: слышно как тараканы за печь лапками шуршали. Тишину нарушил трубный рык. Он был похож на  рык неизвестного мне зверя, это бабка смерть свою звала. Ужас пронизал меня с ног до головы, я не выдержал, и выбежал из комнаты, я бежал, не чуя ног своих не разбирая дороги. Где я находился, пока сродники готовили бабкины похороны, ни кто не знал. Но я был рядом, всё видел и слышал, когда вынесли из дома гроб и поставили на лавку, собралось много народу. Провожали её и те, кого она лечила, кому доброе слово сказала. Были и те, кого голым веником гнала. Богословское кладбище было не далеко, несли гроб на руках, я же уже был на кладбище, я разведал, где было бабкино место. Не далеко  от только что вырытой могилы росла высокая берёза, я уже был на её ветвях, когда сродники покинули место бабкиного упокоения, я ещё долго сидел на ветвях и спустился с берёзы только когда начало смеркаться, нет бабки, и нету Руси.