206.
О ВЕЧНЫХ СВЯЗЯХ И ОБ ЕСТЕСТВЕННОЙ ПРОСТОТЕ
Во время свидания с моей цветочной феей Ханако мы заговорили о вечных связях, которые, как считала моя возлюбленная, существуют в мире. Она сказала: «Общество со своими жестокими нравственными устоями очень часто влюблённых людей доводит до трагедии. Самое сильное естественное и простое чувство человека – это любовь. Любовь иногда бывает такой, что не можешь жить без любимого человека, и преграды, воздвигнутые на пути влюблённых конфуцианской моралью (а весь общественный мир так или иначе находится в тисках этой морали) чаще всего не позволяет влюблённым соединиться, считая их истинные естественные чувства безнравственными. И здесь возникает большая проблема между личностью и обществом. Сами в своём внутреннем мире мы все являемся «даосами», хотя многие этого не понимают, но в обществе, в нашем внешнем мире и в общении с другими людьми мы вдруг становимся «конфуцианцами», придерживаясь придуманными кем-то правил, неискренних и противоречивых, которые часто подавляют наше внутреннее существо, превращая нас в лживых и лицемерных существ. Возможно, когда-то и были «правильные правила», но даже сами конфуцианцы далеко не всегда правили в соответствии с идеалами собственного учения и не во всём соблюдали нормы нравственного поведения «цзюнь-цзы», поэтому даосы, находившиеся на государственной службе и пытавшиеся совместить принципы двух учений, зачастую вступали в острое противоречие с официальной культурой не оттого, что вообще были против конфуцианства, а оттого, что реальная действительность конфуцианского государства расходилась с идеальными образцами, провозглашёнными основоположниками этого учения. И если уж тот, кто называл себя конфуцианцем, нарушал принципы гуманности, справедливости, бескорыстного служения долгу, заповеданные Конфуцием, то, тем более, нельзя было требовать их соблюдения от даоса; если же он всё-таки пытался добросовестно следовать этим заповедям, практикуя «большое отшельничество», то вступал в конфликт с реальным конфуцианцем. В такой ситуации конфликт был неизбежен: служить неправому делу и мириться с дурными порядками даосу не позволяли ни истинное конфуцианство, ни тем более даосизм. В противном случае он вступал в конфликт с самим собой, что могло вызвать раздвоение личности, дихотомию долга и чувства, острую неудовлетворённость создавшимся положением. Описывая подобное состояние, даос Сюй Гань говорил: «шёлковый пояс давит, как простая верёвка, чиновничья печать стискивает подобно клещам». Но ещё более безнравственным ставало общество в отношении истинных чувств, проявляемых человеком, если кто-то кого-то раньше любил, и любовь изживала себя, то он или она должны были продолжать жить с человеком, которого уже не любили, а новая, появившаяся любовь считалась безнравственной, и, если переходила в близкие связи, называлась прелюбодеянием. Общество жестоко карало за неверность и не признавало истинной любви, которая могла возникнуть после любви, погасшей. Человек как бы терял свободу, и уже не мог распоряжаться собой и своими чувствами. Поэтому, с этой точки зрения, брак превращался в оковы каторжанина, принуждавшего влачить осуждённого жалкое существование с опостылевшим человеком».
Выслушав эти слова, я спросил мою фею: «Но почему так получается»?
Ханако ответила: «Это получатся потому, что люди всегда спешат в определении со своими чувствами, в то время как существуют некие вечные связи между людьми, которые рано или поздно проявляются. И человек должен делать свой выбор, лишь тогда, когда он понимает, что он нащупал эту связь, которая рано или поздно проявится во всей своей простоте и естественности».
Вечером за шашками «го» я спросил старика Накамура, хозяина гостиница «рёкан», что он думает о вечных связях между людьми, и он сказал мне: «По всей видимости такие связи существуют, которым не мешает соединиться даже смерть». Затем он показал мне один текст, который я перевёл в стихах.
ПРЕЛЮБОДЕЯНИЕ
Произошёл в Урумчи случай странный с наказаньем,
Никто никак не мог понять, как это получилось,
Все говорили в городе о прелюбодеянье,
Но всё ж никто не знал, на самом деле, что случилось.
Военачальник Ван перевозил вооруженье,
Жена ж его одна всё время дома оставалась,
Уже было за полдень, а она не откликалась,
Соседи заподозрили, что это - преступленье.
Сломали дверь, вошли, увидели, оторопели,
Лежат в обнимку двое с вспоротыми животами,
Мертвы, раздеты, кровью вещи залиты в постели,
Кровь натекла даже на пол, засохшая местами.
Никто не знал, откуда тот мужчина у них взялся,
Самоубийство иль убийство – следствие не знало,
И почему мужчина в комнате той оказался,
Но к вечеру она, придя в себя, вдруг застонала.
А через день она уже вполне всё говорила,
О том, что с детства влюблены были, во всём призналась,
И выйдя даже замуж, всё ещё его любила,
Их тайная любовь и связь их жизнь всю продолжалась.
Увёз на север муж жену, где долго они жили,
Возлюбленный знал место то и в сердце не смирился,
Так встретились они, и вместе умереть решили,
Покончили с собой, вот так секрет их и открылся.
Боль от удара лезвием ножа была такою,
Что женщина, упав, сознанье сразу потеряла,
Душа, покинув тело, в степь песчаную попала,
Возлюбленного же не найдя, лишилась там покоя.
Вокруг лишь травы белые и жёлтый свод открылся,
Просторам там не видно было ни конца, ни края,
Пока она металась, бес из щели появился,
Связал её верёвкой и повёл на суд, хромая.
- «Ни совести и ни стыда нет», - судьи ей сказали,
Срамили перед всеми, всё ей высказав с укором,
Но умереть срок не пришёл ей, сотню палок дали,
Затем из Царства мёртвых выгнали её с позором.
Палкой железной били, от чего с ног кожа слезла,
И вновь боль адская её сознание лишила,
Когда пришла в себя, то в мире суетном воскресла,
И к ране в животе следы от палок получила.
Один поэт по поводу сказал такое мненье:
- «Сто палок в Царстве мёртвых получила в назиданье,
Но за разврат не очень тяжкое там наказанье».
Такое, написав по случаю, стихотворенье:
«Им не реять парой в поднебесье,
Разлучили нежных юаньянь (1),
Вспомни ту, из края Хуашань (2)!
В Царстве мёртвых не бывать им вместе.
Врозь им жить и в этой жизни бренной,
В нашей скорбной горестной юдоли…
Лишь взойдёт трава седая в поле,
Чтоб сокрыть их гроб, непогребенный.
Примечания
1. Юаньянь – птицы, всегда летающие парами, символ супружеской любви и верности.
2. «Вспомни ту, из края Хуашань» – имеется в виду героиня легенды, в которой рассказывается о том, как юноша увидел красавицу и полюбил её, но его сердце разорвалось от любви. Когда гроб с телом юноши везли мимо дома красавицы, она вышла и запела песню на мотив «Хуашаньцзи»:
О край Хуашаньцзи!
Из-за меня
Скончался благородный муж
Из-за меня пролил он свою кровь!
И для кого
Мне одиноко жить отныне?
Кого любить?
Когда его уж нет в помине,
Смогу ль увидеть его вновь?
Пусть в гроб меня положат вместе с ним,
На будет хорошо там быть двоим.
Когда я прочитал этот текст, старик Накамура показал мне другой текст, тоже подтверждающий его мысль. Я перевёл и его.
ЗАГАДОЧНЫЙ СЛУЧАЙ
Чжу Тянь-мэнь из Иду рассказывал друзьям однажды:
«Раз летом в год «цзя-цзы» (1) с друзьями вместе жаркой ночью,
Устроил я пирушку, утоляя вином жажду,
На озере Минху, не помню, в каком месте точно.
Певичку пригласили, чтоб вино нам подносила,
Как только выпили, как следует, мы с наслажденьем,
Она вдруг кисть с бумагою при всех друзьях схватила,
И, быстро написав, нам бросила стихотворенье:
«Проливень льёт ночью напролёт,
Молча в постели лежу,
Сон отойдёт, утро придёт,
Я от прохлады дрожу.
Надобно встать, занавес снять,
Девушке я прикажу.
Пал или нет персиков цвет,
Я из окна погляжу».
Певичка, женщина неграмотная и простая,
Такое сочинить была не в силах, - это знали,
Один прочёл, взяв лист, от любопытства весь сгорая,
Он и она в один миг вдруг в беспамятстве упали.
Она вскоре пришла в себя, а он лежать остался,
Впоследствии родных мы расспросили, но напрасно,
В чём тут была причина, им и нам было не ясно,
Так от чего-то на пиру один с жизнью расстался».
Примечание
1. Год «цзя-цзы» - 1744 год
(продолжение следует)
Власов Владимир Фёдорович