Я помню что было больно дышать. Каждый раз, когда я ненадолго открывал глаза, пытаясь понять где нахожусь, я делал несколько глубоких вздохов. Жуткая боль тут же пронизывала всё моё нутро, все мои повреждённые органы, и я опять проваливался в темноту. Иногда, я на пару мгновений выходил из забвения и видел, как до моей кровати кто-то подходил. Иногда я различал лица, иногда они напоминали расплывшихся фантомов. Иногда мне было спокойно от присутствия кого-то, иногда мне становилось тревожно и страшно.
Я запомнил кое-кого, из тех, кто являлся ко мне во время трясущей меня лихорадки. Первым кого я запомнил, когда ненадолго открыл глаза, была маленькая чёрноволосая девочка, держащая в руках стакан с тёмно-красной жидкостью. Деметра, а это была никто иная как она, поднесла стакан к моим губам, и чуть приподняв мне голову, помогла осушить его досуха. Я помню как она улыбалась глядя на меня. После выпитой крови мне становилось легче, жжение во внутренностях сменялось теплом, боль утихала и я засыпал. Она приходила ко мне ещё несколько раз, поила кровью и молча улыбалась.
Ещё одним из навещавших меня, являлся плотно сложенный низкорослый мужчина, имевший узкие лукавые глаза и крупные черты лица, которые у него растягивались в широкую на всю физиономию кривую улыбку. Он приходил несколько раз, его хитренькие глазёнки осматривали меня со всех сторон. Низкорослый мужчина часто потирал свои небольшие пухлые руки с короткими толстыми пальцами. Говоря шёпотом, он наклонялся надо мной, так что его крупный нос картошкой едва не касался меня, а его широченная улыбка на все 33 зуба закрывала всё вокруг себя.
- Позвольте представиться – Реймонд Ллойд. Можете звать меня мистер Ллойд, как и все остальные, молодой корректировщик. – Говорил улыбаясь низкорослый джентльмен. – Я понимаю, что сейчас не самое подходящее время для знакомства, но мне и вам вполне достаточно того, что вы можете меня слышать. Поверьте, ваша необычная природа впечатлила всех. Большинство, конечно, восприняло вас с неприязнью. Так как бродяг привыкли считать отвратительными чудовищами, которых, по официальной версии, истребили несколько столетий назад. Но я никогда не был частью большинства. Лично я, не видел особей вашей крови уже более трёхсот лет, и мой интерес к вашей персоне самый, что ни на есть, натуральный. Я спешу засвидетельствовать вам моё почтение и предложить свои услуги. Знайте, что мистер Ллойд всегда может быть полезен. Мистер Ллойд много улыбается, потому что много знает. Я могу вас развлекать удобоусваемыми порциями различной информации, уповая при этом только на вашу благосклонность…
…Уважаемый магистр Барталей умеет эпатировать общественности. То что вы стали его корректировщиком, обещает многое, порождает множество домыслов, скрытых возможностей, планов и склонностей. Я помню то время, когда на бродяг устраивали облавы, а поймав, сжигали заживо в глиняных печах. А теперь появляетесь вы, молодой корректировщик другой крови, и одерживаете вверх над лучшим экземпляром корректировочной организации! На глазах у всего общества вы кладёте на лопатки непобедимого мастера клинка Китона Грэхема! Я не являюсь членом ордена, но даже я, при своём суетливом умишке, понимаю, сколько напряжения и злобы теперь будет витать в воздухе…
…Я никогда не переставал восхищаться оригинальностью уважаемого магистра Барталея. Кто же ещё мог быть ему под стать, кроме вас? Доминик Бродгер был слишком пресен для подобной роли. Будьте уверены, ваш инициатор возлагает на вас большие надежды…
…Помните, мистер Ллойд знает если не всё, то многое. Мистер Ллойд всегда в курсе свежих новостей и сплетен, всегда в курсе жизни кипящей как внутри синдиката, так и за его пределами. Мистер Ллойд сумеет заинтересовать и найти общий язык с представителем любой касты и любого социального слоя. Мистер Ллойд много улыбается, потому что много знает…
Улыбчивый господин говорил ещё много чего, но запомнились мне лишь эти реплики.
Третьим посетителем, о котором я считаю нужным упомянуть, была женщина. Её я почти что не запомнил, ни её одежды, ни кожи, ни цвета её волос. Её образ словно ускользал от меня. Я помню только её взгляд, тёмно-синие глаза, которые внимательно меня осматривали. Она не подходила близко. Заходя в комнату, она плотно закрывала за собой дверь, делала несколько шагов в мою сторону и останавливалась. Немного оглядевшись, она прислушивалась, не стоит ли кто за дверью. А затем поворачивалась ко мне и осматривала меня, начиная с ног и тела сокрытых под покрывалом, заканчивая руками и лицом. Её взгляд впивался в черты моего телосложения и внешности, нагло и в то же время тревожно осматривая меня. Я помню, как открывал глаза и натыкался на этот странный вызывающий взгляд синих глаз, а затем старался вновь окунуться в беспамятство. В большинстве случаев так оно и выходило, однако иногда я лежал по несколько минут, ощущая как её глаза изучают меня. Проведя в подобном созерцании некоторое время, женщина уходила, так же тихо и осмотрительно.
Наконец время моей болезни закончилось. Я открыл глаза и ощутил, что нахожусь в здравом уме и ясном сознании. Вспомнив поединок, я сразу же стал трогать живот, и нащупал там только рубец от затянувшейся раны, под туго завязанной повязкой. Я лежал на широкой кровати, накрытый лёгкий покрывалом. Сверху на меня смотрело чёрное фамильное древо с множеством ветвей, коим был расписан потолок. Напротив различной толщины ветвей на латыни были начертаны имена, которые я невольно принялся читать.
- Мы находимся в фамильном поместье Барталеев – Ignis-хауз, что в вольном переводе можно интерпретировать как Огненный дом. Мой дед окончил его строительство в 1462 году. Когда особняк перешёл к отцу, он настоял на том, чтобы в каждой спальне было помещено фамильное древо. Дабы никто из постоянных обитателей этого дома не забывал о родственных узах, либо возвращаясь из странствий напоминал себе об этом. – Проговорил усатый магистр, сидя возле кровати. – Таких спален в поместье десять. В то время они принадлежали отцу, матери, старшему брату и шести младшим сёстрам. По мере возможностей фамильное древо Барталеев разрасталось, к нему добавлялись новые ветви. Однако, как ты можешь видеть, места ещё вполне достаточно для свежих побегов. Эта спальня когда-то давно принадлежала мне.
Я приподнялся и повернулся, глядя на Агмуса.
- Как ты себя чувствуешь? – спросил магистр, протягивая мне стакан крови.
- Вполне сносно. – Ответил я, принимая из его рук стакан. – Сколько я здесь?
- Пять дней. Что уже хорошо, учитывая что сейчас ты находишься в сознании. Я считал что подобного рода раны должны затягиваться дольше, однако способность твоего тела к восстановлению действительно высока.
Я отпил полстакана, рассматривая усатого магистра вблизи, с не меньшим интересом чем издалека.
- Твой любопытный взгляд очевиден. Таким ли ты представлял того, чьи письма читал четыре года? Того, кто отдавал тебе распоряжения и приказы? Того, кто указывал тебе на мусор, который требовалось убрать для синдиката? Тут ты волен решать сам. Я же сразу тебя узнал, хотя и видел до этого один только раз. – Проговорил Агмус, наблюдая за моей реакцией. – Как тебе кровь? Лучше чем в донорских пакетах?
Я кивнул, допивая остаток.
- Это кровь здорового человека творческой профессии, некоего музыканта. Теперь ты будешь питаться лучше. Качество крови стимулирует как физическую так и мозговую активность. Теперь ты перешёл на новый уровень своих возможностей, от тебя потребуется больше ресурсов, твои цели станут более значимыми.
Я вопросительно посмотрел на усатого магистра.
- Ты ждёшь объяснений на счёт поединка с Китоном Грэхемом? – тут же спросил он, всматриваясь в меня.
Я вновь утвердительно кивнул.
- Не пойми меня превратно, однако мне пришлось пойти ва-банк. – Виновато ухмыльнулся Агмус. – Я удерживал тайну твоей крови столько, сколько мог себе позволить. Но понимал, что мои коллеги не будут сидеть сложа руки, узнав о том, что я инициировал нового корректировщика. Я рассчитывал что магистр Дюмонт первым проявит инициативу, и начнёт искать информацию о тебе. Обнаружив нечто любопытное, он, без сомнений, постарается предать это гласности на собрании. Учитывая прямой и конкретный характер магистра Вагнера, я понимал, что он поддастся на провокацию, и захочет всё выяснить с помощью поединка. На протяжении последних тридцати лет лучшие показатели принадлежали мусорщику первого класса Грэхему. Логично, что Харольд Вагнер избрал его в качестве твоего противника.
- Были такие моменты во время боя, в которые мне казалось, что я погибну от его клинка. Я ощутил себя ненадёжным инструментом, который по вине мастера сейчас разломают. – Ответил я кислой улыбкой.
- Я понимаю, что он гораздо опытней тебя, что он превосходит тебя в боевых навыках, и что поединок с ним тебе тяжело дался. И я прошу прощение за это. – Вновь виновато ухмыльнулся Агмус. – Но так же, я имел неопределённое представление, впрочем как и ты сам, о твоих возможностях. Теперь же всё стало на свои места. Могу сказать, что я верил в тебя, верил в твою победу. У нас с тобой иного шанса не было. Если бы ты не одержал вверх над Китоном Грэхемом, тогда бы всё это разодетое намарафеченное надменное общество, узнав о твоей природе, жаждало бы тебя линчевать. Те, кто когда-то сталкивался с бродягами, запомнил их как кровожадных не поддающихся контролю монстров. Большинство же никогда не видело их, однако брезгливый ужас к луннорождённым они впитали вместе с материнским молоком. Теперь же они увидели силу. Силу, с которой каждому из них придётся считаться. Никто из этих себялюбивых существ, одержимых манией чистой крови, никогда не признает тебя равным себе. Однако тот первобытный ужас, который вселил твой звериный облик, навсегда останется в их душах. Поэтому ты по-прежнему жив. Поэтому ты по-прежнему мой корректировщик, а я по-прежнему твой инициатор. Поэтому, от имени ордена сортировщиков, я вручаю тебе это. – Усатый магистр протянул мне серебряный перстень, на котором красовалась выложенная чёрными камушками римская цифра два.
Я взял его, снял старый перстень, и на его место одел новый. Барталей одобрительно кивнул и попросил меня вернуть перстень с цифрой три. Я исполнил его просьбу, и спросил, что помимо уровня квалификации, означает эта серебряная вещица.
- Перстень каждого мусорщика отливается индивидуально. Это не только предмет идентификации в обществе, но и связь инициатора с корректировщиков. При изготовлении инициатор-сортировщик добавляет в сплав свою кровь. Моя кровь находиться в обоих перстнях. Я всегда чувствую когда ты снимаешь и одеваешь перстень. Старый перстень я уничтожу, он не должен попасть в чужие руки. – Пояснил Агмус.
- Например в руки магистра Дюмонта? – спросил я. – Ведь он наш враг?
- Не торопись давать подобное клеймо членам ордена, а особенно магистрам. – Улыбнулся Агмус покручивая ус. – Врагом ордена считается тот, на кого выдаётся мусорщику разрешение на уничтожение. До этого не бросайся подобными словами. Скажем так, Франсуа Дюмонт наш недоброжелатель. Перстень не должен попасть как в его руки, так и в руки многих других. Как ты заметил, отношения членов совета на первый взгляд непросты и неоднозначны. Между мной и моими коллегами давние запутанные отношения и сложная совместная деятельность. Твои вещи в целости и сохранности, и лежат вот там. – Усатый магистр указал на стул, на котором лежал мой рюкзак и висело пальто. – От остальной одежды мне пришлось избавиться, так как она обратились в залитые кровью разодранные лохмотья. Магистр Дюмонт решил воспользоваться твоей неопытностью, дабы опозорить меня в глазах общественности. Поверь, в своё время это ему воздастся. А пока запомни, мусорщик никогда и никому не отдаёт своё оружие, и никто не имеет права его у него отобрать. В следующий раз, если кто-то позволит подобное неуважение по отношению к тебе, уничтожь его на месте не раздумывая. – Взгляд магистра метнул едва заметную искру.
- Так и сделаю. – Уверенно ответил я.
- В любом случае, я бы не оставил тебя безоружным. Если бы не кинжалы Инфанты, я бы приказал доставить тебе оружие из арсенала.
- А кто такая эта рыжеволосая девушка?
- Инфанта Джутхани – мусорщик первого класса.
- Расскажите ещё о ней?
- Она хорошо выполняет свои обязанности, на её счету более трёхсот успешно уничтоженных целей. Её инициатор магистр Кастильоне. Что ещё тебя интересует?
- Почему она отдала своё оружие мне?
- Потому что я попросил её об этом. Мы давно знакомы.
- А что с Китоном Грэхемом? Он жив?
- Да, он жив. Ему требуется гораздо больше времени на восстановление чем тебе. Ты изрядно потрепал хвалёного мастера клинка Лукреции Легран. – Посмеиваясь самодовольно проговорил Агмус, покручивая ус.
- Магистр Легран его инициатор?
- Да, Китон предмет её гордости. Она вложила много сил в его инициацию. Ты нанёс её самолюбию неожиданный удар. – Всё так же посмеиваясь отвечал магистр Барталей.
- Сожалею об этом. Я не собирался становиться никому врагом… прошу прощения – недоброжелателем. - Не стоит, не переживай из-за амбиций самоуверенной женщины. Она сумеет извлечь из этого урок. Что-то ещё?
- Пока я был без сознания, в эту комнату кто-то заходил?
- Кроме меня и моего дворецкого, что занимались промыванием и перевязкой твоих ран, у тебя было ещё несколько посетителей. Но тебе не стоит из-за них беспокоиться, их привело исключительно любопытство. – Невозмутимо произнёс усатый магистр. – Ты уже в состоянии ходить?
Я ответил утвердительно.
- Тогда одевайся, и я покажу тебе Ignis-хауз.
Агмус вышел из комнаты. За ним тут же вошёл высокий худой черноволосый мужчина чопорной наружности. Его неподвижные глаза были покрыты бельмом, помутневшие роговицы красноречиво свидетельствовали об отсутствии зрения. Должно быть он являлся дворецким, о котором упоминал магистр. Не произнеся ни слова, он разложил на стуле одежду для меня, и забрав пустой стакан, вышел из комнаты. Одежда пришлась мне по размеру, хотя и была слегка вычурна для меня. Состояла она из тёмных туфель, коричневых брюк, белой рубашки, темно-красного с кремовыми разводами жилета и того же цвета пиджака. За неимением других одеяний, я был доволен и этим. Осмотрев интерьер комнаты, который привлёк моё внимание старинной деревянной мебелью, пыльными картинами, тяжёлыми гобеленами, а также габаритным портретом самого магистра Барталея, я ещё раз окинул взглядом фамильное древо на потолке, и вышел в коридор.
Молчаливый дворецкий, терпеливо ожидавший меня у двери, указал мне в сторону рукой. Я прошёл по длинному коридору в указанном мне направлении, и очутился в просторной комнате. Комната вмещала в себя многоярусные высокие шкафы из красного дерева заполненные книгами. Шкафы стояли вдоль стен, так что в центре комнаты имелся письменный стол, на котором стояла пара массивных металлических подсвечников, несколько стульев, а также четыре громоздких кресла. У противоположной к двери стены, располагался старинный габаритный камин, на дымоходе которого находился герб в виде песочных часов, окруженных лозой с острыми шипами. К шкафам была приставлена передвижная лестница, с помощью неё можно было добраться к верхним ярусам. Колоссальное количество книг всевозможных размеров, с педантичной точностью и аккуратностью плотно расставленные друг возле друга, поглядывали на присутствующих разноцветными корешками. Эта комната была ничем иным как библиотекой.
Интерьер особняка имел колорит английский поместий прошлых веков, дышал затхлым, но гордым запахом феодального прошлого. Множество деталей обстановки (резные ручки на дверях, ручной работы гобелены, ковры, подсвечники, люстры, мебель и многое др.) говорили о музейной щепетильности владельца, так как пребывали в отличном состоянии. Особняк словно застенчивый старик, под вековыми морщинами скрывал сокровенные фамильные тайны.
Агмус Барталей сидел в одном из кресел подле пылающего камина.
- Я решил начать наш осмотр с этой комнаты. – Проговорил он. – В далёком детстве библиотека всегда была моей любимой комнатой, ей же осталась и по сей день. Я не очень-то уж люблю это поместье, с ним у меня связано много болезненных воспоминаний. Скорей всего меня связывает чувство уважения и долга к Ignis-хауз. Но библиотека не входит в противоречия с этими чувствами. Её начал собирать дед, отец продолжил, я же по мере сил пополняю её запасы по нынешний день. – Усатый магистр указал мне на несколько полупустых шкафов.
- Здесь есть много особенных книг, в которых есть много особенных идей. – Продолжал Агмус. – Самые ранние из них датируются IV-V веком. Из последнего я добавил труды французских философов XX века Жиля Делёза и Мишеля Фуко. Я имею слабость к искусству и размышлениям. Искусство у старшей крови малоразвито. Декары прагматичны, каждая каста знает своё место. Долгая жизнь обладает множеством преимуществ, но так же и рядом недостатков. Жизнь младшей крови быстротечна, импульсивна, она требует неотложного диалога с бытием чрез процесс творчества. Поэтому обладатели несовершенных слабых тел с таким самозабвением пытаются вырваться за пределы своих умственных и физических возможностей. Поэтому они так самоотверженно проникаются искусством, доказывая самим себе, что и они способны быть творцами. Декарам чужды подобные одержимости фантазмами и нестабильными мыслительными конструкциями. Однако мне любопытны данные формы самовыражения младшей крови. Более того, я нахожу в творчестве фергов необходимые метки для понимания мироустройства как их социума, так и нашего. Я позволил себе осмотреть твои вещи, надеюсь, ты меня строго не осудишь за это. Из обнаруженных у тебя книг, я сделал вывод, что тебе будет не безразлично содержание моей библиотеки. Она в твоём распоряжении в любое время.
Я, улыбнувшись, поблагодарил его. Далее Агмус провёл меня по множеству комнат и залов. Поместье имело около тридцати комнат, не считая уймы кладовок, чуланов и гардеробных. Состояло оно из двух этажей и чердака. Магистр Барталей показал мне спальни сестёр, брата, отца, матери, деда и бабки, попутно отпуская небольшие иронические комментарии характеризующие его родственников. В каждой из этих спален находился портрет члена семьи, написанный по манере портрета Агмуса, изображая до пояса носителя фамилии Барталеев, облачённого в старинный наряд.
Затем усатый магистр показал свой рабочий кабинет. В противовес интерьеру особняка, он имел чертовски аскетичный вид, в нём отсутствовали абсолютно все элементы декора. Голые стены и потолок кабинета имели тёмно-коричневый оттенок. Грязный пол был покрыт царапинами и пятнами. В нём находился грубый письменный стол, ржавый шкаф, заполненный рукописями, старая потёртая кушетка и два железных сундука. Эта комната больше напоминала тюремные бараки или одиночную камеру для душевно больных, чем рабочий кабинет. Для полноты сходства не хватало только дырки в полу, для справления естественных нужд.
- Здесь я наиболее плодотворно провожу время. – Отвечал Агмус, заметив мой удивленный взгляд.
Продолжая осмотр, я заметил, что во всём особняке, кроме элементарного освещения и редких розеток, было практически невозможно отыскать признаки цивилизации. Однако в Ignis-хауз имелась ещё одна странная комната. Внутри она состояла словно из цельного белого мрамора. Северная её стена представляла собой плоский экран от пола до потолка. У южной стены находился широкий стеллаж серверов.
- Здесь обитает Мэлло. – Невозмутимо проговорил магистр Барталей, в то время как я осматривал эту комнату.
- Мэлло – это кто? – спросил я.
- Мэлло не до конца кто. – Уклончиво ответил Агмус.
- Тогда, Мэлло – это что?
- Но Мэлло и гораздо больше чем что. – Снова двусмысленно ответил усатый магистр.
Я не стал более задавать вопросов, и мы отправились дальше. Чердак представлял собой небольшую обсерваторию, в которой находилось несколько телескопов, предназначенных для наблюдения за небесными светилами. Он имел четыре широких балкона и две башни. Завершив осмотр особняка, я и мой инициатор отправились в библиотеку.
- Прежде чем ты отправишься на свою новую квартиру, тебе следует задать вопросы, которые ты считаешь первостепенными. – Проговорил Агмус, сев в кресло, и закинув ногу на ногу. – Предупреждаю сразу: на некоторые из них я могу ответить, на некоторые – нет.
- Почему не можете? – спросил я, усаживаясь в кресло напротив него.
- Скажем так, кое-какие договорённости затрагивают интересы других лиц.
- Стало быть, эти интересы касаются меня?
- И тебя в том числе. – Лукаво улыбнувшись отвечал магистр. – Я тебя слушаю.
Я в напряжении смотрел на Агмуса, соображая, как бы корректней спросить о том, что так давно меня волнует. И всё же я решил начать издалека.
- Как вы меня нашли, и кто вам указал на меня? – произнёс я.
- Я не могу ответить, кто сообщил мне о тебе. Могу сказать, что это лицо пользуется моим полным доверием. Как только оно сообщило мне эту новость, я тут же отправился к тебе.
- Вот так просто, взяли и отправились? Вы всегда так спонтанно выбираете себе мусорщика?
- Я ждал тебя. Я не видел тебя ни разу, ничего о тебе не слышал. Но я чувствовал, что вскоре у меня должен появиться мусорщик, который будет не похож на всех предыдущих. Это предчувствие не покидало меня последние пятнадцать лет, а к моменту твоего появления в моей жизни, оно многократно усилилось. После потери Доминика, я понял, что должен выйти на новый уровень обучения. Что тот, кого я отсортирую, будет совершенно другим, не похожим на предшествующих 22 учеников. Я никогда не был приверженцем традиционных способов сортировки, что, я думая, ты сможешь оценить.
- Что вы под этим подразумеваете?
- То о чём я писал тебе в первом письме. Инициация подразумевает проникновение в твоё сознание и установку определённых барьеров. Таким образом ордену легче создать из тебя инструмент, пригодный для потребностей синдиката. Проще говоря, простую в эксплуатации машину, не способную к самоанализу, не ведающую сомнений и страхов. Я же позволил себе проигнорировать установку барьеров.
- Для чего?
- Как я уже говорил, я считаю некоторые методики ордена малоэффективными. Но в случае с тобой, я не пытался их улучшить или видоизменить, а отказался от них вовсе. Так как имею идею относительно тебя, которую ты со временем поймёшь.
- Хотел бы вас поблагодарить, однако, мне кажется, что я ещё успею об этом пожалеть.
Магистр Барталей внимательно на меня посмотрел, а затем добродушно рассмеялся, поглаживая усы.
- Определённо, ты мой человек. – Ответил он, посмеиваясь.
- Давайте вернёмся назад. Вам сообщили обо мне, и вы отправились чтобы увидеть меня. Когда это было, и куда вы поехали?
- Мне сообщили о тебе утром 23 июля. Я хорошо помню, что находился в своём рабочем кабинете, и у меня были намечены дела на вторую половину дня. Но они для меня были не так важны, как твоё появление. Через четыре часа я был в Бухаресте, и смотрел на худое обнажённое подростковое тельце своего будущего мусорщика. Ты лежал на маленькой кровати, в доме на окраине города.
- Как… как я выглядел?
- Ну, скорее ты был мёртв чем жив. Дыхание отсутствовало, кожа была бледно-синеватого оттенка, на руках имелись свежие раны. Однако я чувствовал что кровь внутри тебя жива и движется. Что ты внутри меняешься.
- Вас не смутило, что я… грязнокровка?
- Это не имеет значения для луннорождёных. Никто не становиться ликаном по случайности. Ты должен сам этого захотеть, ты должен сам добровольно впустить лунного бога в себя. Иначе кровь твоего ирграса убьёт тебя.
- Что вы знаете нём? О том, кто дал мне свою кровь?
- Мне вполне достаточно знания того, что он был рождён ликаном. Значит его кровь достаточно сильна, дабы передать тебе всё самое ценное.
- Значит, вы не знали его лично?
- Нет, лично не знал.
- Что вы знаете об обстоятельствах моего обращения?
- Мне известно не много. Я знаю что твоя экскурсионная группа попала в лапы к некоему культу. Фанатичные последователи этого культа принесли твоих спутников в жертву своему божеству. Тебя же они ранили и оставили истекать кровью, твой ирграс спас тебя от них, и дал свою кровь. На этом у меня всё.
- Значит вы в курсе того, что происходило в моей жизни, когда я был человеком?
- Естественно, я хотел узнать как можно больше о моём новом подопечном. Я знаю в какой стране ты жил, в каком городе вырос, в какой школе учился. Ты любил читать мистическую и оккультную литературу, учился на средние балы, слушал рок-музыку, у тебя было только двое друзей твоего возраста обоего пола. Ферги, которые воспитывали тебя, жили в достатке и баловали тебя…
- Постойте… значит эти люди не мои настоящие родители?
- Нет, тебя усыновили в Кракове, когда тебе было четыре месяца. Возможно, ферги воспитавшие тебя, со временем планировали тебе об этом рассказать. А возможно и нет. Тем не менее, теперь ты наверняка об этом знаешь, если раньше мог только догадываться.
- А кто были мои биологические родители? – стараясь скрыть своё волнение, выпалил я.
- Об этом я не нашёл информации. Знаю только, что когда тебе было несколько недель, тебя нашли на ступенях приюта.
- Как?! Вы не знаете?! Вы правда не знаете?.. – обескуражено переспросил я.
- Твоя реакция вполне объяснима. Но правда, я ничего о них не знаю. – Спокойно отвечал Агмус.
- Признаюсь, я не ожидал подобного. Я надеялся найти ответы у вас. – Досадуя, пробормотал я.
- Некоторые ответы мы должны найти сами, даже если на этого уйдёт вся наша жизнь. – Назидательно отвечал магистр.
- Ладно, пойдём дальше. – Проговорил я, потирая виски. Усатый магистр любопытно поглядывал на меня. – Скажите, я был один? Со мной больше никого не было?
- Что ты имеешь в виду?
- Когда вы приехали в Бухарест, и нашли меня в той квартире. В ней был ещё кто-то?
- Там был тот, кто сообщил мне о тебе. Это лицо встретило меня, и передало тебя мне, если ты говоришь об этом. Больше в том помещении никого не было.
“Значит Валерии не было со мной, - подумал я, - если Агмус говорит правду, должно быть это таинственное лицо передало её кому-то другому”.
- Потом вы перевезли меня в Брашов?
- Да, это произошло в тот же день.
- Почему в Брашов?
- В этом румынском городишке жил покойный мастер Ко Джун Вей, который обучал нескольких мусорщиков до тебя. – Ухмыльнулся магистр Барталей.
- Так значит это вы?.. Вы приказали ему напасть на меня?
- Конечно это был я. Мне казалось что ты понял это. – Приподняв брови, отвечала Агмус. – Ко Джун Вей был превосходным наставников, однако бремя прожитых лет стало давить на него. Он нуждался в особенном ученике, от которого смог бы принять смерть. И я удовлетворил его желание. Ты же испытал свои силы, и понял, что работа тебе предстоит не простая. От этого поединка каждый получил то, что ему было нужно: мастер Ко – смерть в бою, мой юный мусорщик – мотивацию к борьбе.
- Ваши методы обучения действительно интересны. - Иронично заметил я.
- Благодарю. – Парировал усатый магистр. – Что тебя ещё интересует?
- На моём теле находиться сплетение чёрных узоров на левой груди, которые образуют печать… Вы ведь видели её? – Агмус утвердительно кивнул. – Что означает эта печать? И… почему она увеличивается?
Магистр Барталей задумался, покрутил ус, и ответил не сразу.
- Видишь ли, у меня ещё ни разу не было ученика твоей крови. Последний раз я беседовал с ликаном в 1730 или 40 годах, перед тем как его сожгли в печи по приказу ордена. У меня не было возможности поближе изучить твою расу…
- Значит ваш интерес ко мне имеет ещё и научный характер?
- Можно и так сказать. Твоя раса, в отличие от старшей и младшей крови, сохранила тесную связь со своим источником, со своим создателем. И печать на твоём теле, это знак того, что часть лунного бога всегда с тобой. Насколько я знаю, она ведь появилась после первого обращения?
Я утвердительно кивнул.
- Теперь она будет с тобой всю оставшуюся жизнь. Печать может расти по мере того, как ты и твой внутренний зверь сплетаются воедино. Когда вы достигнете баланса между собой, она прекратит свой рост. Я считаю, что тебе не стоит об этом волноваться. Ещё что-то?
- На данный момент я узнал всё, что мне было необходимо знать о себе. Теперь, я бы хотел узнать кое-что о вас.
На этих словах, в библиотеку вошёл слепой дворецкий.
- Сейчас я вынужден отказать тебе в этом. – Произнёс Агмус, посмотрев на своего слугу. – Нэйтан прервал нас, дабы напомнить мне о делах. – Дворецкий отдал утвердительный поклон. – Мы продолжим наш разговор в следующий раз. А сейчас я предлагаю отправиться тебе в район Мейда Вейл что в западном Лондоне, и осмотреть своё новое жилище. Машина, которая отвезёт тебя, ждёт на улице.
- Что ж, тогда благодарю за беседу. – Сказал я.
- Взаимно. – Ответил магистр, протянув мне руку, которую я крепко пожал.
Меньше чем через час я был в Мейда Вейл, где мой инициатор приобрёл для меня жильё, и пил кровь, заботливо приготовленную им в холодильнике.