Угловатые

Дмитрий Белугин
               
             
   …если хотите, то можно прямо сейчас подняться на четвёртый этаж, пройти по извилистым коридорам, аккуратно переступая строительный мусор, завернуть за стоящий на пути шкаф и ничего не увидеть. Только голая стена и торчащие из неё металлические штыри остались от былого могущества гипсовой угловатости. Давным-давно на этом месте было, что-то ещё, что-то такое, о чём не говорят вслух. И разговоры здесь совершенно не к чему: достаточно встать около стены, прислонить к ней ухо, чтобы услышать скрежет стали, медное ворчание духового оркестра, свист косы, гудение очереди… Словом всё то, что унесло с собой угловатое советское время.
               
 Вовик Горкин не придавал особого значения тому, что трещина, которая образовалась на гипсовом барельефе, напротив двери его кабинета, становилась всё больше и больше. С начала одна, а затем и сотни других, маленьких и больших трещин поползли по фундаментальному наследию СССР. Издалека могло показаться, что это трескается гигантская, яичная скорлупа и из неё вот-вот появится, что-то нехорошее. Но директор небольшого частного предприятия, по изготовлению резиновых ковриков, Владимир Петрович, не очень-то об этом беспокоился. Вернее сказать не беспокоился вовсе. Он по-прежнему охотно посещал общественную столовую на втором этаже, приставал к женщинам в лифте и украдкой ковырялся в носу, отгородившись от редких посетителей высокой спинкой дерматинового кресла. Так бы и отворачивался Вовик, до самой пенсии, если бы однажды в дверь не вошёл человек в насквозь пропитанной гипсовой пылью спецовке.

- Вы Горкин?
- Ну, я, - искренне удивился Петрович. А вы собственно кем будете?
- Пролетарий с Путиловского завода Семён Крюков.
- Очень приятно, не моргнув, соврал Горкин и сощурил, и без того хитрые глаза, как бы пытаясь припомнить, где мог видеть этого хама раньше.
- Нашему предприятию резиновые коврики нужны, ну просто позарез.
- Сколько? – доставая калькулятор из ящика  стола, живо поинтересовался Горкин.
 - Тысяч шесть или десять, там видно будет.
- Цена?
- Какая цена?
- Ну, за коврики.
- Понимаете, мы только начинаем производство, и денег у нас пока нет, но совсем скоро мы сможем вас отблагодарить.

Вовик состроил физиономию, будто только что обнаружил в тарелке с супом муху, и указал визитёру на дверь, на что Крюков тут же среагировал ударом невиданной силы. Вовик повалился на пол и заревел от боли. Семён плюнул на пол и вышел не попрощавшись. Всё это время за дверью слышался непонятный треск и шум. Голоса всех оттенков и тембров смешивались в монотонное гудение, и от этого нельзя было разобрать ни слова.
            
На следующий день городу, где жил Горкин, пришлось столкнуться с угловатым лицом к лицу. Правда, теперь это был не один человек, а целое стадо. Они были повсюду: в метро и магазинах, кафе и ресторанах, развлекательных центрах и общественных туалетах. Не принимая во внимание грубое поведение, странную лексику, переполненную словами почившей советской эпохи, люди эти имели весьма забавное телосложение. Угловатые лица, квадратные плечи, нескладное туловище делали их непохожими на всё остальное население. Но самое неприятное то, что они принесли с собой, эту гадкую, вездесущую пыль, которая повсюду сопровождала своих хозяев. Не было улицы на которой чужеземцы не оставили своего следа. А уж про общественный транспорт и говорить не следует. Теперь, сидя в нем, ездили только Они. Как и положено, по городу вскоре начали расползаться слухи самого разного толка, среди которых были и довольно оригинальные версии. К примеру, одна умудрённая сединами женщина, говорила, что это переселенцы из Африки, и что на самом деле они чёрные, просто посыпают тела тальком, чтобы не выделяться из общей массы. Другое мнение состояло в том, что: «это у них инфекция такая» и что поэтому к ним лучше не приближаться.

В общем, догадок хватало, но как ни странно, угловатые вовсе не гнушались внимания окружающих, а наоборот всякий раз притягивая его на себя. Не было места, где бы они не рассказывали о значении работ Карла Маркса, старых советских анекдотов и прочей архаики. Угловатые постоянно уступали место старшим, читали газеты двадцатилетней выдержки и, что удивительно, периодически посещали местную библиотеку. Жители недоумевали. Пресса не успевала за развитием событий и один за другим пропускала поистине переломные моменты. К примеру, торжественное открытие завода резинотехнических изделий, которое состоялось под аккомпанемент военного оркестра. Разумеется, первым делом на заводе стали выпускать резиновые коврики.
               
Постепенно интерес к пришельцам начал спадать, потому, что их численность почти сравнялась с численностью городского населения. Никого уже было нельзя удивить скоплением гипсовых людей у центрального стадиона, поездкой их групп за черту города и просто непрерывным пребыванием среди остальных. Никто теперь не показывал на них пальцем, не сторонился, боязливо втягивая шею в воротник куртки. Угловатые наши братья, VIVAT угловатые! Как ни странно, в городе стало чище, перестали слоняться по подъездам и тошнить в лифтах. Криминальная обстановка улучшилась. Про изнасилования и расчленёнку забыли вообще, а про кражи можно было лишь изредка узнать из оппозиционных газет. Но что-то по-прежнему смущало горожан:  - уж больно эти угловатые порядочные, всё время норовят уступить тебе дорогу, лишний раз поблагодарить, странные... Горожане заедали водку огурцом, жмурились и продолжали отстранённую от повседневности беседу: про футбол, про конец света и т.д. Тем временем на улице подметали тротуары, поливали цветы, красили заборы.

Конечно, больше всех досадовал Горкин. Сидя на скамейке, он вспоминал встречу с путиловцем недобрым словом. В сердцах называл его сукой, гнидой и еще как-то.

- Ох, и не люблю я рукоприкладства. Была бы рядом труба или камень, или острое что ни будь, я бы в ответ треснул», - огорчался Вовик, - а с голыми руками на кабана идти, увольте...          
   
  24 сентября 2004