Это заключительная глава историко-приключенческой повести о русских белогвардейцах-эмигрантах, для которых второй родиной стал тропический Парагвай. В исследовании его дебрей и диких племен индейцев, в войне с профашистской Боливией в должностях командиров воинских подразделений они приняли активное участие... Именами русских героев, погибших в войне за независимость Парагвая, названы улицы, форты в этой стране, которая чтит и сегодня их офицерскую честь и мужество! И была там любовь...
21. КИАНЕ, ТЫ МОЯ КИАНЕ…
…Вооруженная орда аборигенов, крадучись в ночной темноте, словно призраки, окружила спящую стоянку племени Тувиги. После грозы и ливня расслабились и придремали караульные, которым нападающие, зажав рты, бесшумно полоснули ножами по горлу. Подловив эти умиротворенные часы, люди-призраки, прячась среди кустарников, сомкнули вокруг лагеря кольцо окружения. Это были ярые враги Тувиги, людоеды-морос.
Головы их прикрывали парики из волокон растений, в которых торчали разноцветные перья попугаев и скелеты засушенных мышей.
Их Однорукий вождь зло плюнул на землю и пяткой растер плевок. Вот так он сделает со спящими индейцами – превратит их в пыль! В тленье и прах! Это сотворить он давно поклялся Великому духу, который сейчас зорко смотрит на них с темных небес.
Его рот ощерился – наступил конец долгой погоне за ускользающими, словно змеюки, врагами, убившими многих его храбрых воинов, опоганившими их святое капище возле о. Питиантуты, пещеру с Великими идолами и древними сокровищами! Ха! Теперь этим дохлым индейцам, дружкам белых людей, не сбежать, не уползти!
Он злорадно хмыкнул. Ужасная смерть уготовлена их вождю и его дочери, осмелившимся показать не только священный тайник, но и снюхаться с белыми вонючими пришельцами!
Только луна выглянула из-за свинцовых туч, нападавшие нацелили на спящих луки и длинные духовые ружья из стеблей бамбука, заряженные отравленными стрелами.
На безмятежно сопевших людей Тувиги щедро прыснули стрелы и легкие дротики. Одно попадание – и жертва валилась бездыханной. Изредка доносились тонкие вскрики боли. Обезумевшие женщины, прижав детей к груди и преследуемые дикими дьяволами, пытались убежать, но во мраке спотыкались и кромешной темноте падали на дно глубокой пропасти.
Другие бросались на колени, и жалобно молили о пощаде, поднимая вверх своих грудных детей... Это вызывало только хриплый рев из глоток морос и дальнейшую ужасную бойню.
Все, кто не смогли укрыться, сбежать — старики, больные, калеки — были зверски размозжены палицами или расчленены, чтобы затем не смогли явиться с Великих небес покойников и отомстить своим убийцам. Трещали весело в пламени, догорали шалаши племени, с кучами мертвых и корчащихся, обугленных тел на земле.
Исколотый копьями, ягуар Лео, с малолетства друг Киане, яростно защищал ее с сыном-мальчуганом, и его боевой рык свирепел.
В багряном пламени огня, раненая в бедро и плечо Киане уже с трудом отбивалась копьем, заслоняя спиной своего мальца. К дочери и внуку с неимоверной отвагой пробился, раздавая налетавшим на него врагам, убийственные удары боевой, с острыми зубьями, палицей Тувига.
- Отец мой, спасай малыша, я задержу тварей, чтобы вы скрылись. Прощайте! Мы все встретимся на небесах!
И подтолкнула напрягшегося сынишку, с небольшим ножом в руке, к окровавленному деду. Крикнула раненому ягуару: «Лео и Тувига! Бежать!».
Киане рванула с себя одежду, мешавшую отбивать ей удары, не стесняясь, что на глазах врагов показались ее упругие груди. Также это был и чисто материнский прием, чтобы отвлечь врага от своего птенца –заострить внимание нападающих на себе.
Осталась она стройная и женственная, почти обнаженная в набередной повязке. Уже через силу отбивала разящие удары мускулистых, волосатых
морос, а они, плотоядно ухмыляясь, нарочно загоняли ее на скалу, на которой приносились самые ценные человеческие жертвы.
Вот сильным взмахом палицы выбили из ее ослабевших рук копье - бац - и с треском переломили его.
Видя, что ей, раненой, не прорваться сквозь кольцо окруживших ее с оружием толпы ухмыляющихся воинов-мужиков, она горько взглянула вокруг себя! А кольцо вокруг сжималось! Только сзади путь был свободен - там, за ее спиной зияла огромная каменистая пропасть.
Однорукий вождь, весь жутко раскрашенный черными полосами и кругами, со злорадной ухмылкой, выставив вперед короткий дротик, продвигался ближе и ближе к обессиленной, в крови и порезах Киане. Заставляя ее отступать к самому краю пропасти. Хотя она стояла перед ним безоружной, в ссадинах и ранах, едва держась на ногах, какое-то холодное и страшное дуновение внезапно опахнуло его лицо и душу. Его почему-то всего передернуло и затошнило. Словно Великий гнилой дух наступил на его могилу.
А Киане, чем дальше отодвигалась от этого человека-зверя, тем больше оживала и распрямлялась. Ее глубокие глаза вдруг влажно заблестели, заискрились и цепко впились в лицо Однорукого. И глядели не отрываясь! А налетевший с верховий леса пахучий ветер взметнул ее черные волосы, словно венец. Сильное сияние небесного светила внезапно бросило свой блик на возбужденную боем индианку и ярко высветило ее лицо в темноте.
Однорукий на миг застыл, засмотревшись на сильную и гордую дочь вождя, однако волна ужаса почему-то опять охватила его перед высеченным лунным светом ее лицом!
Но он пересилил себя и неведомые чары Богов! Или же ему так казалось и хотелось!
Хо-хо, сейчас она будет полностью в мужской власти его и жаждущих такой лакомой добычи, облизывающихся крепких воинов. Уж они-то понатешутся всласть над ее трепещущей молодой плотью и горячей кровью!
Но почему на ее лице застыла злая и такая великая радость?!- тревожно мелькнуло в его воспаленной голове. И эти странные ощущения и навеянные откуда-то беспокойные мысли отвлекли, закрутили и притупили внимание осторожного Однорукого - и стоили ему жизни.
Киане сильно пригнулась, и словно смертельно раненая черная пума, резким прыжком ринулась на опешившего вождя, вонзив ему в живот со всего размаха длинный и узкий нож, который прятала при себе. И тут же вцепилась руками мертвой хваткой в его жилистое тело. Он отшатнулся от зияющего провала пропасти, с ужасом глядя в ее торжествующее лицо.
Удерживая его на безумном краю, Киане с бешенной силой раз за разом вонзала ему заостренный нож в окровавленный живот, заставляя пятиться к самому краю ущелья.
- Это, черный дьявол, тебе за всех нас женщин, за моего отца и мужа, за малютку сына!..
Это не ты, а я и мои духи-хранители уготовили тебе страшную смерть и погибель твоим воинам!
Силой своего неистового рывка разъяренная Киане увлекла его навзничь с вершины скалы в пучину пропасти. С диким криком подбитой птицы, бросилась она туда, насмерть сжимая в руках головой вниз залитого кровавой хрипящей пеной Однорукого на громадные, треснутые камни, где виднелись искуроченные тела ее погибших родичей, женщин и малышей.
Вечный покой сердце вряд ли обрадует,
Вечный покой – для седых пирамид.
А для звезды, что сорвалась и падает,
Есть только миг, ослепительный миг…
В это роковое и великое мгновенье ягуар Лео, взбешенный диким криком погибающей и падающий в пропасть Киане, с окровавленной шкурой и оскалив пасть с здоровенными белыми клыками, молнией метался среди морос! Одних отшвыривал и ломал ребра мощными ударами лап, у других вырывал пастью и когтями куски мяса и располосовывал животы до кишок. Ни одного нападавшего не подпустил он к Тувиге с мальчишкой, пока те не оторвались от преследовавших их морос.
После долго ходили ужасные слухи о жутком ягуаре, который внезапно нападал из-за засады на морос, бросался сзади на спину и яростно отрывал им головы и прогрызал черепа, рвал в клочья тела когтями, ненавидя запах, преследующий его с ночи их нападения на Киане.
Киане!.. Она умерла гордой и свободной! На нее напали, когда она так ждала своего возлюбленного Василия Серебрякова. После последнего пылкого свидания с ней и расставания с отрядом Беляева, каннибалы, неотступно следившие за индейцами и белыми, напали на племя Тувиги. Они отомстили этому племени за дружбу с белыми.
Зверски уничтожили почти всех, не пощадили и дочь вождя красавицу Киане. А потом навсегда исчезли, сгинули в жутких дебрях…
… Сквозь кустарники и чащи пробирался к парагвайскому форту, озираясь, с поджившими шрамами касик Тувига, бережно неся на плече мальчонку. На мордашке его сверкали голубые глаза, а кожа была светлее, чем у сверстников. На его тоненькой шее на ремешке колыхался небольшой христианский крест. Малец еще не знал, что этот крестик был невидимой нитью, связывающей его душу с отцом - донским казаком и матерью, индианкой из древнего индийского рода гуарани.
Он, дите, только тихо звал:
- Мама! Мама Киане, я хочу к тебе...
Впереди них, чутко поводя ушами, крался, прихрамывая на заднюю лапу ягуар с ошейником на шее.
Старый Тувига неловко гладил малыша по спутанным волосам и успокаивал, говоря, что скоро они увидят Белого отца – Алебука или Сильная рука, так звали индейцы генерала парагвайской армии Ивана Беляева.
И теперь не будет ни страшных морос, ни крови, ни зубастых крокодилов и гремучих змей... Их ждут хорошие и смелые люди, парагвайцы, русские, гуарани и всякие добрые индейцы.
Впереди его ждет такая интересная и увлекательная жизнь!
Белобрысый мальчишка с надеждой поднял глаза на деда-индейца.
- А папа Василий, который дерется с врагами в лесах Чако, тоже ждет меня?
Тувига широко улыбнулся.
- Он сильнее всех любит и ждет тебя !
И Тувига, который знал о гибели матери и отца внука, только смахнул скупую слезу. Подрастет парнишка, он все будет знать и гордится родителями! Всему свое драгоценное время жизни!
- Деда, а ты не плачь,- улыбнулся внучок. Тувига покрепче прижал к себе его теплое тельце и зашагал дальше по грунтовой дороге. В будущую светлую и многоликую Жизнь!
А навстречу им, в клубах пыли шагали солдаты с винтовками, скрипели колеса фур, влекомых мулами, груженые оружием и медикаментами, бочками с питьевой водой. Издалека доносились взрывы снарядов и треск перестрелки. Скакали на забрызганных грязью конях озадаченные офицеры.
Вождь Тувига вместе с внуком направлялись в сторону фронтовых боев с боливийским частями. В великой надежде разыскать там среди русских военных, начальника Генерального штаба Парагвая генерала Ивана Беляева и сослуживцев майора парагвайской армии Василия Серебрякова, бывшего есаула из станицы Арчединской, (ныне Волгоградская область) с берегов синего Тихого Дона.