Метельно.
Уборочные машины вышли на борьбу с зимними узорами на дорогах.
Кому узоры, а кому-то –план по валу.
Крутятся щётки, тараном идёт техника ,. оставляя после себя белую крошку реагентов.
Такой подлости от коммунальных служб, падающий снег не выдерживал и в глубокой скорби таял.
Под ногами хлюпала зимняя гать.
Городская сырость с недавних времён стала неизбежностью и проникала не только через ботинки, но и через носки.
Проникала не только снизу, но и сбоку, сверху. .. За возможность не скользить ногам, страдал весь организм.
О санках можно было только мечтать.
Город боролся с таким временем года, который назывался –зима.
И зима, видимо осознав, что ей не рады, платила тем же. Меняла снегопад на дождь. Морозы на оттепель и наоборот.
Васькин шёл вдоль зеленого сетчатого забора. На заборе сидела нахохлившаяся ворона.
Сравнявшись с птицей, Васькин остановился и вылил на неё всю накопившуюся тяжесть постоянного бытия.
Уставившись на не улетающую ворону, Васькин задал ей прямой вопрос:
-Чего сидишь, скукужилась? Видишь как хреново кругом, а ты сидишь и не каркаешь!
И Васькин стал сам каркать на ворону:
-К-а-р, к-а-а-р…ка-а-ар… -Васькин увлёкся и ему даже показалось, что у него это неплохо получается
-Чего раскаркался, дурак старый?!
Васькин оглянулся по сторонам, ища грубияна. Но никого рядом не было.
-Всё, -- про себя сказал Васькин ,–Пора завязывать.
-Запутаешься узелки вязать
Васькин сделал один оборот вокруг себя
-Ну чего крути-с-ся!
Васькин уставился на ворону. Ворона смотрела на Васькина.
Васькин хотел что то сказать, но ничего умного на ум не приходило.
И Васькин выдавил из себя : -К-а-аар.
-Ну, ты пародист ещё тот. Чай не Галкин, чего каркаешь? И без тебя тошно.
-Ты чего, говорящая? –начал строить мысли в предложения Васькин.
-Да уж, не как ты -каркающий.
Васькин выдержал длинную паузу, перепаузив великого Станиславского.
-А ты что, и мысли читаешь?!
-А ты бы, милок, свои мысли вслух не мыслил, я бы и не читала.
Не те времена! Кругом уши и гады дворники с реагентами. А если ты и про свои пин коды будешь вслух думать,
то считай, что сам себе накаркаешь дефолт. Нечем будет «бо-бо» в голове лечить
-Слушай. Уж не Катька ли ты! Читал я про тебя что –то.
-Екатерина я.
-Васькин,- и Васькин по штабс-капитановски, с достоинством козырнул головой.
-А не махнуть ли нам по баночке пивка за знакомство. Кать, как насчёт Балтики-7?
-Если будет по акции, не бери. Оно уже два срока в свой стаж записало.
-А что брать, Кать?
-Бери Эффес, ему только четыре месяца. Вчера завезли.
Васькин принёс четыре банки пива. Три себе и одну Екатерине.
Согласно пропорции массы тела.
Через сорок минут парочка переместилась на скамейку у заснеженной клумбы.
Клумбу дворники реагентами не посыпали, и она выглядела, как белый искрящийся остров.
Здесь снег был не объектом борьбы, а украшением.
К уже выпитому прибавилось ещё столько же, того же и одна чекушка другого .
Со стороны это общение смотрелось так:
Каркающему по-вороньи Васькину , Катька отвечала на хорошем человеческом языке.
И было видно, что эти двое хорошо понимают друг-друга.
Они успели обсудить личные проблемы, положение в стране и мире.
И приступили к главному -как дальше жить и что делать?
Васькин каркал без акцента, Катька сыпала метафорами, не путаясь в падежах и ударениях.
Эта встреча показала, что одиночество это всего лишь самовнушение.
И если выйти за его границы, то всегда можно найти друга, который тебя поймёт и поддержит.
На предложение Катьки поразмяться Васькин ответил согласием
Катька взлетела со скамейки. Вслед за ней, без раздумий взлетел ,размахивающий руками Васькин.
С этого момента московское небо стало открытым не только для ворон, но и для Васькина.
Небо, где были белые -белые, чистые -чистые облака.
Где некого делить на тех , кто мусорит и на тех , кто убирает.
И чтобы взлететь , тебя должен хоть кто-то понимать.
Пусть даже это будет обыкновенная московская ворона.
Москва.