Андрей пришёл в клуб пораньше, притащив с собой и брыкающегося Макса, потому что нервничал и не знал, куда себя деть до начала концерта. Он не был на новогоднем представлении, ведь...ну, вот как вы себе представляете самодеятельность душевнобольных? Чаще всего это тяжёлое и жалкое зрелище. Понятно, что такая терапия нужна, важна и очень помогает, но смотреть- нет уж, увольте!
Зал ещё перед предыдущими праздниками украсили мишурой, которая теперь запылилась и оттого стала менее вычурной. Несколько пациенток под предводительством сестры развешивали самодельные гирлянды из серебряных и золотых колечек: не пропадать же труду! Они должны понимать, что нужны, важны и очень помогают, такие, какие есть.
Всё ещё лысая Любка из отделения Крис, заметив, что Андрей и Макс наблюдают за их работой, прыгнула на сцену и заорала:
- Как у наших у ворот
Пробежал телёнок,
А я звать его за х...хвост,
Думала, милёнок...эххх!
Не спуская глаз с мужчин, она принялась трясти старым платком сначала за плечами, потом над головой, притопывая тощими ногами, торчавшими из валенок, как палки из ваз, и счастливо улыбаясь.
- Молодец, Люба, - похвалила её сестра,- очень красиво! Теперь слезай и займись своим делом. Хватит мне тут докторов смущать, а не то верну тебя в палату, вот и весь концерт!
- Ой! А они смущаются?- хихикнула Любка,- Какие мы нежные!- Она подмигнула мужчинам, не очень, правда, удачно, как-то обоими глазами, и, пританцовывая, вернулась к тому окошку, которое украшала.
- Макс! Пошли, покурим,- взмолился Андрей,- Ещё двадцать минут до начала!
- Дык...а я виноват, что ты меня сюда чуть не с рассветом приволок?!- Макс морщил свой недюжинный лоб, как недоумевающий бульдог,- И курить опять начал. Андрюха! Что с тобой происходит?!
Ответ на этот вопрос уже шёл по дорожке к клубу. Шла. Крис надела чёрное платье в пол с широкой шуршащей юбкой. В лисьей шапке и шубке цвета воронова крыла она так жестоко контрастировала с высоченными, в человеческий рост, сугробами, что больно было смотреть. Но Андрей смотрел, не отрываясь.
- Твой чёрный человек,- задумчиво заключил Макс.
- Мой чёрный человек,- повторил Андрей и взял гитару из чёрных перчаток подошедшей, - Кристина. Это мой друг Макс.
Крис улыбнулась и кивнула. Макс, в котором режим ухаживания за прекрасным полом включался автоматически, как вспышка ночью, предложил ей взять его под руку:
- Идёмте вовнутрь! В такой мороз может пропасть даже самый сильный голос!
- У меня не самый,- Крис лукаво глянула на Андрея и исчезла за дверью вслед за Максом. Андрей выкурил ещё сигарету. И ещё. И ещё, пока его не начало тошнить с непривычки. Это было очень хорошо, отвлечься от хаоса внутри на такую простую и реальную вещь, как тошнота...
Сам концерт Андрей потом помнил очень смутно. Да, кажется, был аккомпаниатор, ничем не примечательный серый мужчина средних лет, игравший на рояле те песни, которые Крис не могла сыграть на гитаре. Были, наверное, зрители, раз их с Максом оттеснили с первых рядов на галёрку. Видимо, всё прошло удачно, раз директор клуба так долго и нудно благодарил Крис словами и белыми розами...Андрей помнил лишь голос, томящий его своей сдерживаемой страстью, которая то лавой прорывалась наружу, то вновь уходила вовнутрь, оставляя после себя пустоту пепла и ожидания нового извержения. Андрей понимал, что песен о любви и разлуке не было, потому что и быть не могло! Их не дали бы включить в репертуар, чтоб не вгонять в депрессию выздоравливающих. Но этот голос пел ему именно о любви и разлуке. Пел не словами. Пел звуками, грудными и низкими, такими искренними, что не было сил слушать. И не слушать не было сил.
Конечно, надо было тоже что-то сказать Крис после концерта, но Андрей не смог. В нём самом сейчас не было слов, одни звуки. Поэтому он сбежал, чтоб бродить по вечерней больнице и слушать голос. Ещё ...и ещё...и ещё...
Глава 14(маленькая)
У малыша очень болел живот, то ли от внезапной злой пурги за окном, то ли от бабушкиной кормёжки. То ли это не живот болел, а весь малыш целиком от своего детского горя.
- Надо пить больше витаминов,- приговаривала бабушка, вливая ему в рот очередную ложку морковного сока.
Малыш сморщился и закрыл глаза, потом разразился гневным плачем, захлёбываясь.
- Бабушка! Это же гадость! Ты сама хоть пробовала своё зелье?! Дай мне молока, просто молока, слышишь? Или хоть водички!
- Сейчас придёт тётя-доктор, Ванечка! Она посмотрит, что и почему у тебя болит. Она тебе поможет. Она нас всех отлично лечит.
- Я не хочу к доктору, бабушка! Я к маме хочу! Когда у меня болел живот, она клала меня на свой, в котором я жил раньше, на мой домик. И живот сразу проходил! Где моя мама, бабушка, почему она не приходит?!
- Бедный мой мальчик!- запричитала бабушка,- в таком возрасте лишиться матери! Каково! Я всегда говорила твоему отцу, что ничего путного у них не выйдет! Как в воду глядела! Такая женщина не способна иметь семью. Поэтому мы и были против твоего появления. Чтоб не мучился ты. Я знала, что из неё не выйдет матери, как не вышло жены. А мне вот теперь расхлёбывай! И отец твой совсем ополоумел! Пропадает в церкви вместо помощи мне! Хорошо хоть, Рая у меня есть. Без Раи пропали бы. Рая! Не пора ли ставить пирог? Скоро Коля с работы придёт.
- Бабушка! Что ты такое говоришь!- малыш плакал, уже не вытирая слёзы кулачками, - моя мама самая лучшая на свете! Самая нежная и добрая! Пусть она придёт и заберёт меня домой, слышишь! Я так устал без неё. Я не хочу без неё! Дай мне маму!- малыш тянул ручки к бабушке, когда та наклонилась поправить сбившуюся пелёнку.
- Рая! Хватит возиться с рыбой! Ставь пирог немедленно! Коля будет сердиться, если суп без пирога есть придётся!
"Нет. Мне до неё не достучаться," - думал малыш,- "Как жаль, что я не умею встать и сам пойти искать маму. Она ведь любит меня, она меня ждёт. Ей без меня так же плохо, у неё так же всё болит, я чувствую..."
ГЛАВА 15
В кабинете Софьи Борисовны, как всегда, разрывался телефон, но она сняла трубку и положила её на стол, не обращая внимания на приятный мужской голос, который всё называл её по имени.
- Отпускаю вашу дочь на выходные домой, Вера Васильевна. Все таблетки даю вам с собой, проследите, чтоб вовремя принимала. Кристине пора вливаться в повседневную жизнь, тем более, у неё маленький ребёнок. Вы уж помогите ей адаптироваться. Это непросто. Они тут отвыкают от привычного мира, с трудом принимают его. Некоторых и не выгонишь. Это называется госпитализм. И этого нам не нужно. Кстати, очень бы хорошо, чтоб и муж был с вами дома. Скажу вам откровенно, интимная жизнь играет важную роль в нормализации состояния. В восстановлении. Ускоряет его значительно. Так что, надеюсь, вы сумеете всё устроить. В понедельник жду вас обратно к десяти. Желаю удачи.
Вера Васильевна вернулась назад в палату, где ждала дочь, нетерпеливо перебирая замочки и молнии рюкзака. Всегда субтильная, сейчас Крис казалась и вовсе бестелесной. Странно даже, что лучи зимнего солнца не проходят через неё насквозь, а лишь золотят очертания, особенно смешные ворсинки шапки.
"Цыплёнок мой,"- подумала Вера Васильевна, а вслух сказала,- Пошли, Крис. Пошли домой.
А дома...а дома их поджидала щемящая душу пустота, от которой нужно было обороняться, как от страшного и хитрого зверя, выпрыгивающего из детской кроватки, из шкафов с бутылочками и сосками, из ванной с детскими полотенцами, всё ещё пахнущими младенцем и присыпкой, особенно из маленькой ванночки, где Ваня так любил купаться перед сном. Вода мгновенно успокаивала его, он счастливо улыбался окружающим и крепко сжимал огромную пластмассовую кружку, свою самую ценную игрушку во время водных процедур.
- Я пойду, приму ванну, мама, - с порога напугала Крис Веру Васильевну.
- Хочешь, я принесу тебе свечи?- Вера Васильевна не рискнула бы оставить сейчас дочь одну. Тем более, там, рядом с Ваниной кружкой, там, где на верхней полке лежит пачка лезвий, которую она забыла убрать заранее. Не до того было.
- Хочу!- обрадовалась Крис,- здесь так темно, чувствуешь?
"Всей кожей,"- думала Вера Васильевна,- "Темно, как в могиле..."
- Я позвонила им, Крис,- Вера Васильевна пыталась скрыть перекатывающуюся внутри беду, она контролировала и голос, и мышцы лица, представляя себе посмертную маску Петра, мысленно надев её на себя, - я говорила с ними. С ней. Они не хотят, чтобы ты приезжала. Они сказали, Денис сам приедет к нам сюда навестить тебя.
- Мама! А Ванечка?! Я хочу его видеть! Я должна его видеть! Я только для этого и ехала! Я сейчас сама позвоню им и попрошу меня пустить!
Крис бросилась к телефону, набрала номер, долго ждала ответа, а Вера Васильевна с облегчением сняла пока маску, провела руками по оживающему лицу, села в безопасной полутьме гостиной. Случись такая неприятность, тут можно бы и поплакать.
- Мама Галя! Это я, Кристина! С Наступившим вас! Я дома! Меня уже выпустили, потому что я уже почти выздоровела! Пожалуйста! Могу я к вам приехать?! Хотя бы на полчасика. Мне бы только Ванечку увидеть! Пожалуйста! Ну да, не сегодня, но завтра можно?! Уезжаете? Куда? Как же, на дачу? Зима же! Мороз! Ваня может простыть в дороге...а мне...мне нужно его видеть...да...Да, я вас слышу. Понимаю...понимаю, но я же...мне и таблеток уже не дают! Да...Нет! Я не больна! Я не волнуюсь! Говорю же, я просто не могу без него! Умоляю вас...я могу даже не подходить к кроватке...пожалуйста! Вы же тоже мать...вы должны меня понять! - Крис смотрела на трубку, в которой шли уже гудки, не веря. Опять это недоумение любимца, которому так больно, смертельно больно дали сапогом поддых. Просто так...Вера Васильевна видела, что посмертная маска вползает теперь на лицо дочери. Подойдя, она увидела, что выводит рука дочери в записной книжке- геометрию своих мыслей, треугольники, злые колючие треугольники и иглы рваных линий.
- Ну, я же говорила! Не стоило звонить! Они не хотят нас видеть, во всяком случае, пока. Надо потерпеть, детка, чуть-чуть потерпеть. Давай-ка лучше ужинать. Давно пора.
- Я хочу назад в больницу, мама,- в голосе Крис не было вообще ни одной знакомой нотки,- Ты слышишь?! Хочу назад в своё отделение! Что мне здесь делать, в этом склепе?! Умирать?! Или...вы все думаете, что я уже?!
- В понедельник. Мы поедем в понедельник. Раньше нас не ждут и там, ведь тебе ещё предстоит доказать, что ты можешь жить, как раньше, дома,- Вера Васильевна принесла с кухни варёную картошку, рыбу и морскую капусту, что так любила дочь. Они сели за большой стол в гостиной, хоть всегда ели на кухне. Зачем-то в гостиной, наверное, Вера Васильевна хотела подчеркнуть важность первого ужина дома, но вышло лишь усугубить ощущение пустоты и безлюдья. Привидениями висели тут всюду воспоминания о семейных праздниках, застольях и, что самое невыносимое, о Ванечке. Его пеленали на этом самом столе.
Вера Васильевна и свечки зажгла, вероятно, решив, что так будет уютней, но сейчас не работали никакие стереотипы обычной жизни. Крис казалось, теперь они совсем отрезаны от мира, в плену этого освещённого клочка комнаты. Она представила, что так они обречены сидеть целую вечность, и ещё одну, потом ещё, друг напротив друга, не глядя в глаза. И никто не сможет, да и не захочет разрушить этот мир пингвинов в стеклянном шаре, корабля в бутылке, разбить его, чтоб впустить свет, воздух и звуки. Хотя бы крыльев летучей мыши, если не ласточки. Мокрых лап дождя на листьях и подоконнике. Взрывной смех подсыхающих в огне поленьев, лопающейся сливы, когда её грызёт жирный садовый шершень...Хоть какие-то звуки жизни!
Звук дверного звонка был слишком резким, до нереальности.
- Это Денис! Денис приехал! Я уговорю его отвезти меня к Ванечке!- Крис бросилась к двери, открыла её и застыла- на пороге стоял Андрей, в тающих на волосах и воротнике снежинках, с нелепым пятном жёлтых подсолнухов в руках. И так как никто из них не мог сказать ни слова, в коридор вышла Вера Васильевна.
- Андрей Сергеевич?- сказала таким тоном, будто увидела таракана на стене,- Вы за Кристиной?! Но её же отпустили на все выходные. Софья Борисовна отпустила, между прочим.