Расскажи мне о своем счастье. Ты, как куколка

Дина Бакулина
Отрывок из повести ДИНЫ БАКУЛИНОЙ "РАССКАЖИ МНЕ О СВОЕМ СЧАСТЬЕ"

В ТРУДАХ И ЗАБОТАХ

Так в трудах и заботах прошло лето. А осенью Виолетта начала раскручивать Варины работы в России. После почти молниеносного успеха в Европе, это оказалось не так уж трудно.

Госпожа Мыловарова нисколько не сомневалась, что и у нас в России у художницы Анжелы Красноцветовой найдутся почитатели.

– Мы в тебя верим! – говорила Варе Виолетта. На самом деле, госпожа Мыловарова прежде всего верила в себя. Верила в неё и Варя, и не переставала удивляться деловой хватке своего спонсора.

– Только твоё настоящее лицо мы здесь, у нас, показывать не будем, хорошо? Пусть твои почитатели сами додумывают, как выглядит Анжела Красноцветова… Так, пожалуй, будет намного загадочнее.

– Конечно, – быстро и с видимым облегчением, соглашалась Варя. – Пусть будет позагадочнее.

Однако дело было вовсе не в любви к загадкам: Варя просто была не уверена, что истинное лицо преуспевшей в Европе Анжелы Красноцветовой – это и в самом деле её, Варино, истинное лицо.

Более того: несмотря на внезапно навалившийся успех и совсем не лишний достаток, в глубине души Варе очень не хотелось чтобы её собственное лицо окончательно слилось с лицом яркой, пустой и беззаботной Анжелы.

Кстати, как и следовало ожидать, раскрутка Анжелы Красноцветовой вполне удалась Виолетте и в России. Нашлись и здесь почитатели «нового и неординарного стиля в современном искусстве».

Надо сказать, что успех у себя дома, радовал Варю гораздо меньше, чем тот же самый успех в Европе. «Перед своими почему-то немного стыдно», –думала она. Впрочем, этот робкий голос совести Варя тут же заглушала: ведь, если станешь к нему прислушиваться, можно и совсем перестать работать…

Радовало Варю, пожалуй, только одно: никто в России не знал, что Анжела Красноцветова – это Варвара Пичугина, не знал, что именно она вместе со своими друзьями создает эти потрясающе безвкусные полотна. Зато её подмастерья, как раз наоборот, – едва не выпрыгивали из штанов, лишь бы прорваться на публику; им по-детски желалось обрести, наконец, известность и зрительское признание.

Не зная, как ещё сдержать слишком пылкое желание своих друзей оказаться в зените столь сомнительной в её глазах славы, Варя однажды пригрозила подмастерьям: если они как-нибудь раскроют её псевдоним, предадут гласности тайну Анжелы Красноцветовой, то она просто перестанет работать в этом ужасном стиле.

Посовещавшись, друзья решили смириться со своей скромной безвестностью: в конце концов, именно благодаря Варе они стали, наконец, жить, если не как сыр в масле, то, во всяком случае, много лучше, чем прежде.

К тому же теперь, набив руку, подмастерья получили возможность негласно работать на сторону. Они время от времени создавали небольшие собственные работы в духе Анжелы Красноцветовой, и благодаря раскрутке, успешно сбывали их с рук.

Словом, дни шли, работа кипела…



ТЫ, КАК КУКОЛКА

Однажды на очередной выставке, в Мюнхене, выступая, как обычно, перед открытием, Варя заметила, что кто-то упорно смотрит на неё.

Выступление было кратким, слова давно заученными, да и публика по большей части повторялась – иные лица можно было узнать… Переводчик Герман, как всегда, переводил чётко, быстро, сопровождая каждую фразу дежурной улыбкой. В сущности он уже настолько хорошо знал текст, что вполне мог бы выступать и без Вари, вместо неё. Закончив работу, Герман, как правило, тотчас незаметно куда-то исчезал, причем, так быстро, точно его и не было никогда.

Конечно, во время выступления все, или почти все собравшиеся смотрели на Варю, но один взгляд…Он был особенным. Варя поймала этот взгляд – и удержала его, и продолжала говорить, смотря в эти карие, блестящие не то от возбуждения, не то от неведомой ей радости, глаза.

Взгляд принадлежал невысокому, слегка полноватому мужчине, брюнету лет за сорок, одетому в неброский летний костюм серого цвета. Ничего особенного: мужчина из серии «пройдёшь и не заметишь», но глаза… этот взгляд… от него невозможно было оторваться.

На Варе сегодня было третье по счету красное платье из гардероба Анжелы Красноцветовой – лёгкое, недлинное, воздушное, украшенное густыми летними кружевами. У Анжелы Красноцетовой теперь было много разных платьев, одно другого лучше, выбирай – не хочу.

Виолетта с её высокопоставленным рыжим Куртом сегодня на открытие не явились. А зачем? У них здесь своих дел хватает, а Варя уже и сама в теме, вросла, как говорится, в ситуацию…

После выставки Варю заберёт заранее заказанный Виолеттой шофёр, отвезёт её в гостиницу… Потом у неё свободное время – на целый завтрашний день, – а ближе к ночи за ней снова заедет то же самый шофёр и отвезет её в аэропорт. Вот такая нехитрая схема. Всё продумано.

После своего привычного краткого выступления Варя задержалась. Зрители тут же разбрелись по галерее, тем более, что художница их именно к этому только что и призывала; а сама она так и осталась стоять посередине зала, – стояла и ждала. Чувствовала, что он подойдет. И он действительно подошёл.

Он подошёл и в нерешительности остановился перед Варей, – растерялся, кажется…

Варя ободряюще улыбнулась.

– Здравствуйте, – с усилием обретя равновесие, на чисто русском языке сказал он.

– Здравствуйте, – снова улыбнувшись, ответила Варя.

Он порылся в кармане пиджака и достал оттуда маленькую тряпичную куколку в красном платьице.

– Это вам, – сказал он, протягивая Варе куклу.

– Симпатичная… – бережно взяв в руки куклу, сказала Варя.

– Это…вы… – кивнув на куклу, добавил он.

– Я?! – переспросила Варя. – Надо же!

И засмеялась.

– Виктор, Виктор Тонн, – ободренный Вариным смехом, представился он.

– Варя…то есть, Анжела, Анжела Красноцветова – представилась она. – Вы так отлично говорите по-русски… Значит, вы тоже из России?

– Да. Я жил в России, но я тогда был ещё ребёнком. Я из поволжских немцев… То есть, из казахстанских, конечно, но мы в семье всегда называли себя поволжскими. Вы слышали, конечно, про поволжских немцев?

– Да, слышала, конечно… Кажется…

Варя отвела глаза. Она к своему стыду была настолько слаба в истории, что боялась поддерживать разговоры обо всём, что как-то могло этой самой истории касаться. И всё из боязни что-нибудь перепутать и попасть впросак, – а такое с Варей, как назло, случалось очень часто.

Варя положила куклу в сумочку, и они с Виктором, не сговариваясь, направились к выходу из галереи. Зайдя в маленький вестибюль, оба остановились.

– Вы сегодня вечером заняты? Совсем? – осмелев, поинтересовался Тонн.

– Н-нет, не занята, то есть не на целый вечер, – ответила она.

– Тогда может быть… – он снова вдруг оробел, – Может быть, вы хотите куда-нибудь сходить? То есть, я имею в виду… Может быть, вы куда-нибудь со мной пойдёте?…То есть…

Он окончательно запутался и замолчал.

– А давайте просто сходим в кафе? – неожиданно пришла на помощь Варя.

– В кафе? Здорово! – обрадовался он. – А… когда? То есть, когда вы сможете?

– Да прямо сейчас!.. Я даже могу попросить шофёра, чтобы он нас туда отвёз. Знаете, где я остановилась?

– Где? – сияя, спросил Виктор.

– В гостинице «Флемингс»,

– Ах, да, да… Знаю… Это где-то в Швабинге?..

– Точно! Именно так этот район и называется. И совсем недалеко от моей гостиницы вроде бы есть кафе… Хотя, может быть, это вовсе и не кафе, а ресторан? – задумалась она.

– Какая разница!… он с улыбкой махнул рукой.  – Мне ведь всё равно, куда идти!.. Главное, что с вами…

Они вышли на улицу.

– А вы можете отпустить шофёра? Тогда поехали бы на моей машине… Вон она – там стоит…

Виктор взглядом показал на ждущий невдалеке серенький опель.

– Конечно, – сейчас я скажу шофёру, он только рад будет!

Варя подошла к жёлтой машине, в которой приехала на выставку, и в открытое окошко сказала шофёру, что у неё немного изменились планы и до завтрашнего вечера он свободен. Жёлтая машина тотчас уехала.

Виктор остановил свой серенький опель у дверей небольшого ресторана под названием «Штайнхаль»:

– Здесь кормят просто, но вкусно, – сказал он.

Когда Виктор и Варя вошли в ресторан, некоторые посетители, перестав жевать, с интересом смотрели на них, – в особенности на Варю. Яркая, в изящных бархатных туфельках, украшенных цветочками, в воздушном красном платье, Варя, действительно, привлекала внимание.

– Вы красивая! – с гордостью смотря на неё, негромко сказал Виктор Тонн – Видите, на вас все смотрят…Вы, словно куколка…

– Что-что? – вздрогнув, переспросила Варя. Но потом вспомнила подаренную куколку и, машинально похлопав рукой по сумочке, в которой лежал подарок, улыбнувшись, уже спокойно повторила: «Как куколка…».

Они прошли за свободный столик. Вышколенный официант быстро принял заказ.

– Вы что будете? – спросил Виктор, протягивая Варе меню.

– А давайте, на ваш вкус. Ну, может быть, какой-нибудь салат…

– Да, салат – это хорошо, – обрадовался он. Здесь обычно делают неплохие салаты!

И, обращаясь к официанту, заговорил по-немецки:

– Нам, пожалуйста, два шницеля и два салата из кальмаров! – и уже к Варе: – Вы белое вино будете?

– Да! – сказала Варя. – С удовольствием.

И вдруг, неожиданно для себя предложила:

– А может быть, перейдем на «ты»?

Он так также просто согласился.

Виктор заказал бутылку белого вина, графинчик с французским коньяком и сок.

Они ели, пили вино и коньяк и говорили так непринужденно, точно знали друг друга уже много лет или даже были близкими родственниками.

Виктор рассказал немного о своей семье, о том, как его родители переехали в Германию из России; о том, что его семье было очень непросто подниматься здесь; о том, что мама уже несколько лет назад умерла, а отец через пару лет снова женился; о том, что у него самого уже давно своя семья, вот только детей, к сожалению, пока нет; о том, что он является совладельцем небольшого ресторанчика в одном из популярных районов Мюнхена, но дела у них сейчас, к сожалению, идут не слишком хорошо. Тут Виктор принялся было объяснять особенности своего бизнеса, но Варя неожиданно перебила его:

– Ты сказал, семья?

– Да, – мгновенно погрустнев, кивнул он. – А у тебя?

– А у меня… – Варя задумалась, отвернулась к окну и ничего не ответила. Он смотрел на неё и тоже молчал.

– Анжела, – позвал он.

– Что? – не сразу откликнулась она.

– Знаешь, Анжела… Я, кажется, сейчас собираюсь причинить тебе некоторую боль… Понимаешь, если я скажу всё, что хочу, то совершу большую ошибку… Но мне всё равно очень хочется тебе это сказать… Или, может быть, не стоит?.. – тревожно смотря на Варю, засомневался он.

– Да нет, ты уж скажи… Пожалуйста… – попросила она.

– Ладно, – решился он. – Ты знаешь, Анжела, мне почему-то не очень… Мне почему-то не нравятся твои картины…

– Вот как? – не слишком удивившись, и не обидевшись, слегка отодвинув от себя тарелку, спросила она.

– Видишь ли… Мне почему-то кажется, что ты можешь рисовать что-то совсем другое…

– Другое? – с интересом смотря на Виктора, переспросила она.

– Другое. Что-нибудь не такое… Не такое бессмысленное!

– Почему? Почему ты так думаешь? – с интересом спросила Варя.

– Не знаю. Потому что… Вижу в тебе много силы… и таланта.

– Откуда ты знаешь? – усмехнулась она.

– Я это чувствую, – пожал плечами он.

– Но ведь людям нравится! Люди с охотой покупают мои работы. Разве нет?.. Ну, может быть, и не все в восторге, – но многие. Так ведь?…

– Так. Но это неправильно.

– Почему?

– Потому что… Не у всех хороший вкус. Бывает и плохой. А бывает и очень плохой. Всякое бывает.

– Знаешь, – немного рассердилась она, – а по-моему нельзя мерить всех одной меркой. У тебя что – вкус эталонный? Ты художественный критик? Ты, по-моему, хозяин ресторана. И, между прочим, твой подход свидетельствует, по-моему, о… О некоторой прямолинейности… Если не сказать – тупости.

– Может быть! – неожиданно легко согласился он. – Только я чувствую, Анжела, что ты способна делать большее… Намного большее… То есть, я хотел сказать – намного интереснее,  значительнее… И людям это тоже понравилось бы. Обязательно понравилось! Другим людям, не тем, что сегодня покупают твои работы… Но, может быть, это и к лучшему?

– Знаешь, Виктор… – вдруг рассердилась она, – Ты, конечно, умный! И такой… – она хотела сказать «наглый», но, подумав, всё-таки смягчила: – И такой смелый, что…

– Это потому, что я люблю тебя, – неожиданно выпалил Виктор и ужасно покраснел.

– Что?! – переспросила она, не донеся вилку до тарелки.

– Да! – ещё раз подтвердил Виктор. – Но… но я не могу быть с тобой.

Лицо его вдруг приобрело совсем детское выражение; казалось он вот-вот расплачется или даже не расплачется – разревётся…

Варя перевела дух и, опустив глаза, молча смотрела в полупустую тарелку.

– Я ничего не понимаю, – наконец, собравшись с духом, сказала она. – Объясни, пожалуйста, что это всё значит.

– Хорошо, – сказал он. – Я объясню. Я полюбил тебя уже давно, на первой же выставке, сразу, как только увидел.

– На выставке в Дрездене? – уточнила она.

– Да. Я приехал туда по делам… Твои картины мне не понравились сразу. Но тебя… Тебя я полюбил тоже сразу и… очень сильно. Я подумал: «Как бы мне хотелось, чтобы у меня была именно такая жена…»

Варя молчала и только удивленно смотрела на Виктора, ожидая продолжения.

– Но я женат. Уже. Понимаешь? Поэтому я и не могу быть с тобой.

Он посмотрел на Варю. Она молчала, машинально постукивая вилкой по единственной уцелевшей в тарелке оливке.

– Ты, наверное, будешь смеяться, – снова начал он, но, взглянув на Варю, тут же отрицательно мотнул головой и поправился: – Нет, ты, как раз, смеяться не будешь. Я, видишь ли, не могу унизить тебя простой связью… Такой… Ну, ты, наверное, понимаешь, какой… Этого я, кажется, не могу…

– Конечно. Конечно, – невесело усмехнулась она. – Разумеется, я всё понимаю. Я не буду смеяться. Хотя бы потому… Потому, что мне совсем не смешно. А жену свою ты тоже любишь? – внимательно смотря на Виктора, быстро и очень жёстко, точно выпалив из пистолета, (только не понятно в себя или в него), спросила она вдруг.

– Да. Я люблю свою жену, – печально и твёрдо ответил Виктор. – Люблю. И я не предатель. Я не хочу, чтобы из-за меня кто-нибудь умер. Я лучше сам умру.

Он быстро налил в рюмку коньяк и залпом выпив, отвернулся к окну. Он был смущен, расстроен и уже немного пьян.

Варя неожиданно рассмеялась. И смеясь, вдруг почувствовала, что не может остановиться… Он быстро налил ей в рюмку сока. Попросил:

– Выпей! Выпей, пожалуйста!

Варя выпила сок залпом и перестала смеяться. Потом, указав рукой на стол, тихо попросила:

– Скажи, пожалуйста, ты можешь… Ты можешь всё это сейчас оплатить?

– Конечно, – обиженно заверил он. – Что за вопрос такой?

– Ты можешь всё оплатить и уйти? – ещё тише сказала она. – Навсегда. Можешь?

Он молча смотрел на неё, как бы пытаясь понять, правильно ли понял её слова. Потом отрицательно замотал головой:

– Не-е-т. Так я не могу. Потому что… когда ты будешь сюда приезжать, мне обязательно нужно будет тебя видеть. Я очень хочу тебя видеть. Хотя бы изредка… – голос его задрожал.

– Не надо, – резко возразила она. – Не надо. Я буду приезжать, но тебе не надо меня видеть.

Голос её тоже дрогнул.

– Я…очень прошу тебя, Виктор, я очень сильно прошу тебя об этом! Если ты действительно меня… полюбил… если ты действительно меня любишь, ты это сделаешь.

– Значит, отказаться от тебя? Совсем? – горько улыбаясь, спросил он. – Да?

– Да. – подтвердила она. – Если только ты настоящий человек, – тогда откажись.

Она налила в бокал белого вина и быстро выпила. Он долго молчал и смотрел в одну точку.

– Хорошо, – вдруг сказал он. – Я постараюсь.

Она твёрдо и вопросительно смотрела на него.

– Этого недостаточно. «Постараюсь» – недостаточно.

– Я смогу, – немного помолчав, поправился он. Лицо Виктора стало таким бледным, словно из него внезапно ушла жизнь.

– Правильно, – сказала Варя, и, чтобы скрыть непрошеные слёзы, отвернулась. «Нервы совсем расшатались» – подумала она.

Подошёл официант. Виктор рассчитался.

– А ты… Ты сама без меня сможешь? – тревожно спросил он.

– Да, – снова овладев эмоциями ответила Варя.

– Можно я задам тебе ещё только один вопрос?

Она молча ждала.

– Скажи мне, пожалуйста, почему ты так решила? Ведь… ведь у тебя же сейчас никого нет, да? По крайней мере, ничего глубокого… Я же это вижу, чувствую.

Она вздохнула. Помолчала. Потом с напряжением в голосе сказала:

– Всё равно, так надо.

Потом, помолчав, добавила:

– Дело в том, что нельзя разрушать… – она старалась найти нужное слово. – Нельзя разрушать целое. Это будет, как ты говоришь, – не-пра-виль-но. Понимаешь? Ты ведь не будешь смеяться? Ты не будешь… Ты ведь это способен понять. Правда? – с грустной иронией, повторяя его недавние собственные слова, спросила она.

Виктор нахмурился. Молчал.

– Правда, не буду. Я способен понять, да. Надеюсь, что способен.

Он встал, упёрся руками в стол и несколько минут так и стоял, прикрыв глаза и медленно отрицательно мотая головой.

– Мне как-то не уйти… – сказал он наконец.

Варя молчала.

Виктор перестал мотать головой, убрал руки со стола и выпрямился:

– Но, запомни: я тебя очень люблю. Запомни, пожалуйста.

– Я запомню. Спасибо, – с усилием, потому что слова не хотели её слушаться, мягко сказала она. И ещё раз повторила. – Спасибо.

– Тогда ещё одна просьба… – Виктор вздохнул. – Пожалуйста, будь настоящей. Не играй в живопись. Это не твоё.

Больше они никогда не встречались.