Те, кому это нужно

Анатолий Ковалев
Никто уже не помнит, когда оно произошло. Я единственный, кто помнит его. И сегодня настала очередная его годовщина. Когда это произошло, я был маленьким мальчиком. Всё что я помню, так это боль, страдания, голод, разруху. Но я не хочу это всё вспоминать. И поэтому я на целый год кладу эти воспоминания глубоко-глубоко в память. Но меня заставляют их вспоминать. Сегодня я проснулся немного раньше, чем обычно.  Я вижу её тёмный силуэт в это время каждый год. Я смотрю на неё. В темноте не понятно, смотрит ли она на меня, или нет. У неё срабатывает будильник на часах. Она включает свет в моей комнате. Её улыбка шире, чем Гранд-Каньон.
- Вы не забыли, о чём вы сегодня рассказываете?
- Нет.
 Уверенно отвечаю я. Я беру свой мундир, который мне подарили специально для этих случаев. Одеваясь, я замечаю фотографию своей жены. Не знаю к счастью, или г горю, она не дожила до сегодняшнего дня. Эта женщина, чьё имя я постоянно забываю, на кухне жарит что-то мне. Небось, как всегда яичницу из моего холодильника. Я завтракаю и говорю ей спасибо.
- Да что уж там, вы ради нас пережили такое… так, что пожарить для вас яичницу обычное дело.
- Эту шутку вы повторяете каждый год, может, вы прекратите.
Как же она меня раздражает. Но мне почему-то приходиться её терпеть. Я думаю о своей жене. Я со слезами на глазах вспоминаю, как она была прекрасна. И какие у неё были роскошные белые, нет, не светлые, а именно белые как снег волосы до пола. За этими воспоминаниями я и не заметил, как уже ехал в общественном транспорте вместе с этой женщиной. Она всё ещё улыбалась своей искусственной улыбкой до ушей. Вот это те, кто теперь меня окружают. Она приводит меня в класс. После ненужного диалога с детьми она заводит меня в класс. Я знаю, что мне предстоит. И я сделаю то, что уже давно хотел, да так красиво, что ей потом хорошенечко дадут по шапке. Ещё в школе у меня подкашивались ноги, а это значит, что препарат начинает действовать.
- Да я помню это событие. Говорю я, а самого тянет упасть на пол. Но я продолжаю.
- Я тогда бы таким же маленьким, как вы.
Это женщина хочет меня сфотографировать, когда я плачу. Но я, то хитёр, она этого не дождётся. Когда я продолжаю говорить о самом событии, то я резко падаю на пол. О, да, только бы сработало.
- Нет, он хотел продолжить! Говорит она. И я почему-то только что вспомнил, что она завуч этого заведения.
- Нет, не хотел.
- Как, вы не хотел вспомнить это событие?! Да ладно, вы же каждый год его вспоминаете.
- Поэтому я и не хочу!
- Нет, ты хочешь рассказать детям о том событии.
Завуч говорит уже приказным тоном. После нескольких минут ожесточённого спора я заявляю.
- Оставь меня, я хочу умереть!
Она всё также улыбается своим широким ртом.
- Вот, посмотри, видите? Видите всех этих детей, они хотят послушать об этом событии.
- Нет, не хотим уже! Дети взмолились за меня. Наверное, им тоже надоело слушать от меня одно и то же каждый год.
- Что вы приняли?
Она спрашивает меня тихо, так, что бы все остальные не поняли.
- Не скажу. Дайте мне умереть!
Она достаёт из сумки платок, смоченный какой-то жидкостью. Я знаю, что она хочет сделать. Не хочу, не хочу переживать это снова и снова, не хочу, чтобы меня доставали как забытую игрушку на новый год. Не хочу, чтобы играли только с моими самыми неприятными воспоминаниями и делали вид, будто им и вправду жалко меня.
- Не надо, я хочу умереть!
Вот тут я уже и вправду прослезился. Мне не для кого жить в этом мире, почему они не оставят меня?! Я уже пожалел, что дожил до этих дней. Она даёт мне понюхать платок. Я начинаю дышать ртом. Тогда она зажимает рот. Ничего, смерть от удушья тоже уже не кажется такой плохой. Она приговаривает про себя, но уже громко. Её улыбка, которую она держала, как пришибленная уже исказилась в ужасную гримасу.
- Поспи, разве ты не хочешь поспать?! Ну, поспи же, что тебе стоит?!
Уже весь класс кричит: «Не надо», «Хватит», «Прекратите», «Отпустите его». Они плакали, а кто-то даже пытался оторвать её от меня, и надо признать достаточно сильно, но она держалась сильнее. Я проснулся уже без тела. Они оставили жить только мою голову, чтобы я мог рассказывать об этом событии. Каждый раз, когда я рассказываю детям или ещё кому об этом событии, то они вкалывают в искусственное сердце сыворотку подчинения. Голова мутится, и я полностью подчиняюсь их воле. Мне уже надоело по многу раз рассказывать о том, что произошло много лет назад. Они и вправду достают меня как ёлочную игрушку, вспоминая лишь раз в год. Прости моя беловолосая девочка Алиса, мы ещё не скоро встретимся. А сейчас, они держат пульт от электрического разряда, который сделает мне больно. И всё это, чтобы я не рассказал то, что я думаю на самом деле. И под действием электрошока я пускаю слезу. Я пускаю слезу ради того, чтобы она запечатлела и отчиталась перед своим начальством.