Тревосень

Данила Вереск
Ложь кончается ложью. Перикарды, миокарды не выдерживают, и вот, кончается пластинка глухим шипением змеи. Мир, сорвавшись с цепи, бросается на заблудившегося в темноте хозяина, но чудом вернувшегося, и лижет ему лица. Капает с крыш, умиротворенные седативные препараты выстроились на тумбочке. Руки охватывают земную кору и сдавливают ее в фигурку малиновки, зависшей над дрожащим соцветием клевера.

Внутри теплая молочная пелена, свернувшаяся в жемчужину, хочет говорить с тобой. Ласточка пляшет в небе скобочкой. Ветер встряхивает кроны. Лай пегой собачонки вдалеке, вой поезда, визг лесопилки, карканье ворон над пессимистичными березами. Машина прошумела, прошла Млечным путем, как космический корабль, высветив разруху природы. Хирург удаляет ласточку с небосвода, небрежный взмах над челюстью раковины, остатки перьев забились в хороводе.

Ты не понимаешь и никогда не поймешь. Нет, это не сложно, просто ты не поймешь. В десятках колб и сотнях капсул спрятаны чувства или в одной фляге, но так перемешались, что впору выбросить, вылить в густую траву, припорошенную снегом. Мой ветер ласкает тебя утром, но ты не знаешь, не хочешь знать.

Фонари, где мои фонари снегопада?
Большего счастья мне в зиму не надо.
Только бы света оранжевый шар,
Душу мою теплотой согревал.

Этих снежинок алмазные нити,
Что вы над городом темным кружите?
Омойте землю сонливой рекой,
Вспорите ножом серо-бурый покой.

Устало повторяя привычные слова, настраиваясь на волну радио, пытаясь как-то достать прошлое за ворот и вытащить его из смолы. Крепко въелась, как крепко вцепилась, нет, ничего не получится. Отвалились крылья, слезла кожа, глаза выцвели, ладони в треморе, согнулась спина, похода валкая, вставать тяжело. Перечисления. Нет жара, только лед, крошится и грязный, февральский лед.

Сырой воздух. Глоток. Солнца яичный желток. Листья. Кровь. Прощай. Не скучай, не скучай, скучай.

Поймешь потом, много лет спустя поймешь. Проснешься после ночи припадков, а смысл тут как тут. Только я – уже там, и никого не вернешь. Холода, сердца дрожь. Не вернешь, не вернешь, не вернешь.