Имени и возраста у бабушки не было. То есть какое-то имя по мусульманскому обычаю, ( а была бабуля татаркой), ей мулла на ушко после рождения прошептал, но выяснилось оно только в день похорон. Что же касается возраста, то это темный лес, в документе стоял год рождения 1907, но , похоже, она была много старше 80-и лет. Была эта необычная женщина бабушкой моего хорошего друга, назовем его Арслан. Вот он-то мне и рассказал историю бабули.
- Как это без имени, - удивилась я, - даже английскую королеву в семье не называют Ваше величество, у нее есть домашнее имя – Лилибет, а муж, он ее как звал?
В семье бабулю называли «ани» (мама), сначала дочери, затем дети и внуки. Родилась она в Семипалатинске, замуж вышла там же за какого-то знатного господина, которого впоследствии, во времена НЭПа отправили торговым представителем России в Китай. В 1935 году, ( это мы смогли установить), мужа ее убили, история темная, подробности в семье не знают.
Оставшись молодой вдовой с двумя маленькими дочерьми на руках, зарабатывала на жизнь шитьем. На старой немецкой швейной машинке «Зингер», той самой, что и кирзовые сапоги прошить могла, до самой смерти она с ней не расставалась и никого к ней не подпускала. В 1959 году семья решила репатриироваться, попали назад в Семипалатинск, где жили какие-то родственники.
Как выяснилось, ни у кого в семье никаких документов не было, не было их в Китае в заводе. Пришлось в российском консульстве, в Пекине, со слов отца Арслана, выписывать всем свидетельства о рождении. Зачем уж Ани решила себе уменьшить возраст – загадка, ведь пенсии ей не полагалось вроде. Когда много лет спустя, приехал в гости родственник, он очень удивился, узнав, что она оказывается, моложе его.
Арслан часто навещал родителей и бабушку, жил он к этому времени уже отдельно. Однажды он мне пожаловался, что мать с бабушкой общего языка найти не могут. Ани к этому времени почти совсем ослепла и, хотя, уже в то время катаракту можно было прооперировать, но старая женщина не решалась, «свет мира» постепенно угас совсем, читать она не могла, радио и телевизор не признавала, а заняться-то чем?
Все подаренные вещи, новую шаль, платья, тапочки, она складывала в сундук, а старую рваную шаль вслепую штопала, уверяя, что она лучше греет, чем новый оренбургский платок.
По-моему совету любимый старший внук заявил, что ему как раз необходима ее старая шаль, вот тогда только она с ней и рассталась: отказать Арслану не могла.
Всем, кто приходил ее навестить, она жаловалась, что в дом не покупают красную рыбу и французское печенье. На уверения дочери, что, сидя дома, она не имеет представления об окружающей действительности, что всего этого давно не достать, да кто ее видел эту красную рыбу тогда, она возмущенно восклицала:
- А что Франция больше не существует? А моря все высохли?
Арслан попросил моего совета. Ну, с рыбой-то мы ей помочь не могли. Помните, у Р. Карцева была миниатюра:
- Рыбу? Как какую? Ну... обычную. Да я уже и забыл, какая рыба бывает.
А уж красную! То ли лососину копченую, то ли кету... Честно говоря, кетовую икру мои родители когда-то в Москве покупали, а уж рыбу.. балык что ли?
Я попросила Арслана расспросить Ани, как выглядела коробка из-под печенья, и его вкус, описание. Коробку мы подходящую нашли, я испекла печенье на майонезе. Получив его, бабулька удовлетворенно вздохнула:
- А говорили, что нет французского печенья, вот любимый внук же нашел?
Я была очень горда своими кулинарными достижениями.Подумать только! Французское печенье испекла!
А тут новая напасть. Ани оглохла. Она обижалась, что домашние ей не отвечают, не хотят с ней общаться. Оправдания типа, что ей отвечают, но она не слышит, с негодованием отвергались:
- Неправда, себя-то я слышу, если бы мне отвечали, я бы слышала, я – не глухая.
Что-то мне это напомнило. Учили-то нас в свое время хорошо, в мое время врачи кое-что понимали во всех смежных специальностях, а не так: один лечит правое ухо, другой – левое. Я все время повторяла слово «аутофония» ( слышать самого себя), как вдруг вспомнила:
- Это же просто серные пробки в ушах! У старых людей способность к самоочищению ухудшается, надо их промыть.
Легко сказать. Идти куда-либо она отказывается. Я уговорила однокурсника, замечательного отоларинголога, который моей дочери миндалины удалял, Володю Т. А надо сказать, он был латышом, голубоглазым блондином. Он согласился поехать на дом.
Глухая и слепая Ани, узнав, что прибыл доктор лечить ее уши, все время спрашивала:
- А он – мусульманин?
Видно считала, что лишь мусульманские врачи достойны доверия. Учитывая ее слепоту, я взяла этот грех на душу, где я ей мусульманина-то найду, что я их рожаю что ли?
Промывали уши шприцем Жанне, помните, такой громадный шприц, которым в «Кавказской пленнице» Моргунову укол «против бешенства» в мягкое место делали?.
Прежде, чем закончить процедуру, доктор сказал:
- Сейчас я промою уши и она начнет слышать, я уже по-русски говорить не буду, чтобы пациентку не разочаровывать, я дам знак, говорите с ней.
По данному знаку пожилая дочь бабули заорала:
- Ани-и-и!
- Ну что ты орешь, я же тебе говорила, что я не глухая, я слышу прекрасно!
Уходящий доктор Володя мне подмигнул:
- Хорошо, что пациентка меня видеть не может, а то такой конфуз, доктор – не мусульманин!
Ани удовлетворенно вздохнула:
- Вот это настоящий доктор, сразу понятно, что мусульманин. Может он мне и глаза вылечит? Безо всякой операции, кисточкой помажет, «кув-сув» ( «раз-два!» ) и готово!