Стремительной Леты безудержен бег.
Но так и сегодня, как в древние годы,
Печалью и Радостью жив человек:
Две чаши весов.
Две сестры – антипода.
Кто ближе из них мне? Судить не берусь.
И та, и другая - изменчивы. Ночью
Ложится со мной черноглазая Грусть,
А утром – глаза приоткрою – щекочет
Оранжевым локоном Радость, смеясь,
Мне краешек губ…
Разбери их, плутовок!
(Пусть, кто-то другой будет прыток и ловок
На пальцах считать;
Ну, а мне – недосуг.)
Мне б только все то, что во мне – расплескать
Весенним дождем по жниве листопада!
Мне б только те грустные видеть глаза
В которых, как свет, отражается
Радость…
Я с Радостью весел. Я с Радостью – пьян.
Я сам себе Бог, господин и кудесник.
Но мимо прокатит цветной балаган
И смолкнут тамтамы,
И, звякая медью,
Замрут в переулке ворчливой
Волной...
И кто-то крылатый, из дымчатой тени,
Украдкой, плечо осенит тишиной.
И нет никого…
Лишь следы на постели.