На фото бабушка,мать и автор, виновник тех событий в лето 1950 года.
Что же будет с Родиной и с нами.
"...Всё люблю без памяти
в деревенском стане я,
Будоражат сердце мне
в сумерках полей
Крики перепелок,
дальних звезд мерцание,
Ржание стреноженных молодых коней..."
"Деревенские ночи". Николай Рубцов. 1953 год.
Что же будет с Родиной и с нами? Этот вопрос, когда рушился, казалось бы нерушимый, Советский Союз денно и нощно задавали друг другу и обыватели на деревенской завалинке, неустанно орали оппозиционеры всех мастей на митингах по всей России и депутаты в Государственной Думе.
Вопрос сей, как кровоточащая рана, весь двадцатый век будоражил сердца и души людей.
"Куда катится Россия и что с нами будет" -обсуждали мужики в деревнях и станицах в начале 20 века, когда царский министр Столыпин, разрушая общинный уклад деревни, жестоко подавил восстание в Саратовской области, развешивая российский народ на своих "столыпинских галстуках".Так он начал в России аграрную реформу, расселяя зажиточных крестьян по отрубам и хуторам, а тех, которые победнее, отправлял в "столыпинских вагонах" в Сибирь, на Дальний Восток и Казахстанские степи на вечное поселение. Ведал ли он тогда, что своими реформами приближал кровопролитную Гражданскую бойню по всей Великой империи.
С болью и страхом народ российский перешёптывался между собой: "Что же будет с Родиной и с нами?" во время Октябрьской революции и Гражданской войны, коллективизации и раскулачивания. Вот так второй век уже живем и спрашиваем друг друга: "Что же будет с Родиной и с нами?"
А ответ-то на этот вопрос далеко за морями-океанами искать не надо.
Какими будем мы такой будет наша малая Родина и всё наше Отечество.
Когда живешь постоянно на одном месте, то кажется, что ничего такого особенного вроде бы ни с тобой, ни с твоим городом или деревней не происходит.
А вот стоит приехать туда, где ты давно не был и сразу бросаются в глаза разительные перемены. Города и поселки становятся красивее, наряднее; повсеместно, вместо клоповников и развалюх, как грибы появляются современные дома, ярко светятся манящие всполохи рекламы в ночи.
В людях тоже произошли разительные перемены. Прежняя однообразная одежда горожан и ватные фуфайки сельчан, вместо серых и безликих тонов,обрели модные и яркие краски. Казалось бы,что всё это замечательно.
Но вместе с тем замечаешь, что люди стали не такими отзывчивыми как прежде, какими-то настороженными и даже недоверчивыми. И есть причины этому, если по телевизору любые новости начинаются с сообщений об убийствах, насилии, вероломстве, о похищениях детей, мошеннических кражах денежных сумм из бюджета страны во вселенских масштабах. Есть тут от чего народу насторожиться.
Иногда создается впечатление, что все мы живём в какой-то виртуальной, а не в реальной жизни. Все стали как инопланетяне; в ушах вставлены наушники и соединительные проводки куда-то в карманы тянутся, в руках вертят сотовые телефоны, айфоны, смартфоны и прочие планшеты. Но стоит только уехать за сотню километров от этих благ цивилизации, как мы оказываемся совершенно в ином временном и пространственном измерении. Именно такое состояние я испытываю, когда приезжаю на свою малую родину,затерянную в глухих вологодских лесах.
Там, где была моя деревенька Ступново, давно уже не паханое поле, наполовину заросшее лиственным лесом и кустарниками. А в тех деревнях, которые каким-то чудом сохранились, около домов не бегают дети. Большинство из тех, с кем я вместе вырос, давно уже покоятся на сельском кладбище. И главная причина этому безвременному нашествию смерти: пьянка и приобретённые от неё неизлечимые болезни и смертельные травмы.
Там, где полвека назад текли ручьи с хрустально чистой водой, лениво струились малые речушки с темными омутами - всё заросло тиной и превратилось в болотину.
В полях и поскотинах давно уже не пасутся тучные стада коров, овец и коз.
Не квохчут куры на улице у домов, не слышно петушиного ку-ка-ре-ку.
В деревне и на околице сплошной бурьян, свалки пластиковых бутылок и разного вредоносного мусора, ветер разносит по заулкам целлофановые пакеты.
И вновь я посетил края родные.
В очередной свой приезд в родные края я направился по тем местам, где проходили мои детские годы, где я на собственной шкуре учился выживать.
Самым излюбленным и заветным местом для меня и сегодня остается лес, который находится в километре от моей деревни и далее тянется на десятки вёрст и в глубь, и в ширь. Прогулка в лес моего детства состоялась в солнечный осенний день "бабьего лета".
Я взял с собой корзинку, пару бутербродов, вооружился перочинным ножичком и неспешно углубился в страну своих детских грез и фантазий.
Десять минут и я уже у знакомой речушки Уломы, которая, так же как и река Вологда, берет свое начало в наших местах.
Только Улома впадает в реку Шексну и через Рыбинское водохранилище плавно несёт свои воды в великую русскую реку Волгу.
А Вологда река катит свои воды в Сухону, которая воспета в индийских Ведах как река древних ариев.
Сухона, сливаясь около города известных мореходов и землепроходцев Великого Устюга с рекой Юг, становится полноводной и могучей Северной Двиной, несёт свои воды в Белое море.
В далеком детстве мы купались в уломских омутах. Здесь нас старшие ребята учили плавать самым простым способом: раскачивали за ноги, за руки и бросали на средину омута. Как правило после третьего броска малец уже выплывал самостоятельно.
Теперь этот омут полностью зарос осокой и тростником.
Километра через три, пробравшись через заросли ивняка и осинника я вышел к Левашову хутору.
Когда-то тут была конная торная дорога, а вокруг хутора небольшие поля, на которых в послевоенные годы колосилась рожь. В лесу, окружавшем со всех сторон хутор, было много земляничных полян с сочным цветущим разнотравьем.
Вот поэтому, наверное, деревенские жители моего возраста помнят и называют эти места "Ополок" (около поля ).
В 40-х и начале 50-х годов прошлого века на этом хуторе стоял большое недостроенное домостроение.
Дом был под крышей, покрытой деревянной дранкой-щепой.
В срубе были лишь прорезаны проёмы под окна и дверь, а внутри врезаны потолочные и половые переводы из толстенных бревен, но без полов и потолка.
Хутор этот начал строить местный крестьянин Левашов около 1911 года, как раз во времена столыпинской аграрной реформы, но не успел достроить, началась Первая мировая война, а потом грянула Великая Октябрьская социалистическая революция и кровопролитная Гражданская война.
Куда сгинул Левашов нам в те годы никто не рассказывал, а только в разговорах между собой старики полушепотом намекали, что он ушёл на войну,но так и не вернулся, словно сгинул во времени.
По бездорожью я всё-таки вышел к хутору, но там уже не обнаружил даже останков от дома. Поля заросли кустами и лиственным лесом, а ручеёк с чистой ключевой водой, из которого мы пили без какой-либо опаски через дудку или пригоршнями, пропал бесследно.
Больше всего меня в увиденном до глубины души сразило то, что, раскинув свои могучие ветви с пожухлой листвой, на поляне умирала, спиленная кем-то в похмельном бреду или по скудоумию, столетняя береза.
Я вспомнил, что в детские годы мои под её тенистой кроной и ласковый шелест шелковых листьев в сенокосную страдную пору отдыхали колхозники в обеденное время.
Мне тут же ещё вспомнилось как парни на стволе этой самой березы вырезали свои инициалы. Присмотревшись, я увидел эти письмена далекого прошлого. Шесть минувших десятилетий не успело полностью зарубцевать эти шрамы на стволе березы и они наплывами угадывались в огрубевшей от времени бересте.
Присев на могучее тело этой березы,я задумался о былом- минувшем.
Под теплыми лучами осеннего солнышка меня незаметно сморило и я впал в полудрему с мыслями-воспоминаниями о минувшем так реально нахлынувшими на
меня .... (продолжение следует Сенокосная пора,ночи звездные).