(из цикла «Госпожа Журавлёва»)
Наша свадьба с Еленой Журавлёвой состоялась скромно и по-семейному. Родственников и с той, и с другой стороны набиралось немного. Без лишних понтов мы посидели в кафе с демократичными ценами, а на сэкономленные деньги съездили в двухнедельный медовый тур на канарский остров Лансароте. Там есть специальный отель для молодожёнов, куда не заселяют крикливые семьи с детьми. Голубой океан, пальмы, прибой и романтика! Весьма рекомендую.
За свадебными хлопотами Ленка ни на минуту не теряла из виду мамочку. Пьянство и дебош на банкете в наши планы не входили. Но Журавлёва-старшая явилась на бракосочетание в платье разумной длины, употребляла за столом только шампанское, чуток всплакнула в ЗАГСе и вообще прилежно играла роль умудрённой и степенной тёщи.
По предложению новоиспечённой супруги я сдал в аренду свою холостяцкую квартиру и переехал с чемоданами к Журавлёвым. Бросить шебутную Любовь Петровну без надзора Ленка всё-таки опасалась. В трёхкомнатной квартире мы заняли дальнюю Ленкину спальню, тёща обитала по соседству с кухней, а гостиная посередине служила кают-компанией. В нашей спальне я установил отдельные телевизор с компьютером, провёл интернет-линию. С любимой тёщей мы пересекались лишь за обедом и ужином…
Ладно, я вру. Мы пересекались гораздо чаще. Чёрт побери, мы только и делали, что пересекались с любимой тёщей! Куда бы я ни направлялся, меня всюду окружали запах, отпечатки губ, брошенное нижнее бельё и другие следы Любови Петровны. На каждой дверной ручке висел её чёрный чулок или кружевные трусики, на каждой чайной чашке блестел штамп её помады, на каждой моей рубашке обнаруживался её белокурый волос.
Сама Любовь Петровна тоже вечно маячила поблизости. Невозможно было шагу ступить, чтобы не уткнуться в её вездесущие бюст или ягодицы, не измазаться о густо размалёванные ресницы, не задеть бедром её аппетитную обтянутую ляжку.
Любовь Петровна осталась верна своим вкусам. Беззастенчиво разгуливала по дому в развратных сетчатых колготках и полупрозрачных лосинах, сквозь которые подробно просвечивали тугие трусики. Драпировала нефтеналивные танкеры грудей и плечи короткими халатиками-разлетайками и маечками, состоящими из сплошных вырезов и бретелек. Сколько бы одежды ни было на полной тёще, она всё равно казалась почти обнажённой. Вдобавок Любовь Петровна злоупотребляла духами и красилась как на панель, даже если собиралась всего лишь сварить утренний кофе.
Однажды я шёл мимо ванной, когда дверь распахнулась - и я с ходу врезался в два белоснежных пружинистых аэростата. Над ними курился пар, а по крутым склонам бежали ароматные ручьи. Это драгоценная мокрая тёща вышла из душа топ-лесс – в одном махровом полотенце, намотанном на необъятную талию. Её груди в тот день смахивали на корабельные орудийные башни с готовыми к бою крупнокалиберными дулами-сосками.
Рассыпавшись в извинениях, я посторонился. Любовь Петровна хихикнула и пошла в будуар, показушно колыхая задом в низко намотанном полотенце.
Инцидент произошёл на глазах у Ленки. Насупившись, супруга влетела за мамочкой в комнату и недовольно заговорила вполголоса о моральном облике тёщи и ранимой психике зятя.
На втык от дочери Любовь Петровна отреагировала совершенно гениально. Она решила расставить все точки над «i» в моём присутствии.
- Зятюшко! – раздался её звучный глас. – Поди-ка сюда, родимый!
Я вошёл. Ленка стояла с таким лицом, словно не знала, смеяться или сердиться, а тёща пряталась за раскрытой дверцей шкафа и шумно вытиралась снятым с бёдер полотенцем. Укрытие из узкой дверцы получилось весьма условным, да и Любовь Петровна не больно маскировалась. На свет божий вылезал то сливочный локоть, то орудийная грудь, то лунообразный контур голого тяжёлого зада.
Едва прикрывая полотенцем соски, «баскушшая» тёща высунулась из-за шкафа почти по пояс. Влажные волосы сосульками падали ей на лоб.
- Что же это деется? Ленка гундит, типа мне нельзя ходить по своей квартире, в чём хочу? – оповестила она, заводясь.
Слова «по своей квартире» Любовь Петровна намеренно выделила интонацией. Сделала паузу, нырнула обратно за дверцу и продолжила вытираться.
- Мама, не утрируй! Я просто попросила… - возмутилась было Ленка, но её бесцеремонно перебили.
- Не в упрёк вам сказано, дочь и зятюшка, но квартирантов я силком не держу, - донеслось из-за дверцы-ширмы. – В чужой монастырь со своим уставом… Мне чо, в саван из-за вас обрядиться? А персональный вход в ванную не прорубить? А в сортир через окно не лазить, ась?
Любовь Петровна перекинула полотенце через дверцу и наклонилась над бельевым ящиком, торжественно выпятив из-за дверцы круглый обнажённый зад.
- Не серчай, зятюшко, я девчонка сельская. Что на уме, то и на языке… - зад исчез, Любовь Петровна выпрямилась, зато прямо Ленке под нос высунулись руки с микроскопическими алыми трусиками размером с трамвайный билет.
Тёща придирчиво растянула пальцами ткань, посмотрела на свет.
– Или напужала я тебя своей жопой, милый зять? Прости кикимору болотную… У Ленки жопа, конечно, поменьше будет.
- Ни в коем случае не напугала, Любовь Петровна! Я всем говорю, что моя тёща - сказочно красивая и привлекательная женщина, - уверенно и честно сказал я. – Кто бы ещё родил мне по своему образу и подобию такую очаровательную жену? Да ваши сексуальные попы мне теперь родней и ближе, чем своя!
Тёща даже хрюкнула от удовольствия. Ленка тоже не удержалась и фыркнула.
- Вы с мамой два сапога пара!
Внизу под дверцей замелькали босые ступни. Сбоку ослепительно сверкнуло одно толстое колено, потом другое – невидимая Любовь Петровна продевала колоссальные ноги в алые трусики. Она переступала, извивалась, кряхтела, крутила глыбами бёдер, старательно уталкивая их в тесную алую тесёмку.
- Красивая, говоришь? Привлекательная? Ну да слава Богу! А то я, грешная, ночей не сплю, думаю: жопой своей колхозной аппетит зятю порчу! – прибеднялась она за кадром. – Потом вспомнила: он же давеча полную тарелку блинов смолотил и ни хрена не помер? Аппетит на месте был, ась?
Ленка лишь покачала головой, мы улыбнулись друг другу.
Судя по шелесту бумаги, тёща распаковала и принялась крепить к изнанке трусиков ежедневную прокладку. Затем снова выпятила наружу из-за дверцы пышный зад, уже в алых плавках. Могучие ягодицы в шёлковых трусиках напомнили мне корму белоснежного океанского лайнера, на перилах которой нечаянно забыли треугольный пионерский галстук.
Зад подразнил меня, опять исчез, и опять наружу высунулись руки с невесомым лоскутком огненной материи: Любовь Петровна растряхивала нежный кружевной бюстгалтер. Судя по алой окраске, он шёл в одном комплекте с трусиками.
- Ленуся, помоги старой мамке сзади титешник застегнуть… А если боишься: мужа твоего изнасилую – не велика беда! Всё в одну семью пойдёт! – нагло бухнула тёща и первой громогласно заржала.
Ленка тоже засмеялась, щёлкнула мамочку застёжкой лифчика по богатырской спине и повлекла меня прочь.
- Пойдём от этой клоунессы. Её не переслушаешь.
- Куда зятя моего единственного потащила? – осмелела Любовь Петровна. В бюстгалтере и трусиках она сочла себя уже полностью одетой и спокойно выплыла из-за дверцы - океанический лайнер с двумя орудийными башнями-грудями, еле прикрытыми в стратегических точках узелками пионерских галстуков. – Я сейчас ишо колготки с блузкой надевать буду! Вдруг забуксую, кто резинки мне поддёрнет? Кому там моя жопа - как родная?...
Мы с Ленкой целомудренно вышли из будуара под жизнерадостный гогот нахальной Журавлёвой-старшей.
***
Моя Елена трудилась в рекламном агентстве. Агентство пиарило всё что шевелится: от шпинделей токарных станков до балетных школ, лишь бы деньги платили.
С рабочим графиком у рекламной братии творилась полная анархия. Порой Ленка брала выходной посреди недели, порой уходила в агентство только после обеда, но порой пропадала по двадцати часов в сутки или улетала на неделю в срочную командировку – клепать рекламный сюжет о фабрике по производству комбикорма или о новом революционном айфоне.
В этот период мы оставались в квартире по улице Космонавтов наедине с роскошной и раскрашенной Любовью Петровной. Ага, вы уже предвкушаете, что в первую же Ленкину отлучку мы с тёщей очутились в постели? Сливаясь в объятиях, швыряли по углам предметы туалета, растворялись и кружились в безумном празднике соития?
Вынужден вас огорчить. Ничего подобного не произошло ни в первую, ни в третью, ни даже в седьмую Ленкину командировку. Да, Любовь Петровна вовсю озаряла квартиру макияжем, короткими майками и сладкими капроновыми бёдрами. Да, она по-прежнему выходила из душа с голым бюстом, натягивала крошечный лифчик и едва не макала грудь в мою тарелку, подавая суп. Да, подозреваю, мы думали с Любовью Петровной об одном и том же. Но…
Я чувствовал, что фаза активных действий пока не наступила. Я только что женился на девушке, которую люблю, и Ленка не виновата, что у неё такая сногсшибательная мама. У нас в алькове молодожёнов еженощно царит чумовой, безотказный и отвязный секс, поэтому на обольщение тёщи ресурсов практически не остаётся.
Да и вообще, я нутром понимал: в отношении Любови Петровны форсировать события нельзя. Она лишь притворяется колхозницей-простушкой. Разумеется, я могу хоть сейчас наудачу ворваться к тёще под душ, тем более, она вечно оставляет дверь гостеприимно приоткрытой. Могу прокрасться к ней в спальню среди ночи и змеёй скользнуть под одеяло. Могу даже ринуться ва-банк (была – не была!) - применить силу и надеть на тёщу «дежурные» Ленкины наручники, если будет чересчур строптивой. В нашей спальне навалом весёлых штучек для садо-мазо. Но знаю наперёд: эти пять минут триумфа закончатся оглаской и скандалом.
Нужно ждать знака. И мы с Любовью Петровной продолжали разыгрывать невинную шахматную партию. Во время Ленкиного отъезда по звонку будильника мы с тёщей чинно выходили из своих комнат и желали друг другу доброго утра. По очереди чистили зубы, пили кофе, собирались на работу. Кратко обсуждали планы на день и расходились. Изредка Любовь Петровна соглашалась, чтобы я подвёз её до офиса, но не слишком часто
Моя оптово-продовольственная база стояла почти за городом, в промзоне, поэтому с работы я возвращался позже Журавлёвой-старшей. Вечером меня исправно ждал горячий ужин, пирожки-оладьи, и бесподобная Любовь Петровна в укороченном халате и обтягивающих лосинах. Тёща заваривала травяной чай, рассказывала смешные деревенские байки из бурной молодости, потом мы занимались своими делами, прощались и шли по спальням.
Шикарной тёще очень понравилось ездить со мной за покупками. Я служил ей безропотным водителем, носильщиком и верным спутником. Эта знойная женщина обожала часами блуждать по торговым сетям, разглядывать витрины и шкариться с хмурыми базарными тётками из-за цен на помидоры, а те моментально распознавали в ней свою в доску бабу.
Любовь Петровна была падкой до акций и распродаж как семилетний ребёнок. Если она покупала какой-нибудь майонез или яблоки, а потом видела в соседнем магазине тот же сорт на рубль дешевле – горю её не было границ. Она была готова топтать проклятый майонез своими крепкими полновесными ногами на высоких каблуках, лить над ним безутешные слёзы и посыпать белокурую причёску пеплом. Правда, на нарядах, колготках и косметике Любовь Петровна экономила гораздо реже. Лишь бы вещь пришлась ей по сердцу, и плевать сколько там на ценнике нулей.
Мне в то время было 29 лет, Ленке двадцать, а тёще Любови Петровне Журавлёвой – тридцать семь или тридцать восемь. Она была бодра как ветер и горяча как тропический полдень. В паре мы смотрелись стильно и органично.
Тёща испытывала небывалую эйфорию, когда в ходе шопинга мы встречали моих коллег или приятелей. Представьте, что вы краем уха слышали о моей женитьбе, но избранницу пока не видели, а тут иду я - рука об руку с восхитительной крупной блондинкой. Блондинка имеет поистине космическую грудь, километровые ресницы и красивые капризные губы, напоминающие распустившийся дикорастущий тюльпан Фостера. Её бескрайняя попа втиснута в короткую кожаную юбку, ноги до середины ляжек зашнурованы в стриптизёрские сапоги и облиты колготками цвета расплавленного золота.
Вы, понятно, уже издалека раздеваете взглядом эту бронебойную особу, приветливо здороваетесь со мной и восклицаете:
- Слышал, ты недавно сочетался законным браком? Мои самые тёплые поздравления вам и вашей супруге! Ах, какая девушка! Скажите, девушка, а незамужней родной сестры у вас не найдётся? Боже правый, вы само совершенство! Хотел бы я быть на месте вашего мужа!
В такие минуты Любовь Петровна таяла, цвела и кайфовала. Она счастливо жмурила километровые ресницы и сексуально облизывала губы, напоминающие тюльпан Фостера, пока собеседник не выдыхался и не исчерпывал запас комплиментов. Затем она скромно уточняла, что доводится мне всего лишь скучной и прозаичной тёщей.
Реакция коллег и приятелей оказывалась одинакова. Кое-как обретя дар речи, они завистливо вздыхали нам вслед:
- Блин горелый!... Во попёрло дураку?... Господи, какая же у него должна быть жена?! Тут и за тёщину ляжку удавиться не жалко!
Почему-то эти комичные моменты сильнее сближали нас с «баскушшей» и яркой Любовью Петровной. Мы заговорщически посмеивались и отправлялись дальше. Порой Любовь Петровна крепко цеплялась за мой локоть, чтоб уберечь высоченные каблуки на скользких ступеньках при выходе. Мы действительно смахивали на влюблённых и хозяйственных супругов.
Наши шаги вопросительно стучали в такт запретным мыслям. Женщина с тюльпанами-губами гордо шествовала рядом и награждала меня короткими выразительными взглядами.
«Знаю я, о чём ты думаешь, зятёк! – читалось в шалых голубых глазах. – Но всё-таки твоя законная Ленка – моя кровиночка, родная дочь, а ты, извини, - абсолютно посторонний человек… пока что. Обижать, изменять Ленке не дам! Мы люди взрослые, чего таить? Да, я сама сейчас думаю о том же: о НАС С ТОБОЙ. И даже догадываюсь, что ЭТО непременно произойдёт! Только не будем спешить. Не пори горячку, хорошо?»
А может, это всё гримасы моего больного воображения? Откуда мне знать, чем озабочена несущая себя рядом тёща Любовь Петровна? Даже мировое светило нейрохирургии не отыщет признаков логики в мозгах женщины, пускай эта женщина – уроженка никому не известной деревни Паромное, и вместо «класть» говорит «ложить», а вместо «я была неправа!» говорит «да ну на хер?»
По крайней мере, как только мне начинало казаться, что наши с тёщей шаги вопросительно стучат в такт греховным мыслям и прочее, Любовь Петровна тут же вставала столбом и звонко хлопала себя по лбу:
- Стоп, зятюшко! Айда обратно в тот отдел, где скидки пятнадцать процентов! Я две банки каперсов забыла купить! И ты молчишь, вахлак! Вылупился на мои ляжки и молчит! Они тебе дома не надоели, ась?...
При таком раскладе я понимал: если нам и суждено проснуться с Любовью Петровной в одной постели, то сие случится при самых бредовых обстоятельствах.
(использована иллюстрация из открытого доступа)