Лыжница 07. Стефа

Борис Гаврилин
07.СТЕФА

Мне Яриса не понять, но таким же становится мой Нил.
Думается, что никому из современных кибернетиков не пришло в голову изобретать машины по признаку «мужское начало». Рушится вся кибернетика. А может, только на этом она и держится, но с допиской, что мужская идея вложена в «женское начало».
Дедушка рассказывал байку.
Сидят двое в раю. А выше их, ступенек так это на десять сидит, какой-то оборванец.
– Слушай, друг, кем ты работал? – спрашивает сосед соседа.
– Да я, говорит, батюшкой служил. А ты кем?
– А я работал психологом. Давай спросим, – отчего тот в лохмотьях выше нас сидит. Должна же быть тому веская причина, что он ближе  нас к Б-гу.
– Эй, ты! Да-да, тот, что весь в саже! Ты кем на Земле работал?
– Простите, не очень понимаю, что такое работа. Я просто был трубочистом. Хорошее и нужное занятие.
Дедушка с бабушкой после смерти мамы воспитывали меня у себя. Папа удачно женился второй раз, и по доброму согласию я осталась с его родителями, и вряд ли бы я получила столько умений и тепла в папиной новой семье. А вот научить меня любить, понимать и ценить мужчину больше удалось бабушке Вере. А то бы папе несдобровать.
Много лет, с самой юности, мне снился странный и неприятный сон, и снился с завидным постоянством. Будто я с группой дворовых ребят иду по подвалу, преодолевая темные ходы, попадая в большие комнаты. Мы ищем древнюю книгу, которую спрятал старый волшебник, построивший наш город, и назвал его странным названием «Золотой поток».
В подвале находиться страшно, но когда вместе – вроде не очень... Терпимо… Говорят, что старый волшебник нашел источник, вода из которого приносит удачу и продлевает жизнь.
За горой сейчас открыли ручей, в котором купаются паломники. Год от года верующих становится все больше и больше, и сейчас их уже тысячи, но мы с мальчишками нашли маленький ключик-родник, прямо у городской стены. Может он, по какой-то причине, спрятался под землю на столетия, а сейчас открылся. А, может, по волшебству никто не замечал его до нас. И может быть, там за горой, другой рукав именно этого главного волшебного ключа.
Мне кажется, что ничто в моей жизни не случайно. И мальчишки, и подземелье были абсолютной реальностью и неразрывной составляющей моей дальнейшей жизни.
Мой тревожный сон продолжается. Мы с ребятами упираемся в стену. На мальчишек сыплются камни, и они убегают, – остается только Пашка и я. Я, словно окаменела и неистово молюсь про себя, повторяя старую бабушкину молитву. Потом, откуда ни возьмись, появляются толстые жирные крысы. Мы бежим от них, и я ощущаю физический страх. Одна крыса меня настигает, я даже слышу ее жуткое сопение. Непонятно, каким образом, но мне удается вскарабкаться по трубе, прикрученной к стене, вверх под самый потолок. Оставшаяся внизу мерзкая тварь кидается на Пашку, но появляется кто-то, совсем не наш, взмахивает мечом, и крыса исчезает. Тот, кто нас спас, должен подойти ко мне и улыбнуться, но картинка растворяется, оставляя за собой только прозрачное свечение. Мой сон всегда заканчивается одинаково, – я глотаю воздух, и из-за дощатого перекрытия сквозь прореху над головой вижу над сводом подвала кусок ярко-синего пронзительно-чистого неба, и сказать, что я просыпалась в ужасе, – нельзя. Ведь меня спасет принц, хотя и призрачный. Кажется, – счастливый конец, но ужас остается между струями радости. Это ужас оттого, что этот сон снился постоянно! А принц, он не мой. Пленка как-бы закольцована. Избавление, но потом на меня снова нападают крысы, от которых спасение – только принц. Так было до тех пор, пока не появился Нил, пока не родились наши девочки. Я думаю, что тот, кто появился с мечом, был Ярис. Но он говорит, что я себе все это придумала, и смеется. Он смеется, но я знаю, что все то именно так. Я спрашиваю его:
– Ярис, кто же был та крыса? Может Старый Волшебник? Хранитель Золотого потока.
– Может. Но не надо думать, кто, это был, Стефочка, стоит поразмышлять, – почему снился такой сон? Помнишь Анапу? Там мы побывали в будущем и что-то изменили в настоящем. А может, наоборот, ты заглянула в прошлое и не испугалась, взяла и подправила колесики нашего времени.
Б-г любит разгильдяев и простаков. Вы не замечали? Их всегда спасает какая-то чудесная волшебная сила. Мне кажется, вот почему. Когда мы что-то сами усиленно планируем, это расходится с путем, для нас предначертанным, и возникает конфликт. Да и кто мы такие, чтобы загадывать? Мы берем на себя функцию Творца, а она ведь нам не принадлежит. Но все равно, если год предначертан и за летом обязательно придет осень, люди, переходя из одного времени года в другое, носят разную одежду, сажают разные саженцы и любят разных людей.
Как меня нашел Нил? Почему? На распределении я выбрала именно этот город?  Наш Золотой поток теснится между крутых холмов, и я задумала, что когда вырасту, со мной вырастут и холмы. Они станут высокими и приблизят меня к небу. Я попросила, и Он сделал. Все определено. Как расписание поездов. Только все, кто едут в купе, ведут себя по-разному. До следующей станции инициатива бессмысленна. Но можно молиться. Конечно, всегда есть смельчаки, которые спрыгивают на ходу. Часто разбиваются, но если выживают, оказываются там, где они нужнее всего, и это вопреки всякому расписанию. Таков Ярис! Мой Нил может сделать то же, но не успевает сам принять решение, ему нужен пример и команда. Ему нужен Ярис. Тогда он – крепостные стены и ратуша. Я могу молиться, и меня слышат. У меня свой путь. Он определен, правда говорить вслух о нем нельзя, – происходит сбой. Не очень ясные рассуждения, не вполне оформленные, но – повод для напряжений серьезный. Женщины ждут рыцаря на белом коне, а мой – приехал на зеленом Уазике. Тот, что на черно-желтом кабриолете, ищет свою принцессу. И найдет! А ведь хорошо, что Бармалей опоздал в Оле на три года, а то бы Дашки с Машкой не было, и я могла бы отказать Нилу. Но теперь у меня есть целых два принца!
Сейчас я точно знаю, что в одиночку ни один рыцарь, даже самый-самый светлый, не защитил бы меня от крыс, уж слишком сильным было проклятие, а эти взбалмошные мальчишки вдвоем способны победить армию!
Но мой город, моя ратуша, – это Нил. А я, – его народ.