ЭЛЕКТРИЧЕСКОЕ
(карикатура)
На сцену вышла пышная дама. Вернее, пышным был только её намалёванный красной краской, врастяжку, рот.
Нарисованные глаза смотрели так, как будто кто-то невидимый, забравшись в черепную коробку, изо всех сил старался вытолкнуть их изнутри на белый свет. От этого расширенные глаза дамы, остановившись, смотрели так, точно ее смертельно напугали, и оттого, что красный рот её улыбался неживой, застывшей улыбкой, похожа она была на болотную, отвратительную жабу-мазохистку, которую палило солнце.
Итак, пышной, как видим, дама не была. Лет ей было, очевидно, далеко за тридцать, но она почему-то одела детский бантик. Нелепость бантика подчеркивала грудь. Декольтированная, она тоже просилась в зал, и, если бы её не сдерживали из последних сил какие-то натянувшиеся ажурные резиночки, то они (груди) наверняка улетели бы прямо на балкон, где уже раздавался свист, ругательства и аплодисменты, и где собрались какие-то оборванцы, с золотыми украшениями.
Дама была тощей. Не стройной,— тощей, как обглоданная рыбка. Даже замученная. На жабьем лице её было заметно измождение. Но она, выпучив глаза, улыбаясь и виляя костями, была этому почему-то несказанно рада, и даже почему-то очень гордилась собой. Да! Забыл. Цвет кожи у неё был коричневый, румяна красные, а волосы — сине-розовые, в полосочку. Ну прямо: жабо-рыбо-попугай. Гордый. И с каким-то непонятным, в своем убожестве, достоинством.
Все засвистели, забились в припадке, словно где-то очень близко разорвалась граната. Началось отвратительное своим "намеком на истину", действо.
Дама сказала:
— Сейчас поговорим об "ЭТОМ". Собрание наше — электрическое. ТОК-ТОК-ТОК,— затокало пугало-дама.— И ещё — ШОУ! По-нашему, собрание, значит.
Я приглашаю на сцену своего доброго друга Нину. Фамилии у нее нет. Нет отчества. Нет отечества. Нет национальности. Нет работы. Нет профессии. Нет вкуса. Нет определённого места жительства. Нет привязанностей. Нет детей. И ещё много-много чего нет.
Зато у нее есть колоссальный опыт. Она — поделится. Нина, давай!
"Делиться" вышла Нина, похожая на жующую обезьяну, она горячо заговорила:
— Я была неудачницей! У меня ничего, ничего не было! Никто не смотрел на меня, и поэтому я приш...
— Нина, не забывайся! — строго поправила жабья дама.
— Да... Да-да! Так я была неудачницей! Помирала с голоду!
— Нина!..— это опять дамья жаба.
— Да! Я — пришла к вам, чтобы поделиться опытом своим! Раньше на меня никто не смотрел!, а теперь я научилась уважать себя! А раньше я была неудачницей! Помирала с голоду...
— Нина!..— прервала дама-попугай.— Покажи нам чему... то-есть, что ты умеешь! Это очень просто! Твой опыт не терпят увидеть жирные зад...э... те, кто меня сюда устроил!
Обезьяна, не долго думая, с мягким звуком "Па"!..", нажала какую-то кнопочку на одежде, и та сразу упала с нее. Отставив нелепую ножку, и раскорячив ручки,— обезьяна, затаив дыхание, слушала аплодисменты зала.
— Теперь я понимаю, Нина, насколько велик твой опыт! — внушительно изрекла Жаба (тот самый "намёк на истину").
— Это очень, очень интересный и нужный опыт в моей жизни! — прокричала обезьяна и выбежала за кулисы.
— Это стало её работой — гордо заметила Жаба.— Не работа, а — клад! А теперь расскажет Света! Давай, Света! — Жаба вильнула горячими костями.
— У меня был опыт,— стала говорить Света. Она была на костылях.— Да! У меня уже был опыт, и я решила продолжить его. На этот опыт я надела ещё один, и ещё что-то. И помазала сверху одним составом. К сожалению... опыт оказался печальным. Тогда я решила сделать по-другому. Взяла старый опыт, а новый при этом присутствовал, страховал. Старый опыт я положила на новый. А сама легла сверху... Это не принесло мне удовлетворения. Но у меня остался опыт! Огромный опыт. И вот я тут, перед вами, на костылях. Не скажу, что это была прекрасная идея... Но у меня остался хороший опыт!
Ведущая, слушавшая вначале любезно и невнимательно, с обычной "растяжкой" и "распашкой",— где-то в середине рассказа стала прислушиваться и заподозрила "недоброе". Она косила выпученным глазом за кулисы, вопросительно кивала кому-то головой, не решаясь сама прервать выступление. Потом ее озарили "отмахивающими" жестами, и она тут же прервала калеку:
— Да! Мы всё поняли! Спасибо за ваш рассказ. Кто вас пустил? Вы — Света?
— Да-да! Света! Я — Света! — кричала Света, но двое под руки уже тащили её за кулисы: та совсем не могла ходить и этим грозила спутать "карточную тему" шулеров.
— Света! — позвала жаба,— Вы тут?
— О! Я — тут! Я! Я ужье пришёля,— вышедшая на сцену новая "Света" говорила с акцентом.— У мьенья нье бьило опыт, как я пришёль в... как эта... студья. Вот. Менья сказьяли: снимьи эта, снимьи здьесь... Я снялья эта, я снялья здьесь. И па-моем ешьё чьто-то... И ешьё... Я фсьё снялья... Эта бьила колоссьальен опыт. За этьимь опыт бьиль ешьо и ешьо опыт. А зья ньим — ешьё.
Серобуромалиновая Жаба понимающе кивала головой (опять "намёк на истину") "Света" продолжала:
— Затьем ко мнье пришьол... как этьо... сутьеньор... да. Прийатн мольодой чьяльовьек. И тогдья начьялс опыт. Он ставиль мьенья с одьин, с двямя, с трьём... и даже с четырьё партньёр. Он говорьл мнье, чтё я очьень, очьень скован. Чьто ньяда бьыть сам-сабой. Ми... как эт... э... вхьодим в нёвы вьек... Нельзья! Нельзья инач! Нада опыт! О! У мьеня биль... Вернее — не тёльк... как... биль... О! Да. У мьеня ужье ест опыт.
Жаба спросила:
— Скажите — вы довольны тем, что приобрели этот опыт?
— О! — "Света" приятно засмеялась и закивала головой.— Очьен! Очьен довольена! Он ставьиль мьенья с одьин, с двямя, с трьём... и даже с четырьё партньёр! А — рьядом бьыль рьепортьёр. Оньи фсьё сньималь даж когдья пришёль ешьё трой... трьиль... как это... а... сьем.
— Их стало семеро,— помогла жаба и понимающе кивнула.
— Да! Сьемьер. Это неоцьеньым опыт! Я потьом трьы мьесяц болньиц! О! Эта...
— Это была Света,— прервала её Жаба.— Она рассказала нам о том, как она приобрела свой опыт. Спасибо ей! Аплодисменты!
"Света" ушла.
— ТОК-ТОК-ТОК! — затокала Жаба чужие слова. Волосы её искрились, наведённые черные глаза страшно выпучились, как у чудовищной куклы, а губы (на Украине бы сказали — "ковбасы") вылезли изо рта и тянулись к ушам. И вся она: неживая, пёстрая, фальшивая, с приторной мёртвой улыбкой,— казалась воплощением какого-то нелепого спектакля-урода, спектакля-сатиры на чью-то чудовищную и грязную, беспросветную глупость,— глупость глумливую, фальшиво-гордую, потешающуюся над разумом, глупость, вопиющую о своей чёрной нелепости. ТОК-ТОК-ТОК!
— Тьечьёт! — крикнула ещё "Света" из-за кулис, но что она хотела этим сказать, так и осталось загадкой. Электрическое (прости, русское слово) продолжалось.
Жаба снова вышла на сцену. Она была уже в другом платье. Спереди декольте стало меньше, зато сзади — оно было до колен и открывало отвратительное зрелище. Жаба-урод — "с намёком на истину" — заговорила о "красоте человека":
— Человек — это прекрасно! Ещё прекраснее, когда у него есть опыт! — далее развыивать тему "красоты" у Жабы не хватило, как говорят, "фарша", и она пошла к зрителям.— Расскажите о своём опыте...— попросила она молодого человека в очках.— Как это было?! — впилась Жаба губами, всосалась глазами, вгрызлась ушами.— Как было?!! Как?!!
— Я ненавижу, когда они ломаются,— развязно начал он,— берут деньги, и всё! Я ненавижу их в эту минуту.
— Как понятно!.. Очень! Очень понятно!..— поддержала его попугай-дама, и кивала, всё кивала "понимающе" и с "сочувствием" головой. (О! Это они умеют делать!) — Хотя, за всё надо платить...— добавила веско она.
— Я сам беру и деньги и даму! Мой опыт подсказывает мне брать даму из высшего круга, старую и страшную, как крокодил!
— Что же вам это даёт? — заинтересовалась Жаба.
— "ЭТО" — выделил очкарик,— даёт мне деньги! Тем и живу. Я давно без работы. Мой опыт подсказывает мне: хочешь больше денег — бери самую старую и страшную, тогда у тебя будут деньги...
— Вы любите деньги? — прервала Жаба.
— Я люблю не побираться, а зарабатывать их собственными руками.
— Ах, вот как...— сказала Жаба,— собственными руками...
— Да! И у меня большой опыт!.. К тому же, я — близорук!
— Вот такой опыт! Аплодисменты! — почему-то сказала дама-жаба. Раздались аплодисменты. Вымогательница их — пёстрая Жаба спросила у молодой особы в маске:
— Расскажите о вашем опыте.
— Я проделала не один опыт, чтобы вывести их...
— Вы обращались к врачу?
— Я предпочитаю собственные опыты, после того, как их надо мной проделывали врачи. К тому же, я предпочитаю распространять свой опыт. Поэтому я и в маске..
— И по улицам тоже ходите в маске?
— Достаточно сказать мне: "Маска, я тебя не знаю", как я иду с молодым человеком, передавать ему свой опыт.
— А какой у вас опыт?
— Опыт у меня такой, что когда я его передаю другим, то без маски выходить из дома уже не рискую.
— Я рада, что вас нельзя узнать в маске. Я буду часто думать о вас, о вашем опыте. Может быть, вы снимете маску?
— Пожалуй, сниму. Я, ведь, всё равно не рискую показываться на улице без неё, так что меня никто всё равно не узнает,— девушка встала, и маску сняла. Зал охнул. Образовалась гробовая тишина. Девушка одела маску и села.— Кроме того, я украла недавно кошелёк,— говорю это, потому что меня всё равно никто не узнает. Я соединила свой прошлый опыт и новый опыт, и это был хороший опыт. Маска на улице нужна мне, чтобы в ней меня не узнала полиция,— добавила девушка и пояснила ещё,— а также и те, у кого уже есть мой опыт.
Жаба взяла себя в руки. "Ковбасы" привычно потянулись к ушам, а глаза привычно расширились, выпучились.
ТОК-ТОК-ТОК-!- электрическое (прости, русское слово) продолжалось.
Публика была наэлектризована происходящим гнидством, серобуромалиновой Жабой и потными откровениями шлюх, воров и альфонсов. За океаном были довольны. А зря. Триста лет под татаро-монголами пережили, переживём и вашу "культуру"...
2 апреля 1999 г.