Лыжница 06. Чудинов

Борис Гаврилин
06.ЧУДИНОВ

Я лежал в гробу, сложив на груди руки и вытянув по струнке ноги. Все, как положено. Я умер. Вернее, меня убили. Очень профессионально и умело. Превентивно закрыли возможный канал утечки опасной информации.
Маленький человек пришел рассчитаться за выполненную работу, он подошел ко мне сзади и умело ударил молотком с длинной ручкой точно в висок. Я умер. Видимо, так было задумано изначально. Не зря я удивился, когда он вошел в комнату и сказал, что Роки передал деньги за работу. Мы ведь договаривались, что за удар в баре они прощают мне долг, отпускают Иру с Катюшей, ¬ и мы квиты. Но еще деньги? Все, как в гангстерских фильмах. Но что сделаешь, в жизни именно так и бывает. Роки не должен был еще платить, мы уже были в расчете, и меня это удивило, но не насторожило. Деньги имеют волшебную силу. Роки стер меня быстрей, чем за мной пришла милиция.
Теперь я понимаю, что Рокки все подстроил изначально. Сначала они подсадили меня на сто тысяч, я увлекся и проиграл. Отдавать, естественно, было нечем, пришлось бы продавать квартиру, а этого допустить я не мог. Я спросил, могу ли как-то рассчитаться по-другому? «Можешь», – ответил Роки. Вот что он мне предложил, и вот то, что я сделал.
Я зашел в Казино, как бы напился и устроил ссору с хозяином Северного рынка. Тот, конечно, на меня замахнулся, я ударил его прямым правой в лоб и убил. Затем пошел домой, – вроде испугался, потом меня должна была найти милиция и арестовать. Лет шесть-десять за убийство по неосторожности, потом можно выйти по половинке срока, или двум третям. Но, видимо, я чего-то не дорассчитал, и старые наши отношения с Роки уже не имели веса: он побоялся, что потом я буду на него что-то иметь, и прислал маленького человечка. А ведь когда-то мы с Роки начинали боксировать у Карлеоне.
Гроб, – не самое лучшее место для воспоминаний, но, оказывается, тут не так уж плохо, ты всех видишь, и никто об этом не догадывается. Вот и Мамин. Как мы с ним познакомились? Еще в институте. Тогда рукопашки не было нигде, а Ярис стал тренировать собственную группу. Основывался на ворохе прочитанной литературы, собственных феноменальных способностях и опыте отца. А когда он получил место в горах, мы все за него радовались.
Он пригласил нас к себе, чтоб отметить назначение на должность.
Мы пили водку, зная, что никто из нас друг друга не перепьет. Но так уж ведется, что новые работники прописываются. Он был и новым работником, и старым другом. Он выставлялся.
Водопад на Камянке невысокий, всего метров пятнадцать, но когда, в горах проходят сильные дожди, он превращается в ревущего зверя. Сверху можно выйти на большую гранитную плиту и постоять у самого потока, – завораживающее зрелище, хотя очень опасное. И сколько людям не говори, они все равно становятся на мокрую плиту. Периодически кто-то поскальзывается и летит вниз. Было несколько смертельных случаев, но, в основном, неудачники отделываются ушибами и ссадинами, иногда переломами. Пузатенко взял с собой нашу секретаршу Зину и, конечно, она полезла наверх на каменную плиту. Спасло ее то, что она в прошлом гимнастка, и когда ее смыло, успела перевернуться на живот и так, скользя ногами вперед, остановилась на второй ступеньке водяного каскада. Ни вниз, ни вверх. Справа отвесная скала, а слева клокочущий бурун, без крепежа не пройдешь. Нил мгновенно поднялся метров на двадцать вверх по склону, вскарабкался на сухую ель и повис на самой вершине сухостоины. Дерево сильно наклонилось. Он снял с себя ремень, протянул Бармалею, и тот связал его петлёй со своим ремнем, пропустив в кольцо сухостоину. Мы ухватились за связку все вместе, и десятиметровая жердь вылезла корнями из земли, оставляя там сухие комки глины. Они с Сельским обрубили оставшиеся ветки и воткнули вершиной в середину водопада, далеко за Зинкой. Потом нагнули жердь, и она получилась как перила. Бармалей осторожно, пробуя каждый шаг, вошел в поток. Он опирался правой рукой на жердь, а левой нащупывал впереди скальные выступы. Добрался до Зинки, развернул ее к себе спиной, обхватил обоих ремнем и так же медленно, опираясь локтем на тонкий ствол, а ногой нащупывая безопасное место, вышел с ней из воды. Никакого подвига, очередная спокойная и необходимая работа. А кто ее за него сделает. Разве что мне придется или Нилу. Но у нас кишка тонковата.
Мы пили водку за его прописку. Мы были молоды, красивы и сильны. Боже мой! Не прошло и года!
Я лежал в гробу. Гроб стоял в прихожей. Справа от меня стояла Ирка и Катюша, слева Толик и Бармалей. Приходили и уходили люди. Толик все понимал и помнил, но он ничего никому не расскажет, это уж точно. Я его знаю. Другое дело Бармалей, тот все раскрутит, никого не подключая. Я ему всегда проигрывал. И в ринге, и на татами. Он доставал меня сразу – его фехтовальные ноги всегда действовали быстрее моих боксерских рук, а от захватов он уходил как змея, и под удар никогда не подставлялся. Наверное, у него можно было забрать все, и он все равно у всех бы выиграл. У него есть голова, и она ведет его по свету, расчетливо убирая из-под ударов и вытаскивая из перипетий. Вот только с женой не повезло ему. Он говорил, что в январе после Кубка, на котором мы были вместе, провел с одной девчонкой ночь и никак не может понять, откуда она взялась и куда пропала, он не знает, но за такой пошел бы на край света. Никаких сведений об Эльвире Куперман на базе ему найти не удалось. Другие поиски тоже ничего не дали А я не сказал ему, что Эльвира Куперман – это Лена Лёвина. Ведь она меня об этом тогда просила. Его тогда вызвали, и на самих соревнованиях он не был, а когда вернулся, спортсмены уже разъехались.
Сейчас она где-то рядом со мной, я это чувствую. Я лечу к Б-гу, и она тоже. Но ее-то не убивали. Ей-то к Б-гу рано! Они еще с Бармалеем встретиться должны. Да и странно, а почему мы вместе с ней летим к Б-гу? Понятно, ей – к Нему! А мне – мне-то, конечно, вниз, – напрямую к черту. А-а! Понял! Сначала все к Б-гу, пред Его Ясны очи! Он ведь Главный, и Он уж всех по своим местам отправляет.
А вот по дороге к Нему еще что-то можно сделать. Кто не раскис, и до последней минуты борется, тот успевает хоть чуть-чуть, но что-то исправить. Вот оно что, – в последний момент можно многое изменить. Если не для себя, то для близких. Б-г что-то показывает, что-то предлагает сделать. И у тебя последняя свобода выбора.
Что это за три сущности летят к Лене? Три Черных Дракона? Вот оно что! Понятно! У тех, кто в Рай, тоже есть последние испытания и препятствия. Черные Драконы, это ее промахи и ошибки. Если эти три ящерицы до нее доберутся, – обратной дороги у нее не будет, и они с Бармалеем не встретятся.  У нее шанс от них убежать, а у меня возможность ее защитить. Они ее куда-то затащить хотят, а я этого не должен допустить! Точно! Не бывать этому! Набью морду этим ящерицам, укокошу всех троих, мне терять нечего. Порезвлюсь на прощание.
Что это там, на Земле с ней случилось? Как ее угораздило с телом расстаться? Ладно, не мое дело, в конце концов, – я могу вернуть ее обратно и я это сделаю.
Вот смешно, вроде покойник, а драться не разучился. И кулаки, как у живого болят. У Драконов головешки, что из обожженной глины?
Тогда на Кубке мне показалось, что Эля в Яриса влюбилась. Удастся отбить ее, он ее найдет. Удастся! Обязан – чтоб удалось! У меня еще три дня чтоб помочь ей и тем, кто внизу остался. Вряд ли больше возможно. Ну что, – помашемся: Уроды!
Дальше нужно будет уходить. Уже навсегда.