Мой лес

Алексей Ратушный
А видел ли я лес?
Бывал ли в нём?
Что могу знать я, невежественный, о такой невероятно сложной субстанции, как лес?
Имею ли право рассуждать о нём?

Начну с главного.
Я о лесе много чего читал.
Я вырос на «Лесной газете» Виталия Бианки.
Мне довелось не раз и не два реально соприкасаться с деревьями.
Лазить на них.
Срываться с них.
Спиливать их.
Выкорчёвывать их.
В детстве до десяти лет я был главным доставщиком дров к нашей милой печке!
И долгие годы именно фотография с дровами нравилась мне больше всех других фотографий «Алёши».
Трудно поверить, но я сам лично не раз и даже не два держал в руках ветки деревьев!
Наконец я решил отчитаться себе самому перед самим собой, честно глядя себе самому в свои собственные глаза (перед зеркалом): а насколько долго я был реально связан с лесом?
Однажды я подсчитал, что на четвёртой торцовке Соломбальского ЛДК я перекидал за три  года одиннадцать миллионов свежераспиленных досок, средним размером пять метров на двадцать сантиметров на дюйм-полтора.
Профессия моя именовалась так: «поштучная выдача досок»
Доски я «выдавал» с накопительного (рабочего) стола на торцовочный стол.
В среднем одну доску в три секунды. Одиннадцать тысяч досок в смену, шесть дней в неделю, три года, тысячу смен. Тысячу смен умножаем на одиннадцать тысяч досок.
В часу 3600 секунд, это тысяча двести досок в час.
В смене 8 часов.
Это 9600 досок в смену.
Обычно я работал в месяц 26 смен и еще смен 8-10 «прихватывал» сверхурочно.
Во время рекордных распиловок на призы имени Мусинского мы выдавали по сто двадцать – сто тридцать процентов нормы.
Да! Обычно на моей работе редко кто держался больше года-двух.
Податчики просто оставались «без рук».
Я выдержал три года.
Потом сухожилия и связки стали просто рваться.
Под угрозой превращения в инвалида я вынужденно ушёл.
Не скрою.

Я любил эту свою работу.
Горжусь ею.
Ни одну другую свою работу я не любил так, как эту.
Эти три года (1981-1983) я плотно соприкасался с лесом.
С его самой лучшей частью.
В основном это была сосна.
Но пилили и другие породы.
Редко.
От случая к случаю.
Вообще в Архангельске я постоянно прожил с 1975 по 1983 год ровно восемь лет.
И все восемь лет я регулярно подрабатывал на СЛДК.
Потому что это было самое доступное средство заработка «на жизнь».
Где бы я ещё не трудился, а на лесопильное предприятие – крупнейшее в Европе! – заглядывал регулярно. Ночами мы толкали бревна по «дворам» - бассейнам, ведущим распущенные плоты к окорочным станциям.
Толкание брёвен по ночам – это особая философия, особая медитация, особое умиротворение, особое общение с окружающими и миром.
В общей сложности я отработал только на этом специфическом элементе предприятия около трехсот смен.
Немного.
Согласен.
Но, кое-что о брёвнах, и об их свойствах я таким необычным способом всё-таки узнал.
Отдельная тема – укладка пакетов из досок на просушку.
За один конец платили ровно две копейки.
Доску надо было поднять, развернуть, перенести и аккуратно и правильно уложить в «пакет».
В одном пакете умещалась тысяча концов.
Пакет представлял собой правильный квадрат, в котором доски размещались друг над другом под углом в девяносто градусов, на небольшом расстоянии друг от друга.
Работа строго индивидуальная.
Не терпит ни суеты, ни спешки.
За смену укладчик зарабатывал свои двадцать рублей.
Месячный оклад учителя был сто рублей.
Укладчик, не особо напрягаясь, легко зарабатывал 450-480  рублей в месяц.
Другой тип работы – раскладка досок с конвейера на пакеты по размерам.
Лента шла вдоль рядов пакетирующих, а они выстроившись в рядок  выдергивали «свои» доски.
Это был именно «поток».
Работу на «потоке» я недолюбливал, но ведь идя на предприятие никогда не знаешь, где сегодня вывалится желанная халтура.
На укладках штабелей для сушки я отработал около четырехсот смен. На потоке около двухсот.
Выпадали и смены на обрезной станции, и подрамщиком, и даже торцовка, когда уж совсем некем было заменить.
Мастера смен видя меня радовались.
На поштучную подачу досок народ шёл крайне неохотно.
Потому мне эта «халтура» выпадала особенно часто.
Вы спросите: а были ли дни, когда вы совсем не работали?
Теперь уже скрыть ничего не удастся.
Таких дней лично мне не выпало.
Нигде и никогда.
Но сейчас мы о лесе.
Итак, в лесопилении я профессионально отработал три года, и еще три года сверхурочно, то есть полулегально.
В «Трудовую» эти «смены» не попали!
Еще два года я отбарабанил в цехе СРК содовщиком сначала четвёртого, а затем и пятого разряда.
Очень скоро я добрался до уровня заместителя старшего машиниста содово-регенерационного котла.
Можно ли предполагать, что участие в бумаговорении из щепы позволяет сказать о некоторой близости к ингредиентам леса?
Что такое «щепа», и с чем, и как именно её «варят» я для себя всё-таки разобрался.
Но на этом моё соприкосновение с лесом не заканчивается.
Случилось так, что прямо из лесопильного цеха я уехал жить и работать в лес!
В посёлок Фоминский Вилегодского района Архангельской области.
Первое утро в лесу у меня было чисто Шишкинским.
В шесть утра в пяти метрах от моего крылечка на окраине посёлка леспромхоза мирно прошествовал медведь.
Дикий.
Из леса.
Лес начинался прямо тут же, за моей калиткой.
Потому не будем лукавить.
Я не просто «видел» лес.
Я в нём жил.
Два года!
Здесь не только стирал бельё в лесной речушке, но и собирал грибы,  ягоды, целебные травы.
Любовался росой.
Пил берёзовый сок.
Начинал было охотиться.
Вообще собирался именно тут коротать свой век.
Перевёз в него свою скромную – в восемь тысяч томов – библиотеку.
Не будем о грустном.
В последний день в этом лесу я написал одну из самых яростных своих песен:

- Где ты, красный командир?!

Песню – пророчество.
Песню, в которой всё сбылось!

Итак, я покинул свой лес.
Но грибы и ягоды я активно собирал еще на Урале.
Восемь лет (именно лет, а не зим, не вёсен и не осеней) я провёл с мамой в лесах Урала – Билимбае, Слюдоруднике, Светлом, Артях.
Сожмём эти 24 месяца в два полновесных «лесных» года.
Еще три года добавим на периоды моих «лесных» скитаний по державе.
Три года служил в уссурийской тайге!
Их также внесём в мой скромный «лесной актив».
Таким образом, из 65 лет жизни: тринадцать были чисто «лесными»!!!
Жёстко – «лесными» - а это одна пятая часть моей жизни, то есть двадцать процентов!
Разумеется, общение с миром растений и жизнь в лесу – это разное.
Я вырос непосредственно рядом с Дендрарием – колоссальным собранием растений в центре Свердловска (ныне Екатеринбурга).
И деревья посаженные «по линейке» я видел не только в Белорусских лесах, но и в центре родного города.
И шампиньоны в детстве мы собирали строго на городских газонах.
И с Роной за опятами мы ездили на лесные вырубки.
В общем, леса я посмотрел.
И на Байкале, и в Братске, и около Ванино, и на Сахалине, и на трассе из Калининграда в Россию, и под Брестом, и под Лидой, и вокруг Краснодара, и рядом с Борисовом.. и окрест Киева, и в Крыму, и под Адлером.
А леса вокруг Херсона и Николаева?
А Ивановские леса?
А Курские?
Подмосковье!
Бабонегово!
Петергоф!
Соловки!
Талаги!
Качканар!
Кушва!
Югра!!!
А какие леса в Пермской губернии!!
Так что про лес размышлять я могу.
Не имею права о нём не думать!
Столько макулатуры сдал ещё в школе!
А в строительстве (я же учился в Строительном!) как зовут устройства, помогающие строить?
Правильно!
Леса!
А  еще я месяц отработал на мебельной фабрике «Авангард».
Это была наша техникумовская «практика».
Здесь я вникал в свойства древесно-стружечных плит.
Так что о лесе я могу рассказывать долго.
С разных сторон.
С противоположных точек зрения.
С детства я - страстный лесовед, лесолюб, лесопильщик, лесоруб, лесовод, лесовоз.
Потому о нём время от времени и пишу!
Имею право.