Раб культуры

Татьяна Строганова-Тимошенко
Вот уже 30 лет несколько десятков увлеченных людей по крупицам создают то, что принято называть гуманитарным наследием. Восстановлено огромное количество славных имен из прошлых веков, написаны энциклопедии, созданы мемориальные доски. Но разговор сегодня не о достижениях Челябинского областного фонда культуры. С его председателем и основателем мы беседуем о сути культуры и ее миссии.

Автор 35 книг, знаменитый уральский писатель и краевед Кирилл Шишов называет себя юродивым ХХI века. Этот человек никогда не был диссидентом, хотя уже давно привык мыслить и высказываться смело...

— Почему не боитесь говорить правду? Разве вам нечего терять?

— Мне нечего терять, это точно, — смеется Кирилл Алексеевич. — Юродивый в русской традиции — человек, находящийся между церковью и государством. Только он мог говорить правду своим владыкам, поэтому был нищим. В фонде я работаю на общественных началах. Живу на пенсию и гонорары за книги. Вообще жизнь общественных организаций проходит в очень сложном правовом поле. Закона о творческих союзах как не было, так и нет. По сути, общественные организации равны обществам филателистов, собаководов и садоводов. Они должны служить социально значимым проектам, которые могут быть поддержаны жертвователями только при начальной уплате всех налогов. Это разительно отличает нас от всего демократического мира, где, как известно, любые вложения в культуру и науку от налогов освобождаются. Это и есть самоорганизация общества, которое болевые точки чувствует и старается не вмешивать государство. Хотя оно вмешивается, конечно, давая добро и освобождая от налогов, понимает важность этих сфер.

В дореволюционной России купечество охотно помещало свои капиталы в картины, другие артефакты, создавались музеи. Государственная система признавала это, освобождая от налогов. Не так давно я был в Уфе. Меня поразило: оперный театр, в котором выступали Шаляпин и Нуриев, был создан в конце XIX века на общественные пожертвования. Это гордость на века! И челябинский Народный дом, где сейчас располагается Театр юного зрителя, построен на народные деньги. Поэтому сделан качественно, стоит второе столетие.

На челябинском вокзале нашими усилиями уже в третий раз повешена мемориальная доска, на которой мой кумир — Гарин-Михайловский. Николай Георгиевич был профессиональным инженером и написал самые лучшие книги из тех, что я читал. Опыт работы в обществе охраны памятников говорит о том, что никакая доска, установленная при одной власти, не существует при другой. Будет найден любой предлог, чтобы дезавуировать: ремонт, реконструкция, смена собственника... Первая доска, повешенная в 60-е годы ХХ века на старом челябинском вокзале была снята, потому что построили новый. Под нашим надзором была сделана вторая доска. Она провисела до юбилея и реконструкции вокзала и... на ее месте появилась доска в честь столетия Транссиба. А где предыдущая, никто не знает! Благодаря тому, что у нас сохраняются фотографии, снова и снова с помощью городской администрации предъявляем требования и восстанавливаем память. Это маленькая модель истории России. Новое руководство всегда дезавуирует достижения предыдущего.

Есть четыре издания истории южно-уральской железной дороги. Не трудно проследить, как смещаются акценты. Такова наша страна. Здесь много слоев. Оказывается, каждому поколению очень не нравится предыдущее, но весьма романтично выглядят поколения предпредыдущие, то есть деды и прадеды. Иногда дети плюют в лицо поколению отцов, иногда с отцами враждуют, как это было в гражданскую войну, и отвергают религию, которая дала нравственный корень. Они его топчут. А следующее поколение восклицает: «Зачем вы это сделали?!». Потому что ощущает пустоту.

Между «верхом» и «низом»

Я принадлежал к тому поколению, которое задумалось... Разрушенные церкви, используемые в качестве зерновых складов, вызывали сначала чувство тревоги, потом — омерзения. Мне довелось присутствовать при взрыве огромного собора в Троицке в 1959 году. Такое не забудется никогда. А потом взрывали Ипатьевский дом... Борьба за храмы — часть нашей судьбы. Трудно было даже представить, что переменится ситуация. На какие только ухищрения мы не шли! Мне запомнились храмы в селах Наследницкое и Николаевское Челябинской области. Храмы, окруженные стенами, дали возможность называть объекты «Крепости XVIII века». И нам пропускали финансирование на реставрацию. А когда выяснялось, что в центре ограждения собор, были серьезные столкновения с чиновниками. Спасало одно: мы находили общий язык с сельчанами. 90 процентов финансирования — колхозные средства. И это нельзя было уже опротестовать.

Очень сложно налаживать диалог, находясь между «верхом» и «низом». Но эту миссию интеллигенция должна осуществлять. Если она служит только власти, ее презирают. Если она простому народу служит, ей сверху не дают двигаться. Задача — находить общий язык со всеми и быть ретранслятором.

Еще одно направление деятельности фонда — техническое наследие. О его своеобразии на Урале множество книг мною собрано. ...35 музеев в Екатеринбурге, 20 с лишним в Перми, 12 в Оренбурге, а мы упорно бьемся за третий музей для Челябинска, но все поворачиваются спиной. Почему мы так глухи к своему городу? Чем обернется беспамятность? Была попытка создать технический музей в нашем крае, несмотря на то, что фонд рождался на фоне дискуссии о закрытии атомной станции. Сначала нас поддержали, а потом... Техническое могущество обернулось заводским гнетом, экологическими проблемами, и индустриальное богатство оказалось на обочине. Огромное количество предприятий закрыли, цеха перепрофилируются, площади изымаются. Начался новый процесс, предсказать который не так трудно. Модернизация требует другого оснащения.

Мне, как инженеру и рабу культуры, эти обе стороны понятны. И мы продолжаем находить новые материалы об индустрии Южного Урала. Правительство области, наконец, созрело — создается многотомник индустриальной истории нашего края. Это новый взгляд, новые знания. Что такое промышленники? В чем сегодня новизна? Какими промышленники будут завтра?

Мы за восстановление памятников и памяти. Мы каждое событие предугадываем, видим изменение вектора. И когда сейчас многие интеллигенты сходятся во мнении, что начинается средневековье... А ведь это все в работах Вернадского очень хорошо было предсказано. Рациональный уклон сопровождается торможением. Наука дала атомную бомбу. Боже мой, разум стал страшен! Как не уйти в веру, в теплоту той религии, которая сопровождала предыдущие, золотые века? Огромное количество людей, привлекаемое сегодня церковью, вполне объяснимо.

Конец цивилизации героев

Между тем без модернизации невозможно будущее. Есть особая прелесть в сочетании научного взгляда на жизнь и знания психологии человека. Сейчас резкое разочарование наблюдается в способностях интеллекта. Мы говорим о том, что египтяне создавали свои пирамиды, обладая каким-то внутренним интуитивным чутьем, не имея того технического арсенала, который сегодня есть у нас. Однако мы не способны создавать такие вещи, даже и не пытаемся. Но тем и привлекательнее прошлое, которое дарит цельный взгляд на мир, как часть космоса, где законы обратной связи, возмездия чрезвычайно сильны. Важно не допускать распада на любом уровне: жилья, одежды, образа жизни. Не убираешь пыль в квартире три дня — через неделю получишь заболевание. Природа не будет напоминать о том, что ты должен делать на этой земле. Ежесекундно требуются самодисциплина, работа мозга, нравственности. Это стержень любой естественнонаучной теории. Природа не даст обманной цивилизации жить на свете. Делайте вид, что все в порядке, что у вас лучшая цивилизация на земле. Но это будет миф. Реальность такова: за каждое неправедное действие по отношению к природе человек понесет наказание. Распивайте свое пиво в любом месте, швыряйте бутылки, куда угодно... Я никогда не буду унижаться до того, чтобы молодежь стыдить, хватать за шиворот и требовать убрать оставленный мусор. Просто смотрю в глаза парню, нарушающему законы космоса... В этом городе я живу с детства и на примерах конкретных семей знаю, как настигало людей возмездие.

Природу не интересуют ваши желания. Если вы ее хотите уничтожать, понимайте, что она прежде уничтожит вас. И это происходит. Вдруг возникает жуткий СПИД, природу которого никто не знает, другие негативные массовые явления, тоже вполне предсказуемые, кстати. Будучи сторонником теории матриархата, уверен: цивилизации героев приходит конец. Нельзя жить жестокими мужскими законами. Нельзя силой разрешать вопросы самолюбия, собственности, территории... Да, наша страна не обратила внимания на учения великих гуманистов мира, в первых рядах которых Лев Толстой. Но сегодня мы уже не можем этого не делать. К счастью, существует школа Дмитрия Лихачева, прошедшего через лагеря. Это бесценное наследие всероссийского фонда культуры, от которого мы себя не отделяем.

Побеждать нужно по-женски: добротой, лаской, заботой, сопричастностью. Только так. Женщина умна и гуманна. Мать-прародительница — основа всех мифов, древнейший культ. Когда в центре храма мужское изображение — это один взгляд на мир, ущербный. А если это Богоматерь — взгляд становится иным. Та теплота, с которой женщина воспитывает ребенка, — ценность непреложная. Мужчина просто рядом, он за охоту отвечает, за безопасность. Но нравственно он не имеет никакого авторитета. Я глубоко убежден, что в мире будущем, когда конфликты станут глобального масштаба, люди изменят характер цивилизации. Есть такой курс, где показано, что внутриутробный период развития определяет будущую биографию человека, — психоистория. Проследили на примере великих злодеев и добряков, оказалось — прямая зависимость. Если кто-то терзал беременную, ребенок выходит из ее чрева, навсегда обреченный на злобу и агрессию. И он даже не догадывается, какова природа этих свойств. Разговаривать с девушками сегодня — это самое главное. Невозможно перевоспитать общество, не привлекая женщин. Изменить ситуацию могут только они.

Винтики и личности

В советский период многие задавались вопросом: «А зачем вообще нужны общественные организации? У нас ведь есть государство, профсоюзы...» И сегодня задаются этим вопросом люди, когда дело касается непонятных сторон жизни. Чтобы всецело отдаться общественной работе, надо понять нечто очень важное. Культура, являясь спасителем мира, учит человека гуманности, самостоятельности, а еще... не быть винтиком в госмашине. Нельзя все оценивать сквозь призму денег. Культура не дает быстрой прибыли, но создает не материальный духовный продукт, ценность которого осознается через многие десятилетия, а то и столетия.

Мы знали, что Россия — самая читающая страна. Я помню апофеоз 1989 года, когда была попытка издания 10-томника Пушкина по записи. Знаете, какое количество людей записалось? 10 миллионов! Оказалось, нужно вырубить половину лесов в России для того, чтобы издать десятитомник в необходимом количестве. Начали тормозить процесс. И я понял тогда, еще до появления компьютеров: книжная торговля обречена, спрос эта технология не удовлетворит. Опять же — спрос появляется через поколение. Сегодня советская литература почти вся отвергнута за исключением протестных фигур: Пастернак, Ахматова, Цветаева, Булгаков. Их хоть как-то молодежь знает. Но качнется маятник — и будут искать старые книги так, как описано в романе «451 градус по Фаренгейту». Тут ведь еще одна технически страшная вещь заложена. Информация в архивах в любом другом виде, кроме бумажного листа, размагничивается очень быстро. Методы записи устаревают, а расшифровывающих систем не найти. Требуется обязательное бумажное сопровождение, ведь долговечность этого носителя проверена веками.

— Культура не дает стать винтиками, вы говорите... Но государству-то как раз и нужны винтики. Может быть, поэтому культура финансируется по остаточному принципу или не финансируется вовсе?

— Модернизация требует независимой личности! Ну не возможно на потоке сделать ни одного значимого шага в сегодняшнем мире тонких био- и компьютерных технологий! Творческая личность может быть только штучная. Мы когда-нибудь все равно взвоем от того, что был сделан акцент на создание общества типовых людей. Советская власть этим пыталась прикрыться. Но имела богатейшее наследие русской культуры, не отвергла его, и наследие продолжало действовать вне рамок контролируемого социума. Мы воспитывались на рассказах узников сталинских лагерей. У нас были учителя-гиганты. Какими учителями станут кумиры сегодняшней молодежи, я не знаю. Их стремление превратить фанатов в толпу ощутимо. Но они тоже сопротивляются этому. На ЕГЭ кнопки сейчас дети нажимают... Не интересуемся, не знаем, что остается у них в душе. А фонд культуры знает, потому что сухой остаток — смысл нашей деятельности.

Казалось бы, о какой культуре можно говорить в стране, голодающей столетиями. Наши дети — первое поколение, которое не имеет даже понятия о голоде. Им кажется, что так было всегда. Все сейчас имеют наши дети. И слава богу! Но уже следующее поколение культуру взалкает. Взмолится оно, потому что причины несчастий будут исходить от грубостей нравов, от примитивности понимания происходящих процессов. Все закладывается сызмальства. Трудно, невозможно даже объяснить тридцатилетнему человеку обаяние и достоинства культуры. Входя в тебя, она становится настоящим ангелом-хранителем. Способен ли это человек самостоятельно понять, не уверен. Но в великих книгах все это написано. Возможно, только нравственное сопротивление злу. Только культура с ее извечной невраждебностью дает ответы на вопросы, как будет жить человечество и будет ли оно жить.

stroganova.su