Группа почти незнакомых друг другу людей тесной кучкой сидела в уютном подвале кафе, где оказалась сразу после похорон.
Когда неторопливо разместились, опрокинули по первой, свет неожиданно погас, и воцарилась тишина.
Свечей, по-видимому, в заведении не оказалось.
Почиркав зажигалками, решили обождать, пока починят электричество, негромко начали общаться и при загробно бледном освещении от немигающих, лежащих под руками телефонов все походили на каких-то странных призраков с огромными расплывчато продолговатыми полупрозрачными тенями, ползущими по низким сводам потолка и стен.
Да. Помер Аркаша. Всего тридцать восемь... - сказал чей-то голос.
Хороший был... Добрый, - отозвались откуда-то из глубины, - Компании очень любил. Какой-то, правда, он всегда был неприкаянный, не прибранный... какой-то брошенный он был, ненужный никому...
Но у него же дочери — две девочки? - заметил кто-то рядом.
От разных матерей. Они малы ещё...
Одна в Карелии, другая во Владивостоке. А это - эвон, где! А мы... Когда ещё сподобятся добраться...
А матери?...
Что «матери»? Им сообщили.
Да. У него ведь у самого отца тоже не было, - напомнил кто-то знающий, - Мать непутёвая была... Не было защиты у него. Во всю жизнь ему некуда было голову преклонить. Вот он и маялся. И не везло ему. Разлуку с дочерьми он очень тяжело переживал, да так уж как-то вышло...
Ну, Царствие ему Небесное! Пусть хоть там повезёт человеку!
Осторожно во мраке наполнили рюмки. Покачивая странными тенями, выпили.
Вот ведь, верим во всякую чушь..., - вздохнув, заметил кто-то тихо сам себе.
В какую это «чушь»?
Ну вот, в загробную-то эту жизнь...
А я поверила! - вновь отозвался тот довольно мелодичный чуть хмельной и, видимо от этого решительный, но мягкий голос, и все, слегка уняв начавшуюся после выпивки возню с закусками, прислушались, -
Не успел наш сын окончить школу и удачно поступить в университет, как некая старушка-поэтесса, ни разу во всю жизнь не воздержавшая своих желаний, устроила нам беспредельный ужас — мальчишку нашего заставила любить себя каким-то чёрным приворотом...
Самой уж далеко за сорок, ему всего лишь восемнадцать!
Начал он отбиваться от рук: стал курить, учёбу бросил, потом совсем ушёл из дому.
К ней...
Сколько слёз моих в то время пролилось, сколько горьких бессонных ночей...
Как жива ещё тогда осталась?
И чем она его околдовала, заманила?
А я ведь ездила туда и видела, какие там углы отбитые в квартире, какие стены грязные, как всё запущено...
Входная дверь не закрывается, и все всегда сидят на кухне курят, курят...
И тут же сын её того же возраста, что наш!
Какие-то всё люди посторонние заходят...
Какой уж там «рай в шалаше», когда он приходил домой совсем опустошённый!...
Сядет к нам на наш диван, сидит, сидит...
С ним раньше никогда такого не бывало — всегда у себя занимался каким-нибудь делом, а интересов у него и увлечений много было...
А тут, как будь-то, помощи от нас какой-то ждёт: придёт с потухшим взором, сядет на диван, и неподвижно так сидит, сидит...
И очень кстати в это время на своей работе в разговорах я услышала о ясновидящей, которая каким-то чудом помогает людям — снимает порчу, сглазы, привороты, лечит...
Сказали мне, как разыскать её.
После работы к ней тот час же и поехала.
Приехала за тридевять земель в какую-то общагу, где она жила с двумя детьми и с мужем в одной комнатушке.
Стучу, никто не отвечает.
Другой раз постучала — ни гугу.
Спиной к стене прижалась в коридоре, так съехала по ней, сижу напротив, плачу, а сама решила — пока не дождусь, никуда не уйду.
А дверь немного погодя открылась, и Наташа вышла.
Сама такая ярко рыжая, красивая, широкая, глаза большие, голубые, добрые...
И говорит: «Сегодня я уже не принимаю. Я устала.»
А я сквозь слёзы умоляю: «Помогите! Буду ждать!»
«А Вам всё равно уже поздно - уже не помочь.» - отвечает.
А я уже встать не могу — так сижу и реву.
«Ну, давайте, попробуем что-нибудь сделать...» - впустила меня.
«Он у Вас со старой женщиной живёт?»
Я ответила: «Да.»
«Вы крещёная? Подите в церковь, купите там святой воды, свечку (ещё какие-то предметы — я уже не помню, что) и завтра сразу же ко мне.»
Я, конечно же, сразу в любимую нашу ближайшую церковь помчалась.
Приехала на кладбище, иду между могил к ней по тропиночке...
И вдруг такая налетела страшная гроза, ну, просто невозможный ураган: деревья гнутся до земли, огромные оторванные ветви падают, сухие сучья сверху сыплются, а ветер до того на всё бросается, что кажется, вот-вот всё в клочья разорвёт, зонт вывернулся наизнанку, внезапные молнии жутко взрываются, слепят, грохочут, в глаза полыхают, и всё так отчаянно бешено воет, гремит и трещит, будь-то сам дьявол меня не пускает туда!
А в церкви говорят: «Вы знаете, какой сегодня день? Николай Чудотворец сегодня родился!»
Я даже почему-то ничему не удивилась, купила, что мне было велено и сразу же наследующий день всё это привезла Наташе.
Она чего-то пошептала, почитала что-то над иконкой, что-то поделала, накапала со свечки воск в бутылку со святой водой, которую я привезла, и говорит: «Попробуем. Вы верьте. Когда надумает Ваш сын домой вернуться, все эти капельки опустятся на дно.»
Дала какой-то маленький пакетик (в бумажку что-то завернула) и велела закопать, чтобы никто не видел.
Ещё дала какой-то крошечный пакетик из фольги и строго запретила разворачивать его хоть под каким предлогом, но чтобы бережно хранить.
И за работу ничего не приняла, а только отругала за такое предложение.
Мы с мужем закопали тот пакетик, стали ждать.
А сына нет и нет.
Сначала день, потом другой, потом неделя...
И вдруг в начале лета возвращается с вещами и горящими глазами!
Только тогда я стала понемногу оживать.
Проверила бутылку со святой водой — все капельки лежат на дне!
А в курточке его случайно обнаружила иглу — сидела как-то гладила её рукой и укололась.
С тех пор уверовала я сознательно.
Звук её голоса растаял в тишине.
Официантка наконец-то раздобыла где-то свечку, внесла её зажжённою, поставила на стол, и все переглянулись.
При свете этого трепещущего огонька лица собравшихся как будь-то снова обрели живую плоть, бесформенные тени на стене приобрели порядок, чёткость, ощутимо загустели, и вся компания слегка напомнила картину «Тайная вечеря»...
Но тут включилось восстановленное освещение и в ярком электрическом его сиянии
исчезло таинство, а вместе с ним и откровение.
14.12.2017. Одуй